— Да, пожалуй, — задумчиво отозвался моряк. — Надо чернозёма, песка, мелкого гравия привезти. Машин 15–20. Саженцы в лесу найду, а вот газонная трава… Пока всё вырастет, окрепнет — время надо. И труд большой.
Ирина Яновна погрузилась в хозяйственные планы, приговаривая:
— Дом получается большой, красивый. Двести квадратных метров. Два этажа вместе с мансардой. Пять комнат. Нужно предусмотреть эркеры: фасадную террасу с балконом, сзади дома — крыльцо. Хочу как в Сирагузах — она посмотрела на Андрея.
Платоныч добавил:
— Вера Яновна хочет начать отделку, но сначала нужно водоснабжение, электроснабжение, канализация. К «ноябрьским» она планировала закончить всё. Мне нужны «бурилы», электрики, пара чернорабочих и пара отделочников. И материалы.
— Ты мне обещал в мансарде сделать «светёлку» для меня. С особой фантазией. Своды из коряг…
— Эх, дочка. Хватит тебе по светёлкам сидеть. Пора уж и жениха выглядеть, — ворчал «дядька».
Ирина сразу потупила глаза и замкнулась.
— Сам там буду иной раз ночевать. Как Анна запилит. И русалочек приведу, — не обратив внимания, добавил моряк.
Андрей незаметно тронул его за руку.
А вот и появилась усадьба. Дмитрий Платонович сделал короткий звонок жене, и в момент, когда машина остановилась возле парадной террасы, навстречу вышла счастливо улыбающаяся Мария Родиславовна. Вслед ей Анна Никитична, уже с мокрыми глазами и платочком в руке.
Бабуля расцеловалась с внучкой, затем сделала шажок к Андрею Петровичу. Спина её приняла особый торжественный вид, глаза лучились нежным теплом. Мужчина даже вытянул руки по швам и наклонил голову.
— Добрый день, дорогая Мария Родиславовна.
Пани Мария взяла обеими руками голову Андрея и поцеловала в лоб. Тот в ответ обнял старушку за плечи и затем поцеловал ей руки.
— Добрый день, Андрей Петрович! Вы — рыцарь. Я горжусь вами!
Ясно было, что сёстры уже успели по телефонам похвастать перед бабулей тем, что «операция прошла успешно». Может и сюжетные картинки схваток подкрасили яркими мазками героики.
— Спасибо за столь возвышенные слова. Но я должен сказать, что нашими замечательными приключениями мы обязаны вам и Георгию Натановичу.
— Ваша комната ждёт вас, Андрей Петрович. Устраивайтесь, и через час сбор в столовой. Сегодня предпраздничный ужин, а завтра, когда приедет Верочка, устроим пир.
Андрей попросил минуту внимания:
— Извините, но я имею провинциальную привычку сразу преподносить сувениры из дальних стран.
Он быстро достал из сумки то, что приготовил женщинам. Анна Никитична аж прижала колотушку к груди, искоса взглянув на хозяйственного мужа.
— Не бойся, не заберу. Вон мне-то что Петрович привёз! — Платоныч похвастал перчаткой.
Пани Мария тоже осталась очень довольна картиной и даже поцеловала её.
— А тебе, моя героическая сестрёнка, — Андрей неожиданно для себя и Ириши перешёл на «ты», — вот: памятная медаль за отвагу.
Андрей протянул ей карточку с изображением совы.
— Ой, как здорово! Где вы взяли? И хорошо, что вы обратились на «ты». И «сестрёнка» мне ужасно понравилось, — она прижала свою щёку к щеке мужчины.
— У тебя волосы пахнут Венецией, — тихо шепнул ей на ушко Андрей Петрович.
— Что вы там шепчетесь? Ну-ка, покажи! — заинтересовалась бабуля. — Вот про сов я и хочу узнать в первую очередь!
Иришка тоже одарила всех сувенирами.
Ужинали долго, толково и с беседой. Парадность ужина выдавали и сервировка, и закуски, и особенно несколько бутылок вина, из которых «вкусили» раньше, но вина были из очень дорогих, и грех было выпить всё сразу людям, не имеющим ярко выраженной склонности и опыта в виночерпии.
— Это с Иришкиного дня рождения осталось. С 21 мая. Вера привозила, — указала рукой на бутылки пани Мария и добавила. — Мне вон из той тёмно-зелёной бутылки, пожалуйста. Полней, полней налей, Андрей!
— О! Бабуля перешла от прозы к поэзии. А поэзия и вино неразделимы, — рассмеялась, слегка удивившись, внучка.
