Он ненадолго застыл, вглядываясь в усталую и чуть брезгливую улыбку, пробивающуюся сквозь смазанные черты жадеитового лица, с еле уловимой нежностью расправил концы шарфа и, коротко поклонившись скульптуре, решительно удалился.

– Знаешь, – негромко бросил, входя в ворота дома Шандиса Васа, – «совершенные» Кьяя были воистину совершенны. Мне жаль.

Так совпало, а может быть, было задумано сразу, что прощальный пир Шандис Васа Куккья объединил с представлением законченного триптиха по «Легенде о Великой Реке». Были приглашены члены клана, коллеги и соперники, друзья семьи и просто любители искусства. Именно любители, кстати, были самыми непростыми.

На почетном месте, чуть возвышаясь над гомонящими гостями, сидел Учитель Доо, а напротив были установлены деревянные панно, изготовленные с поразительным мастерством. На левой части триптиха из воды выходила, прикрываясь длинными волосами, прекрасная дева, центральный изображал влюбленную пару, а на последней одинокий юноша в мольбе поднимал взор к небесам, сжимая прощальное письмо.

Триптих был прекрасен. Шандис Васа Куккья обещал, что я увижу шедевр, и не обманул: это был шедевр. Еще до прибытия гостей всласть налюбовался изящными жестами и естественными позами героев легенды, деликатностью их эмоций, искусно спрятанных в выражения лиц, ошеломляющими пейзажами, на фоне которых разворачивалось действо. Хотя композиция последнего панно явно говорила о том, что прообразом послужил набросок, сделанный второпях нашим гостеприимным хозяином, себя в герое не признал. Тем не менее некоторые ранние зрители, наткнувшись на меня взглядом, продолжали провожать глазами.

Отовсюду доносились возгласы восхищения. Гости, почтительно поприветствовав Учителя Доо, толпились вокруг Шандиса Васа, одаривая комплиментами. Слуги скользили незаметными тенями, заменяя опустевшие блюда полными.

– Напыщенный болван! – донесся до меня шепот, похожий на змеиное шипение. – Плюет на все нормы нравственности...

На подушки опустилась группа гостей, только что бурно восторгавшаяся представленным произведением искусства.

– Он пользуется покровительством двора, ему многое позволено... – возразил собеседник.

– Нельзя творить такую мерзость даже гениальным резцом. Бесстыдство! Голые ноги...

– Они же в воде! – пылко возразил юный голос, «давший петуха» от волнения.

– Но под водой – голые! Не перебивай. Воистину грядет окончательный упадок духовности! Но непочтительность к учителю легко исправляется поркой. По возвращении скажи управляющему, что в наказание я определил тебе пять ударов палкой по пяткам.

– Кто этот нищий невежда, которому мы вынуждены кланяться? – в разговор вклинился капризный баритон из новой компании, присоединившейся к сидящим.

– Очередной бродяга, которого из канавы выловил наш «благочестивый» ханжа, – с ехидной усмешкой ответил лидер первой группы.

– Но это переходит все рамки приличия! – мелодичный голос вибрировал от возмущения. Возмущающийся был очень красив: черные глаза с поволокой, тщательно завитые кудри, благоухающие ароматными маслами, чисто выбритое лицо с чувственными яркими губами. Лишь мягкий округлый подбородок удерживал от желания назвать его образцом настоящего мужчины. Длинные нервные пальцы сжимали шелковый платочек, обшитый шариками с благовонием. – Я должен выражать почтение к нищей крысе... – он закатил глаза. – Я! Неделю назад певший для императора, да продлит Вечносущее Небо его годы на тысячу лет...

– Расскажи нам, сладкоголосый, как поживает Бахар?

– О-о-о, там все не так, как в нашем захолустье, – платочек вспорхнул к благородному носу. – В этом сезоне модны одежды пастельных тонов, длинные развевающиеся рукава и прозрачные ткани. Собрания высшего общества похожи на сад, полный весенних цветов. При дворе собрались утонченные ценители, которые знают толк в искусстве: как они мне аплодировали! А одна придворная дама даже...

– Видел кого-нибудь из Шести семей?

