А я со своим дружком направилась дальше. Всю ночь благородный Сир шёл рядом, шаг в шаг. Когда я останавливалась, он без приказания садился, когда я где-нибудь присаживалась передохнуть, он ложился в ногах, языком облизывая мои и свои уставшие ступни. Голоса он ни разу не подал, не залаял. Когда пару раз ко мне близко подходили люди, да еще вытягивали руки в мою сторону, он грозно рычал. Прелесть! А туристов, Верочка, и ночью предостаточно! Но они движутся нешумно, как призраки. Или как в музее. А мы с Сиром их обходим… Немой кинематограф с ночным сюжетом!

… Мы смотрим снизу-вверх задрав головы на глыбу Палаццо-Веккьо. Мне показалось, что пес сейчас завоет. Или я… Зубцы основной галереи дважды еще повторяются на высоченной башне. Облицовка рустом, окна-бойницы дополняют ощущение, что это — фантастический корабль-крепость. Движение темных туч провоцирует почти реальную видимость «движения» дворца: вот через мгновенье эта мощь раздавит скульптуры на площади. И людей, таких маленьких людей в толпе. Сюр же: «падает башня»!

Углы, слишком много углов. Помнишь наш спор: ты говорила, что в углах концентрируется мысль, а я утверждала, что в углах «черт накакал», как говорит Анна Никитична. Да, там драматизм. В Палаццо, в готике вообще так много драматизма! Я же люблю плавные очертания барокко, они будят воображение. И не страшно!

… В 5 утра мы с Сиром сидим на лесенках у памятника Данте. Скульптурный орёл гордо смотрит на поэта. Поэт гордо смотрит на скульптуры львов внизу. Львы гордо смотрят на меня и мою собаку. «Мою»… Я чуть не плачу перед расставанием с моим четвероногим другом.

… Всё… его увели. Я отдала кусок бифштекса. Откупилась. Теперь можно и всплакнуть. Не здесь. Я добрела до гостиницы. Не могла уснуть. Приняла контрастный душ и снова в путь. Молодец я, что поменяла балетки на кроссовки. Почему? Потому что я направилась в Форт Бельведере. На этот чудесный зелёный холм нужно подниматься по извилистой, очень длинной дороге. Но это стоит того! Справа и слева высокие каменные заборы, за ними виллы богатых флорентийцев. Через два часа такого похода я была награждена небольшим отдыхом в саду Боболи. Ещё через час я у цели: обзорная терраса Пьяццале Микеланджело. Скульптурная группа бронзовых копий Буонаротти. А какой божественный вид на город сверху. Его сумрачное величие теперь сменилось солнечным романтичным великолепием! Мост Понте-Веккьо теперь не серая, облепленная домиками-магазинами стена с брешами, а изящная конструкция из трёх арок, а красноватый купол Брунеллески как парашют летит над Арно.

Я обнаружила, что спуститься вниз можно другой дорогой: по крутой, но не такой длинной лестнице.

Но я не спешила. Вернулась в сад Боболи…

… Извини, сестрёнка, я, наверное, многословна и велеречива… Вон сколько написала. Всё, заканчиваю… Да, ещё: в соседнем купе сидят трое русских и разговаривают о литературе. Дама и мужчина лет шестидесяти, а молодой мужчина лет сорока. Может быть это их сын. Он сейчас увлечённо что-то доказывает, говорит о Достоевском, в руках у него том «Преступление и наказание». Сейчас они обсуждают слова Набокова о романе… Ой, я хочу послушать. Очень интересно! До встречи. Целую, твоя Ирина».

Андрей немножко прогулялся, обогнув пруд. Размял ноги и «переварил» в себе ночные впечатления Иришки. Ему захотелось иметь собаку. Свою собственную. Лучше немецкую овчарку. Он сел на траву возле самой воды. И вдруг сзади услышал шорох! Рядом, на дорожке у склона к пруду, стояла девушка. Она держала на поводочке… сову. Небольшая, пёстрая, наверное, молодая птица натянула шнур и была уже у руки Андрея.

— Извините, она обычно спокойно себя ведёт. А тут…?! Что же это?

— Не волнуйтесь, девушка. Это любовь с первого взгляда! — пошутил мужчина, успокаивая владелицу.

— Я фотографирую людей и моей Клё. Вас снять?

— Прошу, пожалуйста. Только отстегните Клё с поводка.

— Что вы? А если…?

