Не просто девочка – царевна
В кремлевском тереме жила.
Там с нею сладко и напевно
Аукались колокола.
Юлия Друнина «Мир до невозможности запутан», 1997
Налаженная и понятная жизнь рушилась медленно, но неумолимо. Великая княжна Вера, старшая царевна из рода Никитиных, никогда раньше не замечала, как неуютно в их милом небольшом дворце в Царском Селе. Как неприятно воет ветер в трубах, как тянет холодом из разрисованных зимними узорами окон в танцевальных залах. На стеклах, в самых углах, виднелись завитушки и инициалы, выцарапанные mama – у государыни с юности осталась неполезная привычка задумчиво чертить гранью драгоценных перстней на окнах. С недавних пор Вера злилась, когда видела первый автограф mama, тогда еще германской принцессы, в большой бальной зале – изящным росчерком переплетенные буквы – «Т» и «S», Theodor и Sofie. Счастье родителей состоялось вопреки всему. Собственные же мечты и надежды на любовь царевны Веры рассыпались пеплом, улетели в трубу черным дымом.
Катастрофа настигла ранним снежным утром, когда на землю тихо ложились пушистые снежинки, успокаиваясь после ночной метели. По дворцу вдруг забегали слуги, заметалась любимая фрейлина mama Маруся Дубова.
- Отец Еремей пропал намедни, - шепотом пояснила комнатная девушка великих княжон Таня и перекрестилась на икону. Добросовестная служанка боялась Заплатина больше самого Князя тьмы.
Маруся постоянно переговаривалась по телефону с мадмуазель Д., исполнявшей при «друге государевой семьи» обязанности секретаря. После первой волны паники и слез толстая фрейлина все-таки рассказала, что Нюрочка Д. не застала утром Еремея Григорьича на квартире, и местоположение его неизвестно.
Вера не пошла к mama выяснять подробности. Истерические крики государыни были слышны даже на втором этаже, где располагались детские. Младшие царевны, Надежда и Любовь, рискнули спуститься в гостиную, но быстро вернулись, бледные и подавленные.
- Maman не в духе, - стараясь казаться спокойной, сказала Надежда и, вздохнув, взялась за переплет толстой книги сказок, чем занималась в самые неприятные моменты жизни, в основном – во время наказаний.
Вера молча смотрела в окно, перебирала тонкими пальчиками красивый витой шнур портьеры. Как сквозь пелену летящего снега слушала шепот прислуги и отрывки тихого разговора между сестрами – со слов испуганной м-ль Д., вчера ночью отец Еремей собирался в особняк к князю Бахетову. В ту же ночь у бахетовского дворца на Мойке слышали выстрелы, а один из думцев, всегда выступавший за расправу над государевым любимцем, хвалился прибывшему постовому, что застрелил мужика. Отца Еремея так и не нашли – ни утром в квартире, ни позже, когда организовали масштабные поиски. Уже вечерело, а от Заплатина не было ни слуху, ни духу. История выходила более чем странная. Логичный ум Веры сразу отметил несостыковки – отец Еремей не поехал бы к Иммануилу, они не были знакомы, хотя всхлипывающая в телефонную трубку девица Д. утверждала обратное. Молодой Бахетов всегда отзывался о «старце» с неприязнью и никак не мог пригласить в свой княжеский особняк невежественного крестьянина. К тому же мужика ненавидел его друг, великий князь Павел. Эсер, похвалявшийся ночью убийством, был слеп как крот, носил круглые очки с толстыми стеклами, которые не помогали ему даже в ярко освещенных залах Думы, и на роль меткого стрелка решительно не годился. Вера искренне не понимала охватившего дворец волнения. Отец Еремей не в первый раз внезапно исчезал, а во время Рождественского поста набожный крестьянин вполне мог устроить себе небольшое паломничество в ближайший из монастырей.
- У mama было предчувствие, - оглядываясь на дверь, прошептала Надежда.
Вера кивнула. Конечно, предчувствие. Мama, считающая себя натурой, склонной к мистицизму, в последнее время постоянно тревожилась из-за странных снов, окружила отца Еремея двойной заботой и усилила его охрану.