– Всех видел. Они сидели на помосте позади императорской четы и наслаждались моим пением. Мне пожаловали...

– А правду говорят, что Туркисы собирают караван на восток, за перевалы?

– Может, и собирают, – красавчик пожал плечами и снова поднес платок к носу, – не интересуюсь столь низменными материями. Артисты при дворе, должен заметить, поют отвратительно. Когда я исполнял «Любовь не ведает преград», клянусь, у зрителей выступали слезы на глазах. Но вот нашим музыкантам есть чему поучиться в Гнезде дракона...

– Что это?

– Ах да! Вы же не знаете, как в высшем свете называют императорский дворец...

«Гнездо дракона»? Странное название, напоминает пошлую оперетку. Отец никогда не употреблял такого наименования Двора.

– А разве драконы живут в гнезде? – снова вклинился в беседу ранее обремененный наказанием ученик.

Отчаянный парень. Интересно, сколько раз в день его колотят?

– Какая разница! – махнул рукой певец. – Это лишь поэтическое обозначение мощи и могущества императора, да продлит его годы Вечносущее Небо на тысячу лет. При дворе много наших, из старших и младших семей Куккья. Сотни поэтов и певцов восхваляют процветающую эпоху, в которой нам выпало счастье творить...

– А Тулипало? Ты общался с Тулипало? С Иса? С Терасами?

– О чем? – изумился оратор. – Что у меня может быть общего с тупыми Тулипало или нудными Иса?

– Ну, судя по тому, какие слухи доходят до нас, Иса в последнее время стали не столь высокоморальны, как ты считаешь, – поддел его лидер первой группы.

– Ерунда! У наследника совершенно отсутствовало воображение. Резать продажных девок, даже если их много...

– Тс-с-с! Здесь присутствуют люди из администрации. Куккья не скажут тебе спасибо, если ты оскорбишь их управляющих.

Аджи? Режет девок? Мой Аджитабхитиграпасалар, безупречный истинный Иса? Я не верил своим ушам.

– Ничего они мне не сделают! – певец норовисто вскинул голову. – Положение Иса далеко не так прочно, как принято думать. В столице уже ходят разговоры о том, что должность Первого министра нужно передать в другую семью.

– Но у них, вроде бы, есть еще один отпрыск...

– Мальчик не в себе, – с деланной печалью парировал красавчик, – Его никому не показывают с рождения, а сейчас, говорят, вообще удалили в провинцию, чтобы не позорил род. Хотя куда уж дальше позорить? Иса вырождаются...

Положение не так прочно как раньше... Я начал понимать истинные причины моей ссылки в «Дом в камышах», молчание отца, его постоянную погруженность в работу и внезапный отъезд семьи из столицы. Но Аджи, что ты мог натворить, если твои поступки так ударили по репутации рода? Ты никогда бы не пошел на то, в чем тебя обвиняют: высота нашего положения значила для тебя очень многое. А я, «мальчик-не-в-себе», слабоумное существо, скрываемое от глаз людей, помню, всегда презирал тебя за это... Есть ли в словах злословящего красавчика хоть частица правды?

С трудом обуздав вспыхнувший гнев, я вновь обратил внимание на происходящее в пиршественном зале. Гости расположились у столиков с угощением и тихо переговаривались друг с другом. В равномерный гул голосов теперь вклинивались мелодичные аккорды: музыканты проверяли звучание инструментов. Мальчики-слуги усадили на подушки сухонького старичка, почтительно поддерживая его под руки и расставили перед ним ряд каменных скрижалей.

– О, настоящий аэд! – в голосе моего соседа слева был слышен искренний интерес. – Оригинально. Я и не знал, что Васа имеют право пользоваться услугами хранителей древних знаний.

– Так выглядят старинные книги Танджевура? – я не смог удержаться от вопроса.

– Нет, – высокомерно пояснил сидящий напротив пухлый мужчина, с руками, унизанными вычурными перстнями, – эти записи пришли с нами из Зебанавара, они составлены раньше, чем начался исход Куккья с запада.

Унылый и протяжный стон флейты, поддержанный рокотом барабанов пронзил зал. Пауза наполнилась молчанием.