«Ничего, Алексей, — мысленно проговорил он. — У всех нас бывают неудачные дни. Мы с тобой лучше всех, просто у нас сегодня неудачный день».

И вдруг у него словно камень с души упал. Просто неудачный день — вот и все. Может, даже просто неудачная минута.

Да, именно так.

При этой мысли он вновь обрел способность управлять своей шеей и обернулся назад.

То, что он увидел, заставило кровь похолодеть в его жилах. Опять этот проклятый китаец! Он стоял возле самой двери и смотрел на Муллина своими холодными светло-карими глазами.

— Будь ты проклят! — воскликнул Муллин, но его никто не услышал, поскольку Васильев снова подошел к штанге.

Муллин побежал.

Васильев готовился к новой попытке взять вес.

Это была третья попытка — его последний шанс. Тренер хотел, чтобы он отдохнул перед последней попыткой, но Васильев только отмахнулся от наставника и, обойдя вокруг штанги, замер, уставившись вперед, в пространство поверх голов зрителей.

«Надо ее взять, — сказал он себе. — Вперед. Теперь или никогда».

Ладони его взмокли, а когда он наклонился и положил их на холодную рифленую сталь, то впервые за долгие годы ощутил неприятный холодок под ложечкой.

Муллин бежал вдоль стены, приближаясь к помосту с левой стороны, туда, где находился боковой выход. Народу было много, и Чиун не мог проскочить через густую толпу, не причинив при этом никому вреда. Тогда он бросился вдоль правой стены. Он увидел, как Муллин выскользнул в боковую дверь.

Последовать за ним можно было только одним путем: через помост.

Римо вошел в зал в тот момент, когда Чиун вспрыгнул на помост. Римо увидал, как он застыл перед преградившим ему толстым телевизионным кабелем, затем схватил его своими маленькими ручками и спокойно разорвал дюймовой толщины жилу надвое.

Полетели искры. Закричали телеоператоры. Не обращая ни на кого внимания, Чиун бросился дальше, — и в этот самый миг Васильев поднял двухсотсемидесятикилограммовую штангу на грудь.

Сделав глубокий вдох, Васильев ощутил внезапный прилив энергии, взрывом выдохнул и, толкнув штангу, зафиксировал ее над головой.

Как глупо было нервничать! Кто еще, кроме него, мог поднять этот вес и с такой легкостью его удержать! Публика разразилась приветственными криками, и Васильев, что случалось с ним редко, в ответ на это слегка улыбнулся, продолжая держать штангу над головой в ожидании сигнала, который должны были подать судьи по истечении времени, необходимого для того, чтобы вес был засчитан. И тут он увидел, что зрители смотрят куда-то вправо. Васильев глянул туда, куда были устремлены взгляды людей, и увидел бегущего по помосту азиата в синем одеянии.

Пошатываясь под тяжестью штанги, Васильев сделал два шага наперерез бегущему. Как посмел этот маленький человечек испортить величайший момент в его, Васильева, жизни?!

И Васильев встал, загородив азиату дорогу.

— Как ты смеешь?! — заревел он.

То, что случилось дальше, было невероятно, и назавтра, в больнице, Васильев этого никак не мог объяснить.

Он услыхал, как азиат на безукоризненном русском языке сказал ему: «Прочь с дороги, невежественный пожиратель мяса!» — после чего Васильев оказался в воздухе — и он сам, и двухсотсемидесятикилограммовая штанга, которую он держал: тщедушный азиат без видимых усилий поднял все это и, отшвырнув в сторону, бросился дальше, при гробовом молчании оторопевшей публики.

Римо от души веселился, наблюдая, как Чиун, приподняв над мостом многопудового Васильева вместе со всем железом, отшвырнул его с дороги, будто тот весил не больше детской туфельки.

Штанга, выскользнув из рук спортсмена, упала рядом, так что приземлились они порознь. Трудно было сказать, кто из них взлетел выше: Васильев, оставшийся затем лежать неподвижно, или штанга, которая со звоном покатилась по помосту.

Римо бросился бегом вдоль стены с левой стороны, и они с Чиуном встретились у боковой двери.

