Павел ощущал свое переменившееся положение в печальных глазах Веры, в ее холодности с родителями, в молчании государя и сердито сжатых губах государыни.

Ни о каком сватовстве уже и не могло быть и речи. Великий князь понимал, что любые намеки на его близость к старшей царевне могли бы вызвать не только отчуждение, но и полное изгнание из семьи.

А против мужика ополчились все Никитины. Штат тайных агентов работал на добывание информации, порочащей «святого старца». Еремей в частной жизни не скрывался и не стеснялся – шумно ездил в рестораны, к цыганам и в сомнительные заведения, принимал у себя многочисленных посетителей и высказывался по поводу семьи государя, не оглядываясь на возможных шпионов. Однако вся негативная информация, предоставленная во дворец, оборачивалась против того, кто желал уличить мужика в грехах. В чем состоял данный феномен, никто не знал.

Иммануил уже слышал возмущенные речи о вольном поведении государева любимца от родителей, которые не выносили фамильярности между сословиями. К тому же, слухи о методах исцеления мужика искренне тревожили великую княгиню Елену Александровну, старшую сестру государыни. Отношения ее с державной семьей, прежде очень теплые и доверительные, в последнее время сильно испортились.

- Оригинальный экземпляр, - усмехался Иммануил, рассматривая целое досье, в порыве праведного гнева распотрошенное перед ним Павлом.

С фотографий смотрел неинтересный мужик лет за сорок с типичным лицом крестьянина, в черной поддевке и смазных сапогах. На груди «старца» висел простой массивный крест, но в общем облике никакой святости Иммануил не заметил.

Вскоре внимание князя Бахетова привлек документ, где содержался отчет некоего агента о собрании на квартире Еремея Заплатина. Одна из фамилий присутствующих дам показалась Иммануилу знакомой, и он внимательно пробежался взглядом по другим листам. Хитро улыбнулся, когда понял, что судьба дала ему шанс лично познакомиться с «феноменом из народа».

Мадам Д. и ее молоденькая дочь Анна составляли постоянную свиту Еремея Заплатина, были преданы ему и следили за некоторыми «светскими» его делами, в которых мужик ничего не понимал. По странному стечению обстоятельств, Иммануил хорошо знал и саму даму, и ее дочь.

Мадам Д., вдове богатого мещанина, принадлежал дом, в котором старший брат Борис снимал квартиру своей любовнице Поленьке. Иммануил, часто приходящий к модистке вместе с братом, иногда замечал маленькую девушку с мелкими чертами невзрачного личика и мышиного цвета волосами, дочь домовладелицы. Борис даже как-то шутливо представил юную барышню Иммануилу. Нюрочка - так ласково звали девицу, была робкой, наивной и всеми силами старалась скрыть свою отчаянную влюбленность в Бориса. Впрочем, любовь эта – детская и чистая, не вызывала отрицательных эмоций даже у Поленьки. А Иммануил отстраненно сочувствовал бедной девушке, слишком неподходящим объектом для первой любви был его старший брат.

Когда Борис погиб на дуэли, Иммануил на некоторое время совершенно позабыл о семействе Д. О них напомнила открытка, пришедшая вдруг на Рождество. Для выяснения ситуации Иммануил отправился по знакомому адресу. Князя встретила сама мадам Д. Обливаясь слезами, рассказала, как Нюрочка впала в беспамятство, когда узнала о смерти своего кумира. Как бесновалась и желала выброситься из окна. Как отказывалась от еды и воды. Лечение знаменитых докторов лишь на несколько недель улучшало самочувствие страдалицы. Вскоре девицу взялся лечить один иностранный лекарь. Нюрочка слезно просилась в монастырь. Открытку барышня написала в одно из просветлений, вспомнив о празднике и решив поздравить брата любимого человека. История произвела на Иммануила тяжелое впечатление, и он поспешил откланяться, уверив мадам Д. в своем к ним расположении. Где-то в глубине души Иммануил досадовал на Нюрочку, посмевшую так искренне, до умопомешательства, оплакивать смерть Бориса, ибо сам не чувствовал такой глубокой скорби по брату.

