Скоро причалили в Тобольске. На пристани собралось много народу, но люди вели себя прилично и тихо, лишь с любопытством рассматривали охраняемых многочисленными гвардейцами немолодого полковника с Георгиевским серебряным крестом, держащего за руку мальчика лет десяти в солдатской шинели, и дам – одну строгую и в возрасте, в черном модном пальто, и четырех стройных девушек в похожих темно-синих дорожных костюмах. Во всех храмах звучали колокола – был праздник Преображения Господня. Так, под торжественный перезвон, семья бывшего правителя прибыла на место ссылки.

По иронии судьбы поселили самодержца на улице Свободы, в доме губернатора. После царскосельского дворца комнаты показались маленькими, темными и грязными. Едва распаковавшись, все приехавшие принялись за уборку. Первый этаж был отведен прислуге, второй – семье. Дом окружал высокий забор, недавно еще надстроенный, чтобы наверняка исключить побег. Имелся небольшой дворик с тенью от разлапистых кленов и запущенный огород. Жить было можно.

Софья Александровна изо всех сил поддерживала светский тон – требовала переодеваться к столу и соблюдать субординацию, старательно прописывала простое меню на карточках с гербами своим острым строгим почерком. Вере казалось это нелепым, но она понимала mama, которая была так резко оторвана от привычной жизни. Сами сестры называли друг дружку «мещанками», вскоре начали понимать местный говор и смело вступали в перепалку с конвоем из-за мелких надобностей. Надежда даже стала отличать командира одной смены, бывшего студента Московского университета, обаятельного русоволосого молодого человека лет двадцати пяти. Смешливая Любочка дразнила старшую «невестой», но сестры дружно прикрывали запрещенные диалоги между Надин и охранником-ухажером от mama и бдительного учителя-швейцарца. У служанок царевен в разгаре были романы с солдатами, начавшиеся еще по дороге, и барышни с интересом следили за перипетиями развивающихся отношений, иногда снабжали девушек мелкими дамскими хитростями из своих запасов.

Пока позволяла погода семья пила чай на обширном балконе второго этажа, всегда привлекая к себе немалое количество зевак. Но в Тобольске зима наступила рано, и уже в октябре выпал первый снег. Время пребывания на свежем воздухе было ограничено. Долгие темные вечера «господин полковник» с супругой и детьми проводил в душных гостиных за чтением и осторожным обсуждением событий. Хоть и с опозданием, к ним пришли известия из Петрограда – в конце октября в столице случился военный переворот с участием матросов и армии. Временное правительство пало, власть перешла Советам. Председатель Нерецкий бежал за границу, многие депутаты оказались в тюрьме. Новости чрезвычайно взволновали и расстроили Федора Николаевича.

- Не удержали, пошли по французскому пути, - отчаянно говорил он супруге. – Теперь начнется гражданская война. А новое правительство будет стрелять и вешать тех, кого только что свергли. История повторяется…

Он косился на дочерей и сына и отводил глаза, не вспоминая о самом главном – о судьбе французского короля и его семьи, но Вера хорошо знала историю. Впрочем, отчего-то перспектива скорой гибели ее не пугала. Возможно, она просто не представляла себе такого развития событий. Она отчаялась и устала. Она безумно тосковала по Павлу. Вера видела его почти каждую ночь, в душных и томительных сновидениях. Каждый раз ей снился новый вариант, где она то сбегала с ним заграницу, игнорируя запреты родителей, то ссорилась еще в детстве, или отговаривала от страшного шага той декабрьской ночью и, наконец – гибла с ним в пожаре. Каждое новое видение сводило ее с ума, доводило до бессильной ярости невозможностью наяву сказать все те слова, посмотреть в любимые глаза. Осталась только память. И мучительные сны.

Как назло, семья так и жила по давно заведенному порядку - вечерами рара читал, остальные слушали. Вера не понимала ни слова из новой пьесы, погружаясь в воспоминания…

Тихий зимний вечер. Семья уже отужинала и собралась в гостиной перед камином. Государь читал вслух рассказ Чехова. Вдруг – шум, звуки шутливой потасовки, и в уютную комнату ворвались великие князья Павел и Сергей.

