Мы бросили коня, и пошли дальше пешком, виляя между каменными глыбами, поросшими зеленым сочным мхом и серым лишайником.

— Так куда мы все-таки идем? — спросил Ннар. — К тебе?

— Нет, туда нельзя, — покачал я головой. — Если я с тобой приду, тебя отправят в Крепость, а мне голову снимут. А я сейчас не в том состоянии, чтобы одному против всего района драться.

— Тогда куда? — неуверенно спросил Ннар.

— Ну, — пожал я плечами. — Видишь, вон, вершины? Это Сумрачный хребет. Туда дальше на восток, Черные отроги — там орки живут. А если забрать к северу, то там нет почти никого, только дикие звери и иной раз тролли забредают. Мы можем уйти туда, пониже в леса спуститься. Я построю дом, буду на охоту ходить, или дрова буду рубить, и людям продавать, им зимой много дров надо. В обмен на еду. Перезимуем вместе. Ты и я.

— О, — на лице у Ннара появилось трогательное выражение. — Орлум… Ты готов ради меня на одиночество и тяжкий труд?

— Да мне кроме тебя никто и не нужен, — пожал я плечами. — А труд полезен. Это тебе будет тяжело. Зима, холод, суровые условия.

Ннар молча переплел свои пальцы с моими и улыбнулся. Я наклонился и поцеловал его. Я действительно хотел уйти с ним в дикие места, где вообще никого нет, ни Светлых, ни Темных, и спокойно жить семейной жизнью. Просыпаться утром вместе, топить очаг, днем любить друг друга, а ночью под мелкими зимними звездами ходить в лесную чащу и охотиться. Счастье — это же так просто. Чтобы быть вместе, и чтобы никто вас не трогал.

Но мечты мои рухнули. Ннар вдруг разорвал поцелуй и насторожился. Но я уже и сам слышал — гул земли.

Всадники.

Они вылетели из-за каменных глыб, и устремились к нам. Бежать было некуда. Я выхватил топор, закрыл плечом Ннара и оскалился.

Всадники окружили нас, и впереди всех на белоснежном коне красовалась Владычица Имлариэль. Ее ледяные серые глаза с ненавистью смотрели на меня.

Я ухмыльнулся и поднял топор, заслоняя собой Ннара.

Шутки кончились, и я намеревался рубиться всерьез, до тех пор, пока меня не заберет Тьма.

Своего эльфа я никому не отдам, пока жив.

========== 20. Безнадежность ==========

Мамаша Ннара обвела меня взглядом с ног до головы и обратилась к сыну:

— Алканар, ты действительно готов променять нас всех на вот этого дикого орка, дитя мое? Такого же, какой убил твоего отца? Посмотри на него — он же животное. Ты станешь смотреть, как он убивает эльфов? Предашь свой народ?

Ннар раскрыл рот и покраснел от ушей до шеи. Да уж, эта змея знала, куда жалить. Но тут уж я не выдержал — опустил топор и рявкнул во всю глотку:

— Знаете, что? Вы мне тоже не сильно нравитесь. Ни вы лично, ни эльфы в целом. Если вы думаете, что вы все такие заебись распрекрасные, то хочу вас порадовать: есть иное мнение. Ни один орк в здравом уме с эльфом рядом срать под одним кустом не сядет. И, между прочим, моего родного папашу положили эльфы — из засады, стрелами. Однако ж я, когда у вас во дворце сидел, вел себя как разумное живое существо, ни на кого не кидался, и никого не убивал ни за что, ни про что. Это еще при том, что меня во дворец ваш как баранью тушу приволокли — связанного, через седло перекинутого, вниз головой и с мешком на голове. И я все вытерпел, и даже вопреки своему орочьему характеру согласился Ннара выслушать. Потому что я, демоны Мрака меня забери, люблю его. И готов на его недостатки глаза закрыть. И вас терпеть. А вы что делаете? Светлая, понимаете ли, мудрая эльфийская Владычица? Вы своего собственного сына носом в дерьмо тычете. Вы как себе это представляете, вот он меня любит, что аж сбежал со мной. Но он и своих эльфов любит тоже. А мы сейчас рубиться начнем, и — что? Ему мне подножку поставить, а потом до конца дней с разбитым сердцем жить? Вы же знаете про его предыдущего любовника, чем дело кончилось. И вот он только наконец себе кого-то нашел, а тут вы. Или он будет в сторонке смотреть, как я рублю его друзей и родню, а как он потом жить с этим будет? Вы вообще себе представляете своей головой светлой и благородной, что это такое — своих предать ради любви? Дерьмище это полное, вот что. Поверьте, я знаю, о чем говорю — я как раз своих наебал по кругу, чтобы Ннара вытащить. И живу теперь с этим дерьмом всем. Как по мне — лучше бы я вообще вашего сына не встречал. Жил бы до сих пор в тишине и спокойствии.