- Изверги! Глупые мальчишки! Да как у них рука поднялась на святого человека! – доносились снизу яростные выкрики матери.
- Говорят, великий князь Павел Дмитриевич был той ночью в бахетовском особняке, - многозначительно добавила младшая Любочка. Старшая сестра нервной спиной чувствовала ее пристальный взгляд. – Mama считает, что они убили отца Еремея…
Царевны уже знали, что по приказу государыни великий князь Павел, князь Бахетов и эсер Бутришевич посажены под домашний арест, и то лишь после долгих увещеваний многочисленных Никитиных, ибо разгневанная Софья Александровна желала расправиться с предполагаемыми убийцами без суда и следствия.
- Еще бы не волноваться! Мы же сами слышали! - воскликнула Надежда, невольно дернула только что приклеенный книжный корешок и с досадой встряхнула косами.
- Замолчи! – стараясь придать голосу строгости, оборвала Вера.
Прикрыла глаза, чтобы не видеть умиротворенно падающего снега - слишком большой контраст с бурей, поднявшейся в ее душе.
Они сами слышали, в жарко натопленной гостиной, под треск поленьев из камина, под вой первой ноябрьской метели. Государыня только что закончила читать отрывок из Писания. Во время чтения отец Еремей согласно кивал из темного угла.
- Ох и люблю же я, матушка, когда ты священное-то читаешь! Душевно сразу становится, – Еремей неуловимо вытек из своего угла. Светлые глаза на темном лице мерцали, подобно лампадкам. Он пригладил руками гладкие волосы и бороду. – А вот я когда во Святую-то Землю шел, такая благодать охватывала меня по пути…
Ласковая напевная речь убаюкивала, заставляя наяву грезить странствиями по просторам России. Царевны опустили на колени рукоделия, тихо внимая складной речи удивительного крестьянина. Сердца наполнялись благодатью и радостью. Младший братик, цесаревич Иоанн, затих на руках государыни, перестал возиться, устраиваясь поудобнее. В глазах Софьи Александровны блестели слезы. Еремей, не прерывая монолог, приблизился к креслу, где сидела государыня, погладил наследника по золотистым кудрям.
- Ишь, сморило-то тебя, Иванушка. Никак спать уж хочешь?
Девятилетний Иоанн, очнувшись, сонно захлопал длинными ресницами. Государыня отдала мальчика дядьке-матросу и обратилась к нему, тихо отдавая приказы. Еремей Заплатин мелкими шагами подошел к окну, проследил взглядом за снежной круговертью.
- Буря-то разыгралась какая. Первая, но не последняя.
- Как зловеще вы это произнесли, Еремей Григорьевич, - заметила Вера. Mama раз и навсегда наказала дочерям обращаться к пожилому крестьянину уважительно.
- Как же иначе, голубушка, - вздохнул отец Еремей. – Трудные времена наступают. Дай Бог сил пережить.
Государыня вдруг сильно стиснула ладони.
- Что вы такое говорите, друг мой?
- Ты чуешь, матушка, недаром охраны ко мне приставила, - усмехнулся Еремей и произнес так отстраненно, что у Веры похолодели пальцы. - Убить меня хотят. И убьют наверное, коли Бог на другое не надоумит. А знайте, что скажу – если погубит меня кто из государева рода, то ни один из Никитиных не выживет после моей смерти. Изживут вас всех в два года, - он отошел от окна. - Поеду я. На сердце тяжело от дум.
Государыня сидела, сжимая дрожащие бледные губы. Как всегда, в моменты наивысшего волнения у нее отнимались ноги. Она перевела беспомощный взгляд на старшую дочь.
- Проводи отца Еремея, Вера.
Чувствуя трепет от только что услышанного, девушка выбежала вслед за неказистой фигурой в черном кафтане. Еремей с помощью вышколенного слуги надевал тяжелую шубу. Царевна едва заметно поежилась от пронзительного взгляда светящихся глаз. Вдруг мужик погладил шершавыми ладонями белоснежное личико Веры.