В семье все понимали - скоро их вышлют из дворца. Софья Александровна мечтала, чтоб это была крымская Ливадия, откуда при удобном случае возможно эвакуироваться морем. Разумная Вера надежд mama не разделяла.

Она вообще уже не надеялась на лучшее, потому не удивилась, когда представители правительства, в сопровождении вооруженных матросов, объявили о решении сослать бывшего государя и его семью в Сибирь – туда, куда российские “тираны” отправляли несогласных и преступников. Федор Николаевич спокойно принял новость. Поблагодарил правительство за предоставленные для сборов несколько дней, а также за разрешение взять с собой верных людей, которые захотят разделить с семьей тяготы ссылки.

После того, как за представителями власти закрылись двери, Софья Александровна широко перекрестилась.

- В Тобольск поедем, - выговорила она и неожиданно улыбнулась. – На родину нашего Друга. Хороший это знак. Не иначе, следит за нами с небес святой старец.

Бывшая великая княжна Вера отвернулась, пряча усмешку. На великие знамения от застреленного Еремея Заплатина она не рассчитывала.

По комнатам испуганными птичками метались сестры, перебирали свои вещи. Две служанки застыли у раскрытых чемоданов, наблюдая за хаотичными движениями девушек.

- Что нам брать с собой? – прошептала Люба, растерянно протягивала руки к старшей. – Шубку? Книги? Мы ведь уже не вернемся… обратно?

Вера сглотнула горький комок и внезапно разозлилась на свое бездействие и апатию. Младшие привыкли к решительной и своенравной сестре, которая всегда имела свое мнение и могла противостоять любым невзгодам. События последнего времени будто смыли с нее характер, как хитрый состав стирает с фальшивых украшений позолоту. Вера встряхнула короткими волосами – она не была фальшивкой.

- Собираемся, как для дальнего путешествия. Помните, как papa рассказывал нам о своей поездке по всей России, будучи цесаревичем? У нас сейчас та же возможность. Прокатимся до Сибири, надышимся вольным воздухом… - она сладко потянулась, вдруг представив себе такую вероятность.

Люба и Надежда переглянулись и улыбнулись, принимая новую игру. Сразу стало понятно, какие вещи пригодились бы им в дальнем путешествии, а что только отягощало чемоданы. Вера тут же сама активно взялась за неотложные дела.

Напоследок дворец был отмыт до блеска, сад расчищен, словно хозяева с добрыми помыслами оставляли свой дом будущим владельцам. Софья Александровна мелко перекрестила здание, в котором прожила столько счастливых лет. В двух автомобилях, ранним июньским утром, сопровождаемые конным конвоем, семья отправилась на вокзал.

Отъезд был похож на бегство. Федор Николаевич тревожно всматривался сквозь плотный строй лошадей и шинелей. Он догадывался, что Петроградский Совет настаивал на показательном суде и казни государевой семьи. Прибывший для сопровождения комиссар намекнул, что спешно собранная Чрезвычайная Комиссия временного правительства на первый раз доказала невиновность деятельности бывшего самодержца и его супруги во время войны, и это дало время для быстрого отправления Никитиных из столицы, подальше от ярости новых лидеров и вооруженной толпы. В который раз за последнее время в семье молча вспомнили Французскую революцию.

Их поезд отправлялся под флагами Красного креста, с плотно занавешенными окнами проходя большие населенные пункты. Лишь по названиям станций семья могла предполагать направление. Два состава с вооруженными гвардейцами – охраной. Сорок пять человек верных слуг, несколько фрейлин mama, доктор и учитель Иоанна. Начальником – комиссар Временного Правительства, обязанный доставить семью до места.

Вера словно глотнула ветра свободы. Она жадно смотрела в окна на среднерусские пейзажи – леса, луга, реки, дальние деревеньки и храмы. Оживленно болтала с сопровождающими слугами и даже командирами конвоя, вызывая неодобрительные взгляды mama. Подбадривала и заставляла смеяться сестер. Внезапно ей стало весело жить. Словно свеча перед тем, как сгореть, вдруг ослепительно вспыхивает ярким пламенем, так и ее жизнь вдруг расцветилась красками. Радость Веры была упоительной и даже нервной, она глубоко дышала насыщенным летним воздухом и смеялась вопреки всему. Она ничего не желала ни от настоящего, ни от будущего, ведь ее истинное счастье осталось в прошлом, в несбывшихся мечтах. Лишь рара, кажется, понимал старшую дочь, иногда крепко прижимал к груди, молча целовал в висок, и тогда пронзительная тоска заполняла сердце. Но вместо того, чтобы жалко заплакать и завыть от бессилия, Вера гордо поднимала голову с модной стрижкой и весело скалилась.

- Какое у нас путешествие удачное, не так ли, рара?

На маленьких станциях состав останавливался по техническим нуждам. Солдаты курили, разбредались по перелеску или валились на лугу, прямо в скошенную щеткой траву.

Софья Александровна чинно усаживалась под белым зонтиком в тени ближайших деревьев, в окружении фрейлин и дочерей.

- Не могу больше, - отряхивая подол летнего платья, решительно выговорила, наконец, Вера. – Я засиделась в вагоне и в девках! От запаха железной дороги уже тошнит. Пойду с рара в лес прогуляюсь, хоть отвлекусь немного!

- Что это за дерзости?! – сдвинула брови mama, однако, Вера подбежала к отцу, прося разрешения сопровождать. Было видно, как Федор Николаевич улыбнулся и кивнул головой.

- Мы тоже, мы тоже! – подскочили со своих мест Надя и Люба.

Софья Александровна не успела отдать им решительного приказа остаться, дочери уже увлекали отца в лес.

- Никакого воспитания в такой обстановке, - вздохнула mama, обращаясь к верным фрейлинам.

Довольные барышни носились по перелеску, ломая сухие ветки под ногами и пугая ящерок. Нашли заросли дикой малины и щавеля, пенек с опятами и семейку лисичек, и вернулись к составу уставшие, исцарапанные колючими ветками малинника, но с трофеями. Вечером семья ужинала жареной картошкой с грибами и пила чай со свежим малиновым конфитюром. Никогда еще еда не казалась им такой вкусной.

Между гвардейцами и прислугой бывшего государя постепенно налаживались отношения. Учитель Иоанна был чудесным рассказчиком, и солдаты собирались около него, слушая уроки на природе в духе Руссо, словно прилежные гимназисты. Несколько солдат из охраны принялись ухаживать за миловидными комнатными девушками бывших царевен – Таней и Аней. Их взаимные робкие заигрывания чрезвычайно интересовали сестер. Некоторые особенно смелые гвардейцы пытались делать комплименты и «барышням». Надежда как-то подслушала диалог между командиром и одним из своих незадачливых «поклонников» и потом вечером пересказывала сестрам.

- Уж очень мамаша у них строга, – сокрушался солдат. – Никакой воли не дает.

- А и правильно, - отзывался командир. – Твоя мамаша тоже, небось, своих дочерей блюдёт!

Вера и Любочка покатывались со смеху в своих постелях. С тех пор строгие взгляды и замечания mama сестры называли «мамаша нас блюдёт» и чрезвычайно веселились по этому поводу.

Вдалеке показался силуэт величественных Уральских гор. Миновали Урал ночью, Екатеринбург проехали с занавешенными окнами. Весь день двигались без остановок. По молчанию и серьезным лицам конвоиров и комиссара, Вера поняла – скоро конец их пути.

Рано утром поезд остановился в Тюмени, рядом с пристанью, где семью бывшего государя ждал пароход с символическим названием «Русь». В обстановке строгой секретности, в плотном кольце охраны, «господин полковник», как теперь обозначался Федор Николаевич, с супругой и детьми, взошел на борт. Уже оттуда Вера с сестрами и братом наблюдали, как грузили их основной багаж на соседний пароход, как медленно распределялись люди. На «Руси» и сопровождающем «Кормильце» арестованные Никитины со слугами и конвоирами отправились по реке Тура, потом вошли в Тобол. Река стала шире, берега выше. Ранним утром показались белые купола церкви и темные крыши деревенских изб – пароход шел мимо села Рождественское, где родился и жил до своих странствий Еремей Заплатин. Глазами, полными слез, Софья Александровна смотрела вдаль, шепча благодарственную молитву. Близость к памятному месту показалось бывшей государыне добрым знаком.