Андрей посадил птицу на плечо. Та успокоилась и даже как-то приобняла шею мужчины своими крыльями.

Девушка сделала десяток снимков и, забирая свою подружку, сказала тихо, удивлённо и восхищённо:

— Если вы не опытный дрессировщик сов, то вы — чародей, а я снимала Любовь!

— Вот деньги, вот адрес. Жду снимки! Спасибо!

Девушка ушла, а Андрей Петрович достал из сумки увесистый том «Династий». Огорчился, вспомнив, что забыл ручку и блокнот. Начал читать и через пять минут понял, что в голове чётко укладывается сложный математический граф родов, фамилий, дат и поместий. Память услужливо заносила в определённый кружочек информацию, и чья-то рука верно вычерчивала из этого кружка множество стрелок к другим таким кружкам. И эта нелюбимая им в исторических курсах хронология и генеалогия теперь давалась удивительно легко!

Так прошёл ещё час. Пора на автобус-экспресс, следующий в аэропорт. Андрей обрадовался, что место посадки в автобус было прежним, как и сорок лет назад. Стабильность и покой — вот чего желала уставшая душа мужчины.

Платоныч был очень рад встрече. Приобнял Андрея Петровича, спросил, глядя своими зоркими глазами в его глаза:

— Как съездил? Как Вера Яновна? Доложи кратко.

— Поход в Средиземноморье был удачным. Чести не уронили. И трофеи есть! — отрапортавал лоцман.

— Тоже мне моряк: поход… трофеи… — привычно пробурчал морской волк, но в усах было удовлетворение от доклада.

— Я тебе сувенир привёз, — сказал Андрей.

— Ну, покажи, — по-детски заинтересовался Платоныч.

— А поработать на строительстве нового флигеля дашь? Рыбачить научишь? — задиристо спросил доцент.

— Ишь ты, как много и сразу.

— Мне командующая флотом предписала умеренный физический труд и душевный покой.

— Кто, кто предписал?

— Вера Яновна.

— Она умеет. Настоящий адмирал в юбке.

Андрей вручил сувенир. Когда Платоныч надел перчатку на руку и ощутил, что она ему впору, он чуть не подпрыгнул от радости и удивления.

— Ну, Петрович! Ну, брат! Не ожидал. Спасибо, — и вновь обнял Андрея Петровича.

У того прервало дыхание. Резкая боль в позвоночнике.

— Ты чего? Ах, я идиот! Больно? Прости. Вечером в бане всё поправлю! Не робей!

— Крепка «десница командора»! — уже улыбался пострадавший.

— Принцесса меня называет «железным дровосеком». Поделом. А вот и она!

Навстречу им шла, нет, летела на невидимых крыльях Ирина Яновна. Расцеловала мужчин.

— Ты чего бабочкой порхаешь? — спросил внимательный моряк.

— Совы научили! — она стрельнула глазами в сторону Андрея Петровича.

— Какие совы? — не понял капитан.

Но так как расспросы он не любил, то отнёс «сов» к обычной женской болтовне.

— Как отдохнула, дочка? — снова спросил Платоныч.

— А ты, дядька, бывал в шторме? На гребне волны, одной, потом другой… — возбуждённо говорила девушка.

— Я везде бывал: и на гребне, и под ним, — рассеянно ответил морской волк и больше вопросов не задавал.

Путешественники проехали полпути к усадьбе и утроили недолгий привал. Платоныч достал припасы еды, положенные Анной Никитичной, а сам закурил и отошёл в сторону, сказав:

— Я сыт. Тут клубника, смородина, крыжовник, пироги, молоко, чай и прочее.

Иришка налегла на клубнику, Андрей на пироги.

Подошёл моряк.

— Что: оголодали в Европе? То-то же! — сказал он.

— Поехали быстрей домой! Я в машине доем, — воскликнула девушка. — Я только отойду позвонить.

Вернулась она грустная. Рука с телефоном висела как плеть. Мужчины молча переглянулись.

Тронулись. Когда молчание стало тягостным, Андрей спросил:

— Так что, капитан, дашь поработать на стройке?

— Доверю небольшой топорик. А там посмотрим. Мне, главное, бревно, доску придержать, поровнять. Тут и профессор сгодится.

Проницательный доцент знал, что девушка быстро вовлечётся в разговор.

— Ой, а я хочу сразу обустраивать землю вокруг! Хочу аллею, лужайку… Поможете, Андрей Петрович? Работа с землёй даёт много положительных эмоций, прибавляет энергии.