— Да, я заявляю, что ухожу в двухдневный «запой»: 150, нет 200 грамм вина сегодня за ужином и так же завтра.
Она сделала паузу и продолжила:
— Вы, Андрей Петрович, назвали Иришку сестрёнкой. Это замечательно! Позвольте и мне, Андрей, называть тебя сынком и обращаться на «ты». Хоть иногда, — она просительно смотрела на мужчину.
В глазах её Андрей увидел тяжёлую боль от воспоминания о погибшем сыне Яне.
— Конечно, я тронут, — он сглотнул комочек волнения.
— Иди, поцелуемся.
— А вы, пани Мария, позвольте и мне хоть иногда называть вас тётушкой. Можно? — уже спокойно спросил «сынок».
— Конечно. Молодец! Это вполне в духе нашей семьи. Давай ещё раз расцелуемся.
Они расцеловались трижды, все выпили. Иришка начала делиться своими впечатлениями о поездке. Говорила эмоционально, сбивчиво. Начала она с Сицилии. Восторженный окрас речи об Ортиджиа и Ното быстро сменился окрасом триллера. Как она мужественно участвовала в опасных приключениях. И про страшного Ричарда, и про катакомбы рассказала. А какой необыкновенный человек Андрей Петрович! А каковы его совы! И Видит он всё! Насквозь. И клад нашёл!
— А ты изменилась, внучка. Тебе была полезна эта встряска. А то киснешь тут со мной в усадьбе…
— Ну что ты, бабуля…
— Я знаю, что Вера увезла Пергамент в Москву. Я знаю теперь весь текст. Да и догадывались мы с Георгием… Но каковы совпадения! А что ты скажешь, Андрюша?
— Иришка сгущает краски, всё было достаточно элегантно… Лучше расскажи пани Марии о Флоренции и Венеции.
— Да, внученька. Где обещанные мне письма-эссе?
— О Флоренции отдам после ужина. А о Венеции… не пишется… А Вера приедет — посмотрим вместе фотографии…
— Надеюсь, письмо написано не так сбивчиво, как твой устный рассказ. Мы с Андреем Петровичем оценим стиль, — бабуля говорила тоном учительницы, хоть и чуть лукаво и мягко улыбаясь.
— Мы с Верой Яновной прочли. Всё замечательно! — поддержал «сетрёнку» Андрей. — От литературных оценок воздержусь. Я в отпуске и оценок, слава Богу, не выставляю.
— Хорошо, я прочту одна. На ночь глядя, — спокойно заключила Мария Родиславовна.
— Я с вашего разрешения пойду отдыхать к себе в комнату. Поезда и самолёты в таком объёме утомили меня, — сказала Ирина.
Вид у неё действительно был утомлённый. Может быть не только дорожная усталость, но и пылкий рассказ о Сицилии были причиной этому. Кроме того, мудрые глаза пани Марии и Андрея Петровича заметили, что упоминание о Венеции было чем-то огорчительно для девушки.
Когда Ирина вышла из столовой, Андрей сказал:
— А я пойду к Платонычу. Он меня пригласил в баню. И на стройку загляну. Можно, тётушка, я поживу тут у вас недельку-другую?
— И годик-другой, и десяток-другой… Я только не знаю, что будет тут… — её лицо стало тревожным. — И зачем новый флигель…
— Что вы имеете в виду?
— Вера приедет — обсудим.
Мужчина отнёс её тревожность на счёт преклонного возраста и продолжил:
— Я ещё обещал Платонычу партию в шахматы. А утром рано пойти с ним на рыбалку… Можно «сынку» пожить в таком «отвязанном» режиме?
— Можно. Взрослый сынок не должен быть пай-мальчиком. Но два условия…
Андрей насторожился.
— Первое: ужинаем здесь все вместе! — она сделала паузу.
— Хорошо. А второе?
— Ты подаришь мне медаль с совой. Как внучке, — её глаза по-детски капризно засветились надеждой.
— Пожалуйста, тётушка! — Андрей вручил «медаль».
Пани Мария глубокомысленно смотрела на кусочек картона. Затем резко вскинула глаза на мужчину:
— Андрей! Я совсем забыла спросить тебя… — глаза стали прищуренными, в них пряталась не забывчивость, а наоборот, ожидание, давно приготовленный вопрос. — Как вы «сработались», — она поморщилась от «неудобного» слова, — с Верой Яновной?
Рентген почти бесцветных глаз пани Марии просвечивал Андрея Петровича. Он начал что-то жевать губами и Мария Родиславовна чуть «нажала на педаль»:
