- Как же ты отдал меня, Борис? – выдохнул Иммануил. - Это ведь унижение не только мое, но и дворянской чести. Нашей чести!

- Ты вспомнил о высоком происхождении, крошка? Да ты настоящая куртизанка, Иммануил. По складу характера, по своей сути. Я ждал, когда же ты возмутишься, начнешь по-настоящему сопротивляться. Почему ты не сделал этого сразу? Теперь-то я вижу, что тебе нравятся ситуации, когда ты крутишь чувствами взрослых мужчин, заставляешь их быть слабыми. Тебя возбуждает их желание овладеть тобой. Твоя честь заключена в цене. Не продешеви, дорогой брат.

Борис отложил трубку и встал с места. Иммануил сглотнул горькие слезы, не имея ничего возразить в ответ на жестокие слова. Борис провел пальцами по тонкому лицу, посмотрел в сверкающие влагой глаза.

- Знаю, твоя гордость сейчас страдает. Потом поймешь, что я дал тебе важный урок. Может быть, раньше, чем было нужно. Но зато – не поздно. Пока ты не превратился в продажную дрянь. Пока еще можешь уважать себя и других.

- Не думаю, что ты дождешься от меня благодарности, - тихо отозвался Иммануил, стараясь, чтобы голос не дрожал.

- Нет, - Борис убрал теплые пальцы со скулы. – Ты уже сполна заплатил мне за эти уроки своим потрясающим телом.

Брат давно ушел, а Иммануил все лежал без сна, пряча в вышитых монограммами простынях пылающее стыдом лицо.

Иммануил был зол на Бориса за его презрение, за высокомерие, за пережитое унижение, поэтому он ничего не сказал старшему брату, когда получил записку с правильно выписанным английским текстом, содержащую просьбу о свидании.

Граф Норденштерн оказался очень простым в общении. Пожалуй, даже по-немецки сентиментальным. Трогательно, но с большим достоинством ухаживал за Иммануилом, увлекательно рассказывал о своей родине, о прусском дворе, вспоминал анекдоты, смешно говорил по-русски с жестким германским акцентом. И, оставшись в темноте, со сброшенной на ковры одеждой, граф не потерял своей тактичности и осторожности. Иммануил даже удивился такому трепетному отношению к себе. Свидание оставило приятное впечатление. Иммануил наградил любовника многообещающей улыбкой и заснул той ночью вполне счастливым.

Все зиму Иммануил вел двойную жизнь: днем был гимназистом и удивлял окружающих рвением в постижении наук, а вечерами пылко отдавался ласкам взрослого мужчины, поражался неутомимости своего тела и порочности фантазий. Обычно после удовлетворения бурной страсти, граф вел с молодым любовником увлекательные беседы в постели, удивлялся оригинальности мышления этого рафинированного русского аристократа, смелости и полету мыслей. Опытный дипломат увидел в молодом князе незаурядную личность, а Иммануил просто наслаждался обществом умного и опытного мужчины, который обожал, оберегал, насыщал информацией жадный до впечатлений мозг так же, как его сильное тело неустанно и пряно наполняло тесное нутро.

В начале весны граф Норденштерн заканчивал миссию в России и возвращался к прусскому двору. На прощальном приеме граф подарил юному любовнику золотой перстень с огромным мерцающим раухтопазом, который снял со своего мизинца. Иммануил с грустной улыбкой принял украшение, как напоминание о первом любовном опыте.

Борис, присутствующий на торжественном вечере вместе с родителями, случайно услышал от Иммануила тихое «Генрих» при обращении к графу, заметил знакомый драгоценный перстень на указательном пальце брата и все понял.

После этого Борис словно потерял к младшему брату всякий интерес. Весну и лето Иммануил провел в Царском Селе, увлеченный общением с молодежью из царского рода Никитиных. Осенью его с родителями ждал изумительный Крым - дивная дикая природа, ласковое море, оригинальная усадьба в татарском стиле. Борис остался в Петербурге, мотивируя делами личного характера.

Иммануил случайно был в курсе этих дел – властный и независимый брат без памяти влюбился в некую очаровательную девицу, невесту одного из знакомых офицеров. Страсти разгорались нешуточные, ведь готовилась свадьба, даты были обговорены и клятвы получены. Князь Борис Борисович Бахетов, в лучах своих несомненных личных достоинств и сказочного богатства, являлся блестящей партией, но отец, лишь мельком услышав о возможном адюльтере старшего сына, категорически заявил о невозможности такого брака. Впрочем, Борис жениться не собирался, а лишь стремился расстроить свадьбу. Опытный ловелас быстро разбил девичье сердце уверениями в своей склонности и пылкими признаниями. Барышня была готова отказаться от союза с офицером ради счастья с родовитым аристократом. Но предложений руки и сердца от Бориса так и не поступало, время шло, жених грозился скандалом и, в конце концов, венчание состоялось, после чего молодожены уехали в свадебное путешествие во Францию.

Иммануил пристально следил за любовными страстями старшего брата, Борис изредка делился с младшим своими чувствами и проблемами. К тому же, модистка Поленька состояла с Иммануилом в дружеских отношениях и преподносила волнующую столицу сплетню про бывшего любовника с иной, дамской, стороны. Сама Поленька на Бориса зла не держала - князь снабдил ее средствами, позволившими приобрести маленькую шляпную мастерскую, в которой барышня нашла применение своих талантов. Иммануил изредка, будто невзначай, рассказывал знакомым дамам об искусной молодой модистке, составляя ей неплохую рекламу. Именно от Поленьки Иммануил узнал, что со свадьбой пыл старшего брата не угас, и собравшийся в Париж на концерт прославленного российского баса Борис на самом деле преследовал совершенно другую цель.

Отголоски французского скандала быстро достигли родителей. Связь с женой гвардейского офицера оказалась проступком намного серьезнее, чем ухаживание за невестой. В свете заговорили о возможной дуэли. Иммануил с трудом верил в то, что обладающий блестящими дипломатическими способностями брат мог бы завести дело так далеко. Однако матушка потеряла сон и покой и вскоре призвала младшего сына для разговора по душам. В тот вечер Иммануил впервые услышал о старом проклятии – о том времени, когда правнук хана Бахета перешел из мусульманства в православие. Говорили, что проклял его некий муфтий за предательство истинной веры, и с тех пор лишь один наследник прославленного рода достигал возраста в двадцать пять лет.

Иммануил смотрел в светлые матушкины глаза, слушал ее дрожащий голос, гладил ее тонкие руки. Княгиня верила в старинное предание. Она сама была единственной выжившей представительницей, потеряв трех братьев во младенчестве и сестру – в пору юности. История странных смертей была длинной и тревожащей воображение. Даже Иммануил, не особенно верящий в старые сказки, почувствовал себя неуютно.

- Борису недавно исполнилось двадцать три года, - перебирая тонкими пальцами кружевной платочек, прошептала Варвара Георгиевна. – На следующей неделе он возвращается в Петербург. Останови его. Дуэль не должна состояться.

Отправляясь тихим вечером на одиночную конную прогулку, Иммануил не мог избавиться от горькой усмешки – матушка просила его каким-то образом повлиять на старшего брата, изменить решение. Но избавить Бориса от опасности ранней гибели означало фактически обречь себя, ведь, следуя легенде, выжить должен лишь один из них. Сейчас матушка сделала неосознанный (а может быть, и вполне обдуманный) выбор в пользу старшего брата. Возможно, окажись Иммануил в смертельной опасности – и родители кинулись бы спасать его, но теми осенними сумерками юноша чувствовал себя на распутье: или следовать просьбе княгини, или – подтолкнуть фортуну, чтобы отстоять свое личное право на жизнь.

Борис вернулся из Парижа, надышавшись воздухом Европы и любовью. С воодушевлением рассказывал Иммануилу, как его дивная Мари раскаивалась, что поддалась уговорам и вышла замуж, что муж-офицер уже был готов на развод, но тут вмешались друзья-гвардейцы и подняли вопросы о чести. Как Борис метался между страстными рандеву с чужой женой и горячими разговорами с оскорбленным мужем. В конце концов, решение проблемы перенесли на время, когда все вернутся в Петербург. Чем больше Иммануил слушал брата, тем отчетливее ощущал приближение опасности, слишком возбужденным был Борис, слишком колотилось собственное сердце и замирало в предчувствии беды.