«Ты поедешь не одна, с тобой будет еще один товарищ. Он отвечает за вас обоих, и ему очень на руку, что ты уже знаешь Китай. Кстати, вам лучше всего ехать под видом супружеской пары».

Ну, уж этого-то вполне можно избежать. Отправиться на край света с незнакомым человеком, жить там, рассчитывая только на себя и на него, — и без брачных уз проблем хватит.

«Не смотри на меня так испуганно. Арне — хороший партийный товарищ. Ему двадцать девять лет, общий язык вы найдете. Дело, конечно, ваше, можете не жениться, но хоть притворитесь, что вы вместе, для тебя это наилучшее прикрытие. Он поселится в Фыньяне под видом коммерсанта, и тут ты опять-таки должна ему помочь. По профессии-то он моряк».

«Если я найду другой способ легализоваться, вы не будете возражать?»

«На месте разберетесь».

«А вдруг ничего не выйдет? Может ведь оказаться, что мы вообще не…»

«Задание очень важное. С плохим человеком я бы тебя не посылал, сама знаешь. Завтра я вас познакомлю».

И вот завтра наступило. Через час встреча с незнакомцем. Моряк, тремя годами старше меня. Даже узнай я о нем больше — что толку? Есть тысячи возможностей отравить друг другу жизнь и ни одной — расстаться.

«Хороший партийный товарищ». Я уже не до такой степени наивна, чтобы только поэтому считать его хорошим человеком. Кстати, я давно отучила себя делить людей на хороших и плохих, хотя порой мне до смерти этого хотелось — ведь так проще жить.

Оставалось надеяться хотя бы на то, что хороших качеств у этого моряка все-таки больше, но и тогда нет уверенности, что мы поладим. Иные хорошие люди до такой степени действовали мне на нервы, что я с трудом выдерживала их даже в течение часа. Особенно я не терпела педантов, хвастунов, зануд и субъектов толстокожих, лишенных чувства юмора. Но с другой стороны, порядком наберется людей, которым действую на нервы я, — вот вам и вторая опасность.

Моряк — это неплохо. С такой профессией и по свету поездишь, и опыта наберешься, и за себя постоять сумеешь.

Что касается работы, я подчинюсь ему только в том случае, если он докажет свое умение руководить. А вдруг он упрям, себялюбив, мелочен или вспыльчив? Думай не думай, толку чуть: пусть даже мы друг другу несимпатичны, ладить все равно придется, и я уже догадывалась, какие меня ждут мучения.

На обратном пути я заметила в витрине универсального магазина детскую меховую шапочку и, мгновенно забыв о моряке, опять повеселела. На целых восемь месяцев работа разлучила меня с сынишкой, но очень скоро мы опять будем вместе и уже не расстанемся. Зимы в Маньчжурии суровые, и теплая шапочка будет не лишней. С каким удовольствием я впервые за все это время снова покупала детскую вещицу! Конечно, разумнее было бы дождаться приезда сына и сперва примерить шапочку, но нам и без того так часто приходилось сохранять благоразумие! Я шла с незавернутой шапочкой в руке, воображая, как надену ее на Франка, видела черный мех, светлые волосы мальчугана, голубые глаза, нежную кожу.

У меня даже голова кружилась от волнения, пока я ждала встречи с незнакомцем на квартире одного из товарищей. Хозяина дома не было, ключ мне передали накануне. Повесив пальто на вешалку, я прошла в нетопленую гостиную. Ждать пришлось недолго. Скрипнула входная дверь, послышались мужские голоса, в комнату постучали — и вошел Карл в сопровождении моряка.

— Это Арне. А это твоя помощница. Знакомьтесь. Оставляю вас одних.

Я никак не ожидала, что Карл уйдет так скоро. Едва мы успели поздороваться, как он уже исчез. Мои холодные пальцы ощутили тепло чужой руки, я увидела светлые волосы, высокий крутой лоб — слишком большой для такого лица, — выступающие скулы, голубовато-зеленые глаза с узким четким разрезом.

Короткое рукопожатие. Мой взгляд скользнул к окну: пусть он начнет первым.

— Ты вся дрожишь. Замерзла?

Я не успела ответить, а он уже снял пальто и набросил мне на плечи — полы свесились чуть не до земли. Пальто было тяжелое, но мне вдруг почему-то стало легко-легко.