Вскоре другие жизненные обстоятельства отвлекли молодого человека. Иммануил вспоминал о девице Д. лишь по большим праздникам, получая открытки, исписанные мелкими буковками. Судя по тексту, она совсем оправилась, к тому же, до князя дошли окольные слухи, что Нюрочку выходил какой-то чудесный монах своими речами и целительными руками.

Теперь Иммануил связал все воедино и понял, что мадам Д. ухватилась за только что приехавшего в столицу Еремея Заплатина, как за последнюю надежду вылечить дочь и не допустить ее постриг.

Стараниями тайных агентов Иммануил быстро выяснил маршрут обычных передвижений мадам Д. Подстроить «случайную» встречу у кондитерского магазинчика не составило труда. Иммануил талантливо разыграл удивление и радость от обращения к нему двух мрачновато, не по-весеннему, одетых дам.

Нюрочка выглядела вполне здоровой. Печаль от воспоминаний сразу отразилась на ее порозовевшем личике, едва она поздоровалась с князем Бахетовым. Кажется, девица избавилась от своей скорби, потому что настроение ее было ровным на протяжении всего разговора. Иммануил быстро направил разговор в нужное русло - выразил сочувствие прошедшей болезни, пожелал здоровья и мимоходом сделал удачный комплимент нынешнему свежему виду Нюрочки. Все вместе тут же натолкнуло мадам Д. на слова об удивительном исцелении дочери знаменитым «святым» из народа. Иммануил изобразил легкое недоверие, и дама тут же пригласила его в гости, чтобы познакомить не верящего в чудеса князя с самим героем столицы. Князю Бахетову ходить в гости к мещанам было не комильфо, и девица Д. слегка покраснела при таких словах матери, но, видимо, близость их к знаменитому мужику разрешила все классовые приличия. Иммануил распрощался с вежливыми уверениями, что обязательно посетит знакомый дом в ближайшее время, не особенно веря в такую возможность.

Однако вскоре Иммануил получил записку, в которой извещалось, что вечером князя будет ждать сам Еремей Григорьич, в доме на Зимней канавке, у мадам Д. Текст был составлен прилично, несмотря на наглость озвученной в нем мысли. Некоторое время Иммануил раздумывал, не поставить ли в известность великого князя Павла, но решился на авантюру самостоятельно. Иммануилу хотелось лично составить мнение о скандальном целителе. В самом деле, не съест же его этот чудо-мужик!

Принаряженные мадам Д. и Нюрочка сидели в гостиной у начищенного, пышущего жаром самовара. Лица у обеих были торжественно-настороженные. Пока девица робко готовила чай, мадам Д. восторженно вещала о добродетелях мужика. По ее словам, Еремей Григорьич был человеком редкой души – отзывчивый, любящий, безгрешный. Проводил в молитвах и постах целые дни, когда не помогал страждущим и хворым. Недаром его сразу отличила семья государя.

На середине патетической речи в гостиную суетливо зашел сам объект восхвалений, и Иммануил чуть не расхохотался, настолько внешность мужика не соответствовала одам о нем. Невысокий, жилистый, с несуразно длинными руками. Одет по-крестьянски - в кафтан и шаровары, заправленные в высокие сапоги. Нечесаная борода с проседью, сальные волосы на пробор, толстый нос. Светлые глазки буравчиками высвечивались на грубом темном лице. Мужик мелкими шажками подошел к вскочившим дамам, обнял каждую и прижал к груди, будто родитель. Потом повернулся к князю, протянул руки.

- Ну, здравствуй, голубчик, - выговорил, слащаво улыбаясь.

Пока молодой аристократ приходил в себя от фамильярного тона, Еремей обхватил его своими длинными руками и, кажется, собирался облобызать, но Иммануил, очнувшись, инстинктивно дернулся. Мужик недобро усмехнулся, выпустил князя из объятий. Подошел к столу. Уселся непринужденно, закинул ногу на ногу. Иммануил во все глаза рассматривал «святого старца». Выражение лица мужика все время менялось – от благостного до злобного и лукавого. Взгляд зыркающих из-под нависших бровей глазок было сложно поймать, он не задерживался надолго ни на одном предмете. Казалось, что он пристально следил за всеми находящимися в комнате, не упуская из виду ничего. Манеры у Еремея были странные – он словно пытался чувствовать себя свободно и развязно, но на самом деле отчаянно трусил.