– А что такое я творю? – я кипел обидой и негодованием.

– Как ты посмел оскорбить старшего по возрасту, да еще и гостя?

– Я посмел? – меня почти трясло от вновь вспыхнувшей ярости. – А вот посмел! Я его сюда не звал. И не смей распоряжаться мной и моим имуществом на потеху черни!

– О-о-о, – Учитель Доо рассматривал меня, как натуралист редкую бабочку, – как все запущено. Видимо, пора немного вправить тебе мозги: двадцать кругов вокруг дома...

– И не подумаю! – я гордо задрал нос и отвернулся к стволу дерева, но был подхвачен за шиворот и выброшен из зарослей.

– Пробегись, – донесся вслед совет, – перед серьезной беседой. Нам обоим надо слегка остыть.

Я впервые не повиновался приказу Учителя Доо. Впервые нагрубил ему. Сегодня вообще многое со мной происходит впервые... что за день такой? Но ведь я прав! Независимо вскинул подбородок и все же затрусил по давно протоптанной вокруг дома беговой дорожке.

Разговор продолжился после посещения купальни и сытного ужина. Мы сидели на крыше, овеваемые тихим ветерком, и наблюдали, как теплый шар солнца крадется к верхушкам Западного леса. Из необъятного рукава Учителя Доо появился брошенный утреннему визитеру кошель и мягко опустился мне на колени. Мне показалось, что утром он был поувесистей, и я уже открыл рот, чтобы спросить у Учителя, чем закончился разговор с мато-якки, но не успел сказать ни слова.

– Скажи, мой юный друг, как ты смел опозорить искусство «единой нити» уличной дракой?

Его слова меня ошеломили. Ладно бы получить выговор за выбитые зубы или неловкое вмешательство в разговор взрослых, но «позорить искусство»? Похоже, учитель не в себе!

– Если бы я не опозорил искусство «единой нити» в уличной драке, – передразнил я наставника, – то в этой уличной драке опозорили бы меня. А то и вовсе... забили бы.

– Ты понимаешь, что «единая нить» – это воинское искусство? Оно предназначено не для того, чтобы колотить простолюдинов на улицах или тешить самолюбие в благородных спортивных схватках. Оно предназначено для того, чтобы убивать.

Убивать? Учиться есть, дышать, ходить, сидеть – это «убивать»? Стоять на одной ноге часами – это «убивать»?

– Как можно убить без оружия, скажи, о наставник ужасного воинского искусства? – я картинно вытаращил глаза и развел руки.

– Твое оружие – ты сам. Всегда и везде. В темных переулках и на храмовых церемониях, в торговых лавках и на состязаниях поэтов, твое оружие – ты сам, – печалясь воплощению столь вопиющей тупости в моем лице, покачал головой Учитель Доо. – Покажи, как ты ударил своего противника.

Я чуть размял затекшие от долгого сидения ноги и воспроизвел отход с линии атаки, блок и удар.

– Какое счастье, что ты еще так неуклюж, – усмехнулся наставник. – Смотри. Чуть точнее – и «пятка» ладони воткнулась бы в основание носа. Сломанные кости переносицы, подхваченные инерцией удара, вошли бы глубоко, достигнув мозга. Вместо подростка с выбитыми зубами мы имели бы на руках стопроцентный труп, и тогда разбирательство с мато-якки не закончилось бы столь быстро.

Наставник убрал свою руку от моего лица:

– Теперь понимаешь? Это не для мальчишеских драк.

Я кивнул, слегка струсив задним числом.

– Но почему они вообще напали на меня? – этот вопрос с утра не давал покоя. – Я ведь столкнулся с ними впервые и ничем не мог ущемить их интересов...

– Им не нужна причина для драк и отъема денег. Представь картинку: молодой, весьма не бедный, одинокий и столь явно чужой... Ты ходячая провокация, мой мальчик. На таких прохожих и натаскивают своих щенков мато-якки. Как ты думаешь, зачем их старший приходил к нам? Почему его заинтересовал твой дом?.. – я недоуменно пожал плечами. – Оценивал платежеспособность и убеждался в принадлежности к семье власть имущих. Провокация, шантаж: «Вы убили сына бедной вдовы»... Раз ввязавшись в неподобающую благородному уличную драку, ты платил бы им дань всю свою жизнь. Деньгами или услугами. Простой крючок на глупую рыбку.

