В семье государя быстро поверили в чудо.
Откуда он взялся, этот Еремей Заплатин, толком никто сказать не мог. Иммануил слышал, что происходил он из крестьян Тобольской губернии, из маленького сибирского села Рождественское, всю молодость пьянствовал и ни к какому труду склонен не был. И вдруг, на пороге сорокалетия протрезвел, одумался, пошел по святым местам, останавливаясь послушничать в монастырях, проникся праведной жизнью, набрался проповедей. Тогда и открылся у мужика дар исцеления. Сначала помогал он немощным в каком-то дальнем сибирском ските, ставил на ноги после опасных болезней, а потом вдруг что-то повело его в столицу. Так и добрался пешком до государя и его семьи - удивительно легко, без малейших трудностей, никем не останавливаемый, прошел своими грубыми сапогами по бесценному паркету растреллиевского дворца.
О новом государевом любимце сразу зашептались по светским салонам, сначала неслышно, ибо не был первым «чудотворцем», приведенным к ждущей провидения государыне. Но вскоре сила мужицкого воздействия на державную семью стала столь заметной, что ближайшие Никитины начали, по-родственному, советовать государю избавиться от ненужной обузы, сплавить крестьянина обратно в его сибирское село и жить без подозрительных сплетен. Добрые советчики получали на удивление резкие ответы и сразу лишались общения с дворцом. Родственники занедоумевали. К царствующему сыну с разговором отправилась государыня-мать, но потерпела фиаско. Государь Федор Николаевич мягко, но решительно, в вежливой форме посоветовал «дорогой maman» не совать нос в их частное дело. Государыня Ольга Александровна на «частное дело» обиделась, поскольку искренне считала себя немаловажной фигурой в семье, а остальные Никитины заметно напряглись.
Слава Еремея Заплатина в столице росла. Противоречивые слухи показывали то святого старца, врачующего милосердием, во имя Бога просветляющего заблудшие души, то похотливого сатира, издевающегося над аристократами, то главу мистической секты, то рулевого хлыстовского корабля.
В гостиных и бальных залах перешептывались, что удивительный мужик обладал гипнотическим взглядом, от которого люди теряли волю, что руки его излечивали одним наложением, наподобие монастырских праведников, и в то же время, он будто бы устраивал непонятные закрытые вечера с разнузданными плясками и вином, совращал и увлекал юных девушек, позволял себе возмутительные непочтительные речи о государе.
Иммануил, занятый своей жизнью - поначалу боровшийся за право учиться в Лондоне, а потом и переехавший в Великобританию на три года - игнорировал сплетни русского двора, ведь он оказывался в гуще столичных событий, лишь когда наведывался домой на каникулы. Слухи не особенно впечатляли молодого князя Бахетова – он сам зачастую становился героем преувеличенных неприличных похождений, смакуемых сплетниками. Иммануилу были безразличны крестьяне, как класс, и темный мужик, очаровавший семью государя, не занимал его мысли, но Еремея Заплатина яростно, глубоко, по-настоящему ненавидел великий князь Павел Дмитриевич Никитин.
В одно из жарких весенних свиданий с Павлом Иммануил все-таки ненароком коснулся темы о новом любимце государя. Друг ожидаемо вспылил, заметался по комнате, как разъяренный зверь в клетке.
- За какие великие прогрешения Бог подпустил эту гниду в семью государя! Такой позор для фамилии! Если бы он просто лечил наследника, то я сам первый подошел бы к нему с искренними благодарностями. Но нет, это суконное рыло возомнило себя мессией и великим учителем, имеющим право указывать государю! Советовать, как и с кем надо воевать, а с кем дружить! Назначать и менять на постах министров! А слухи в городе! – Павел схватился за голову. – Черт-те что!
Выпустив первые волны возмущения, Павел чуть подуспокоился и изложил Иммануилу по порядку причины своей личной нетерпимости.