Выскочив на улицу, Джек Муллин увидел своих людей. Почему-то их было только трое. Эти придурки, как всегда, перепутали его указание. Он велел им ожидать его в заднем конце зала, а они решили, что должны, встретиться с ним позади здания снаружи. Придет время, и он спустит с них за это шкуру.

Увидав Муллина, они бросились к нему. Каждый держал в руке пистолет.

— Сейчас появится азиат, — сказал Муллин. — Как только высунется в дверь, кончайте. Взрывчатку заложили?

— Да, лейтенант.

Все четверо направили пистолеты на дверь. Муллин почувствовал, что ладони стали мокрыми и скользкими. Лоб тоже покрылся испариной, и она каплями падала с бровей.

— Ну, давай, — бормотал он, не сводя глаз с закрытой двери. — Выходи, и кончим это дело.

— Они, наверно, ждут снаружи, — сказал Чиун.

— Ну и что? — спросил Римо.

— Если они начнут стрелять, пули могут попасть в кого-нибудь из зрителей. Смиту это может не понравиться, — сказал Чиун.

Римо, секунду подумав, кивнул.

— Ладно. Тогда лезем наверх.

Ухватившись за веревку, свисавшую из окна второго этажа, он, точно дрессированная обезьяна, полез вверх, перехватывая одними руками. За ним, не отставая, последовал Чиун.

— Ну, где же они, лейтенант? — спросил Муллина один из сообщников.

— Он выйдет через эту дверь, — ответил Муллин. — Другого выхода нет.

— Неужели? — раздался за спиной Муллина голос Римо, а когда англичанин обернулся, добавил: — Не ждали? Это вам сюрприз.

Увидев стоявшего рядом с Римо Чиуна, Муллин в тот же миг лишился самообладания.

— Убейте их! Убейте их! — завопил он.

Все четверо подняли пистолеты, но, прежде чем кто-либо успел нажать курок, Римо и Чиун оказались между ними, и стрелять, без риска попасть в кого-либо из своих, было невозможно. Тогда все четверо террористов выхватили ножи.

Вернее, трое. Потому что один из них уже занес было руку с ножом, но кисть его столкнулась с направленным вниз ребром ладони Чиуна, который ударил негра по запястью классическим сабельным отбивом. Нож со стуком покатился в одну сторону; кисть террориста отлетела в другую; а сам он, уставившись на свою окровавленную культю, шлепнулся задом на жесткий тротуар.

— С каким результатом ты выиграл? — через плечо окликнул Римо Чиун.

— Что? — спросил Римо. Он скользнул мимо ножа другого террориста, сделал шаг ему за спину и ударом правого локтя назад попал точно в правую почку. И тут же подхватил падающего противника под мышки.

— Ты ведь слышал мой вопрос. С каким результатом ты выиграл? — повторил Чиун.

Римо приподнял бесчувственное тело террориста и замахнулся им в третьего негра, который отбежал на безопасное расстояние.

— Вообще-то, Чиун, я не выиграл, — ответил Римо, двигаясь к третьему негру.

Чиун, который был уже рядом с Джеком Муллином, остановился. Повернувшись к Римо, он упер руки в бока и сощурил светло-карие глаза, так что они превратились в узкие щелки на пергаментно-желтом морщинистом лице.

— Объясни, что ты имеешь в виду, — потребовал он.

— Я все-таки занят, Чиун, — сказал Римо и швырнул труп в третьего негра. Под тяжестью упавшего на него тела тот рухнул на землю.

— Подумаешь, занят, — сказал Чиун. — Перестань возиться с этим убогим и ответь мне.

Римо повернулся к Чиуну. В это время террорист, сбитый с ног упавшим на него трупом товарища, высвободился и, перевернувшись на живот, нацелил пистолет в живот Римо.

— Ты проиграл, — возмущенно проговорил Чиун.

— Позволь мне все объяснить, — сказал Римо.

— Ты нарочно проиграл.

— По уважительной причине, Чиун.

— Для Мастера Синанджу, даже такого никудышного, как ты, уважительных причин для поражения не существует. Это просто бесчестье.

Лежавший на земле террорист уже давил на курок, но Римо, не оборачиваясь, выбросил левую ногу и погрузил носок туфли ему в череп, сломав переносицу. Мозг бандита перестал спать пальцу сигнал давить на курок, и человек с пистолетом упал на землю.

Джек Муллин остался один.