– Учитель Доо, но как мне быть дальше? Ведь подобные ситуации будут повторяться...

– Лучшая драка – отсутствие драки. – Учитель Доо пожал плечами. – Избегай места и времени, где она возникает. Ускользай, если она завязалась, или убивай, не оставляя свидетелей. Всегда действуй по своей воле и не ведись на провокации, затягивающие тебя в чужую игру по неизвестному сценарию.

– Но... как?

– Тренируйся. Тело лучше знает, что делать, – я согласно кивнул, наученный сегодняшним опытом. – Оно разовьет в тебе способность предвидения и уведет от опасности. Ты сможешь чуять ее даже... гхм, спиной. Это очень уязвимое место. Но я хотел поговорить с тобой о другом: почему ты столь пренебрежительно относишься к тем, кто тебя окружает?

– Почему пренебрежительно? – столь странная оценка моих поступков и мотивов удивила меня.

– Ты явно считаешь себя выше простых горожан. – Учитель Доо не шутил, он на самом деле ждал ответа на этот нелепый вопрос.

– Разве я грубо обращаюсь с теми, кто живет в квартале Ворон? И никогда не утверждал, что они хуже меня...

– А разве обязательно нужны слова?

И тут я вспомнил свое наплевательское отношение к требованиям Айсина Гёро оставить расследование краж... Я не верил, что недалекий вояка справится со столь необычным случаем. Игнорировал его призывы к осторожности, почитая их проявлением трусости и забывая о том, что именно стража отвечает за жизнь жителей квартала, их покой и сохранность жилищ. За все неприятности, в которые мог попасть младший сын высшей семьи, пришлось бы отвечать ему, и это уж точно не лучшим образом сказалось бы на карьере десятника. Малограмотная и грубоватая Шая... я подсмеивался над ее манерами, ошибками в письме, нелепыми реакциями, хотя впервые моральную поддержку получил именно от нее. Дэйю... имела полное право командовать мною тогда, когда мы собирались проводить ритуал из магии костей: она знала о нем все, я – ничего. А я насмешничал над выданными инструкциями, не веря в мудрость старухи. И даже сейчас не могу назвать ее «госпожой»! Язык не поворачивается. Умин и многие посетители кабачка выражали участие и своеобразно, но заботились... Я же воспринимал все как должное.

Стыд обжег жаром. Вспыхнули даже кончики ушей.

– А как еще можно оценить твою заносчивость? – Учитель Доо заглатывал меня постепенно, но неотвратимо, как удав кролика. – Почему ты смеешь ставить оценки и выносить суждения столь поспешно, словно мудрость и жизненный опыт позволяют раскрыть истинную суть окружающих тебя людей за долю мгновения?

– А почему я должен терпеть неуважительное и грубое обращение? – я все еще сопротивлялся его давлению, но в глубине души признал справедливость упреков. – А главное, от кого? Ну вот кто они такие? Какие-то гончары, ткачи, лавочники... Я к ним должен относиться с почтением? Почему?

– Тебе рассказывали истории о родоначальнике семьи Иса?

– Конечно. Байки из погребальной камеры! – пренебрежительно махнул рукой и провыл с пафосными интонациями бродячего сказителя, – «Сони Иса был простым гончаром...».

Я возмущенно уставился на Учителя Доо, подозревая, что он поддержал бы тех исследователей-ренегатов, кто утверждал, что наш ромбовидный герб был всего лишь примитивной отрисовкой амфор для вина, а вовсе не стилизованным кристаллом священного Синего Льда. Эти глупцы говорили о том, что все люди равны от природы и сословное деление противоречит естественному порядку вещей. И основатели старых родов были такими же, как все остальные, им просто повезло... Чушь! Люди от природы не равны. Они бывают сильными и слабыми, смелыми и трусливыми, умными и глупыми, великими и ничтожными. Наши предки – сильные, смелые и умные, иначе не смогли бы больше тысячи лет управлять самой обширной империей мира. Никто не смеет преуменьшать их величие!

Но стоит признать, что простые горожане тоже хранят немало секретов. К некоторым я прикоснулся сегодня.

– Учитель Доо, эти портные... Кто они на самом деле?