Оказалось Еремей Заплатин чрезвычайно фамильярно предсказал сестре Павла Натали несчастливый брак и трудное будущее. Великая княжна Наталья Дмитриевна, действительно, вынужденная согласиться на союз с нелюбимым претендентом из интересов внешней политики государства, находчиво и по-русски послала провидца туда, где, по ее мнению, мужику было самое место. Иммануил не поверил своим ушам, когда услышал рассказ Павла.
- Где Таша набралась этаких выражений? – удивленно перебил он друга.
- На конюшне, - мрачно ответствовал Павел. – В Ильинском, где еще-то. У нас такие горячие кони, что усмирить их бывает непросто. Видимо, услышала от конюхов. А впрочем не знаю.
Иммануил покатился со смеху, представив всю картину в лицах. Однако вид у Павла был суровым. Морщась от отвращения, великий князь подробно рассказал о собственной встрече с мужиком.
Еремей Заплатин оценил русский посыл великой княжны Натальи, струсил, жаловаться не стал и к ней самой больше не подступался. Зато подошел как-то, в холодном коридоре Зимнего, к Павлу. Аристократ искренне хотел придушить мужика за обиду, нанесенную Таше, но Еремей опередил его порыв.
- Я сестрицу твою забижать не хотел. Все как есть ей сказал, от душевного расположения. Много мне видеть дадено, - мужик прикрыл похотливые глаза, а потом быстро зыркнул на удивленного молодого человека. – А ведь тебя и самого гнетет вина…
Он приблизился так близко, что Павел почувствовал кислый крестьянский запах, и выговорил едва слышно:
– Сладко ли, когда не по-мужски-то, великий князь?
Еремей отступил мелкими шажками и будто растворился в полумраке дворцового коридора, оставив ошеломленного Павла яростно сжимать кулаки. Удавить гниду собственными руками не удалось.
Иммануил молча слушал друга. Он был склонен верить в события, которые описывал Павел – великий князь никогда не преувеличивал и не приукрашивал, всегда рассказывал четко и достоверно. Действительно, мужик перешел все дозволенные границы.
Впрочем, Иммануил чувствовал в словах великого князя затаенную обиду.
Павел был любимцем государя Федора Николаевича. Высокий, изящный, красивый, в никитинскую породу, спортсмен и гвардеец, умница и весельчак, любящий приютившую его с сестрой семью, Павел был таким, каким хотелось видеть идеального сына. Федор Николаевич и считал его приемным сыном, прощал забавные выходки на приемах и в театрах, жалобы на лихачество от педагогов, некую вольность в кругу домочадцев, даже подозрительную дружбу с молодым Бахетовым. Государь писал ему шутливые письма-поучения и читал вслух остроумные ответы. И Павла обожала его старшая дочь, царевна Вера. Родство позволяло относиться им друг к другу, как брат и сестра - запросто, смеясь, не всерьез признаваться во взаимной преданности. С взрослением чувства изменились, по крайней мере, со стороны великой княжны. Вера со всей решительностью характера начала отличать Павла, не стыдилась возрастающей симпатии совсем иного рода. Павел радостно откликнулся на пылкость царевны. Девушка была оригинальна, смела и невероятно привлекательна своим высоким происхождением. Державные родители Веры для порядка делали строгие лица, но сами радовались счастливым обстоятельствам, соединяющим их старшую дочь и любимца - великого князя. В светских салонах зашептались о возможной помолвке.
Все разрушилось с появлением во дворце мужика-праведника. Павел сразу заметил похоть, проглядывающую сквозь мнимую святость на хитром лице крестьянина, отделил сладкий елей речей о всепоглощающей божеской любви от указаний монарху относительно внутренней и внешней политики. Еремей своей звериной интуицией понял, что молодой великий князь - враг, и незаметно настроил против него государыню. Павел не вступал в придворные разговоры, считая ниже своего достоинства обсуждать способности неграмотного мужика, но каким-то образом его отношение к «чудотворцу» дошло до Софьи Александровны, и она, считая Еремея Заплатина чуть ли не святым помощником на собственном бренном жизненном пути, глубоко оскорбилась презрением великого князя.