На этом мой порыв иссяк, и я заткнулся. Лица эльфов доставляли — они на меня смотрели, как будто одна из лошадей заговорила. Ннар, наверное, тоже на меня смотрел. Но я на него глядеть боялся. И так напиздил на эмоциях чего не надо.

Владычица Имлариэль эту речь за упокой спокойно выслушала, а потом спросила, с ухмылочкой такой нехорошей:

— То есть, ты хочешь сказать, Орлум Серошкур, что ради счастья моего сына готов и дальше жить среди эльфов? И тебе будет хорошо у нас?

Я едва язык себе не откусил. Соврать я не мог — куда тут. Пришлось правду говорить.

— Ну нет, конечно, — скривился я. — Вы шутите? Я же орк. Мне хорошо там, где тепло, темно, много мяса и браги. Конечно же, мне эти ваши дворцы эльфийские — пытка.

— То есть, ты ведешь моего сына к себе, в… — она ухмыльнулась еще противней. — … пещеру? Спать на шкурах и глодать кости?

— Нет, не веду я его к себе в пещеру, — разозлился я окончательно. — В пещере ему будет так же хреново, как мне у вас. И плюс еще там нас не ждет никто особо, кроме разведчиков из Черной Крепости.

— И что же, сын мой, вы будете всю жизнь скрываться, как два преступника вне закона? — спросила Владычица. — Прятаться в глухом углу от Тьмы и Света? Ведь вы не можете выбрать ни ту, ни другую сторону. А потом, когда этот орк умрет, ибо их удел выверен и краток, а ты — бессмертен, что тебе останется, кроме как снова вернуться ко мне, в наш прекрасный дворец?

Повисла гнетущая тишина. Я стоял с чувством, что меня в дерьмо с головой окунули. Ннар смотрел себе под ноги. Как ни крути, а эта ведьма была права со всех сторон. Чтобы нам нормально быть вместе, не было никаких вариантов. Моя мечта о том, как мы с ним будем миловаться в охотничьей избушке вдруг показалась жалкой и нелепой. Чушь полная.

Владычица ухмылялась, сознавая свою победу. Эльфы молчали. Тоже, видимо, у них не было особого желания к начальству в гневе на глаза попадаться.

— Подумай об этом, сын мой, — нежным голосом проворковала эта гадюка. — Я оставляю выбор за тобой — если этот орк так дорог тебе, можешь уйти с ним. Я подожду — ведь в любом случае пройдет немного времени, и ты вернешься ко мне…

С этими словами она пнула свою конягу в бок, развернулась и отправилась обратно. И даже не обернулась ни разу. Эльфы потянулись за ней.

Мы с Ннаром стояли, как оплеванные.

Когда последний всадник скрылся среди камней, я устало опустился на серый холодный камень. Испоганила она мне все настроение, в душу наплевала. Да еще Ннар молчал. Тоже сел на этот камень — спиной ко мне.

Так мы сидели в тишине, только ветер свистел над скалами.

Ннар тяжело вздохнул. Я дернул ухом. Почувствовал, как он пододвинулся ко мне. Я снова дернул ухом.

— Ну что ты молчишь?

В голосе Ннара была безнадежность.

— А что я скажу? — буркнул я. — Права твоя мамаша. То есть, простите, Владычица Имлариэль. И жить негде, и помру я скоро. Не того ты выбрал.

Ннар молчал, и мне стало еще гаже. Я опустил голову на грудь и несколько раз сжал и разжал кулаки. Убить бы кого, да некого. Себя если только. Все равно помирать, с благословения мамаши Ннара.

— Нет!

Ннар вдруг вскочил на ноги, и схватил меня за ухо. Потянул, заставляя поднять лицо.

— Да больно же, пусти, — возмутился я.

— Я знаю, что нам делать! — глаза у Ннара горели нехорошим огнем.

Мне даже не по себе стало. Таким решительным я его еще ни разу не видел.

— Я знаю, как нам быть вместе! — заявил Ннар, и весело рассмеялся. — Я все придумал!

========== 21. Политика ==========

Мне сразу не понравилось выражение лица Его Светлости. С таким выражением лица мои малыши обычно сообщали, что нахулиганили какую-то жесть. Например, уронили в дыру в нужнике мой боевой топор. Чтобы посмотреть — утонет или нет.