- А мы к вам на огонек! Не прогоните? – расшаркались молодые люди.

Федор Николаевич приглашающе махнул рукой.

- У вас литературный вечер, - догадался Павел, аккуратно завладел книгой. – Вы, наверное, устали читать, дядя? Позвольте помочь. Серж, ты за даму!

Подсевший рядом великий князь Сергей возмутился было, почему это он за «даму», но посмотрел в хитрое лицо кузена и кивнул.

Павел начал с выражением читать только начатый государем рассказ «Душечка», причем его молодой голос вдруг зазвучал скрипуче и назидательно, как у старого учителя математики, безуспешно и нудно обучающих великих княжон. Сестры насторожились, пристально вглядываясь в серьезное лицо Павла. Они почувствовали подвох, только еще не поняли, было ли это розыгрышем. Однако ж, когда пришла очередь вступать Сергею, тот прочел свою дамскую роль, мастерски копируя интонации фрейлины Маруси, мирно задремавшей подле государыни с недовязанной митенкой в ослабевших пальцах. Барышни завозились на местах и захихикали, изо всех сил стараясь не рассмеяться перед mama. Федор Николаевич надувал щеки и отворачивался к окну. Но тут по книге начался диалог между героями, который Сергей вел голосом Маруси, а Павел, неожиданно – басом Федора Федоровича, командующего армией. Государь громко расхохотался. За ним, повизгивая, засмеялись царевны. Софье Александровна подняла голову от вышивания, обвела строгим взглядом веселящуюся компанию.

- Я упустила какой-то смешной момент? – искренне удивилась она.

Федор Николаевич смахнул с глаз невольные слезы.

- Вот негодники, - он отобрал у Павла книгу. – Идите себе, от греха подальше.

Великий князь подошел к Софье Александровне, с уважением приложился к руке с гобеленовой иглой в тонких пальцах.

- Вы, ma tante, настоящий полководец. Сохраняете хладнокровие в любой ситуации.

- Спокойной ночи, кузины! – пропел тем временем Сергей, расцеловывая сестер во влажные от смеха щеки.

- Приятных вам снов! – добавил Павел, повторяя выходку кузена.

Любочка с удовольствием подставила брату розовые щечки. Надин уткнулась в свою вышивку. Вера ощутила знакомый запах от темных волос, головокружительный аромат табака и еще чего-то волнующего, горько-сладкого, что всегда чувствовала именно от Павла. Мягкие губы легко коснулись ее щеки, потом другой. Павел хитро покосился на государыню, что-то громко обсуждающую с Федором Николаевичем, и вдруг быстро чмокнул Веру прямо в середину губ.

- Сладких снов, кузина, - прошептал он, лукаво улыбнувшись.

Глухой голос рара вырвал из того времени в действительность – шло бурное обсуждение прочитанной части.

- От новых нравов у меня кружится голова, - жаловалась mama. – Это Бог знает что!

- У господина Чехова есть пьеса «Вишневый сад», - выговорила Надежда. – Помещица была вынуждена продать свое родовое имение с большим садом. И в конце некто из «новых людей», сын ее лакея, купил все за бесценок и вырубил сад…

- Очень актуальная пьеса, - морщась, заметила Софья Александровна. – Эти… большевики, наверное, в восторге!

- Вовсе не обязательно, дорогая, - задумчиво отозвался рара. – Они ведь не скупают имения, а жгут их или просто отбирают.

Вера не слышала дальнейшего развития диалога, зацепившись за выражение «Вишневый сад».

Солнечный счастливый май, белые кружева вишневых лепестков. Фруктовый сад в Царском Селе. Вера сидела на изящной скамеечке под цветущим деревом. Рядом лежала забытая книга. Павел отвлеченно рассказывал о планах на лето, скользя по лицу Веры быстрым взглядом, словно гладил мягкой пушистой кисточкой. Потом тряхнул толстую ветку над головой. Их сразу осыпало белыми лепестками, как новобрачных. Вера вздрогнула и подняла голову. Сердце забилось часто-часто.