Мы заговорили о будущей работе. В первую очередь его интересовало, какие у меня навыки в обращении с рацией и умею ли я сама собрать радиопередатчик. Быстро выяснилось, что он понимает в этом куда больше меня. Ведь училась я в Китае, притом очень недолго, но он-то об этом не знал. Беседа текла вяло. Арне был немногословен, а я выжидала.

— Эта шапочка, которую ты комкаешь, — сказал он после долгого молчания, — она тебе не мала? По-моему, размер явно не твой.

— А это вовсе и не моя. Она для сына.

Он изумленно воззрился на меня.

— Для… для… У тебя есть сын?

— А ты не знал?

Он отрицательно покачал головой.

Я же просила сказать ему. Почему этого не сделали?

— Франку три года. Он поедет со мной.

Ну, сейчас начнется: подумала ли я о том, что ребенок свяжет меня по рукам и ногам, что женщине с ребенком опасности не по плечу, разве не лучше…

Тогда я скажу: да, без ребенка лучше, поговори с товарищем Карлом, пусть подыщет тебе другую помощницу.

Но Арне смотрел на меня и молчал.

— Ты что, против? — спросила я.

— Почему? — впервые улыбнулся он. — Куда же нам без юной смены?

Не помню, о чем мы еще говорили. Помню только, я отчаянно старалась держаться бойко и решительно, ведь мало того, что Арне заметил мою нетвердость в радиотехнике, так тут еще и ребенок. Пусть знает, товарищ — человек выносливый и дело свое сделает, несмотря ни на что.

Решено было ближайшим рейсом выехать из Триеста в Шанхай, причем у попутчиков необходимо создать впечатление, что познакомились мы только на пароходе. На следующий день, после обеда, мы встретились еще раз, чтобы обсудить кое-какие детали. Каково же было мое удивление, когда Арне предложил вечером сходить в кино. Из трамвая, по дороге на явку в районе Вршовице, я заметила афишу какого-то французского фильма. Мне бросилось в глаза название кинотеатра — «Пилот». Пойти с Арне в кино здесь, в пригороде, — не слишком уж серьезное нарушение правил конспирации, и я порадовалась маленькому развлечению. Завтра я увижу сына, друзья привезут его из Германии. Разве в такую ночь уснешь?

Разлуку с Франком я переносила с огромным трудом. Жгучая тоска по сыну рождала во мне неудержимую тягу к другим детям. Склоняясь у магазина над чужой коляской, я прекрасно понимала женщин, которые крадут детей, чтобы ухаживать за ними, кормить, нянчить. Я провожала взглядом ребятишек постарше, шла за ними — только бы услышать их звонкие голоса. Долгих восемь месяцев Франк рос вдали от меня — это время безвозвратно ушло в прошлое и утрачено навсегда.

Встретились мы с Арне у кинотеатра, который внешне ничем не напоминал о пилотах. Ступеньки вели вниз, в маленький душный зальчик с жесткими стульями. Французский фильм «La maternelle» — «Материнское чувство» — рассказывал о судьбах приютских детей. Знала бы я, что со мной сделает этот фильм, ни за что не пошла бы с Арне в кино. Через каких-то десять минут по моим щекам неудержимо покатились слезы. Только бы Арне не увидел! Я боялся пошевельнуться и ругала себя за слабость, но что толку — слезы текли и текли. Вцепившись в подлокотники, я беззвучно сглатывала подступавший к горлу комок и ждала, пока двести сорок дней тоски наконец выльются слезами.

Дети играли превосходно, и сюжет был ужасно трогательный, так что даже зрители, у которых не было особых причин плакать, сидели с повлажневшими глазами. Арне повернулся и увидел, что я вся в слезах.

— Вообще-то я не такая… — с трудом выдавила я.

Он обнял меня за плечи.

— Я рад, что ты такая.

В Триест Арне выехал раньше меня.

Увидев сына, я в первую минуту остолбенела. Лишний пример тому, как неожиданно порой развиваются события, которых ждешь с огромным нетерпением. Чужой маленький мальчик, и я для него тоже чужая. Стоим и смотрим друг на друга. Вместо того чтобы поздороваться, он вдруг закатился долгим тягучим кашлем, даже личико посинело. Коклюш. Три недели плавания и смена климата пойдут ему на пользу. Да и сама я решила отдохнуть после долгих месяцев тяжкого труда.