Литмир - Электронная Библиотека

– Хорошо, – произнесла она, хотя в том, что последует, не было ничего хорошего. И наверное, уже никогда не будет, даже если она переживет этот день, в чем в настоящий момент сомневалась.

– Не знаю, для чего все это. Ты ведь присутствовал на допросе.

По крайней мере, на втором круге. Сначала Эмма давала показания одна, но, когда вопросы сотрудницы полиции стали все более скептическими и Эмма вдруг почувствовала себя не свидетельницей, а обвиняемой, она потребовала адвоката. В отличие от Филиппа, которому пришлось бы ехать всю ночь, чтобы добраться до нее из Баварии, где он находился в командировке, ее лучший друг уже полвторого был у нее в больнице.

– Ты же присутствовал там, когда я давала показания сотруднице полиции и подписывала протокол. Ты знаешь, что Парикмахер сделал со мной в ту ночь.

Парикмахер.

Какое безобидное прозвище дала ему пресса. Как если бы мужчину, который сдирает кожу с женщин, назвали негодяем.

Конрад помотал головой:

– Я говорю не о той ночи в отеле, Эмма.

Она нервно моргнула. Неожиданно поняла, что сейчас последует, и молилась, что ошибся.

– Ты абсолютно точно знаешь, почему находишься здесь.

– Нет, – солгала Эмма.

Конечно, он хотел поговорить о той посылке. О чем же еще?

– Нет, – повторила она, хотя уже и не столь энергично.

– Эмма, пожалуйста. Если я буду тебя защищать, ты должна рассказать мне все, что случилось в тот день три недели назад. У тебя дома. Ничего не упуская.

Эмма закрыла глаза и надеялась, что диванные подушки навсегда поглотят ее, как плотоядное растение муху, но, к сожалению, этого не произошло.

И так как выбора не было, она срывающимся голосом начала рассказывать.

О посылке.

И о том, как ужас, начавшийся в ту ночь в отеле, постучался в дверь маленького домика со штакетником в конце переулка-тупика и поселился там.

Глава 6

Тремя неделями ранее

Сверло вращалось, врезаясь Эмме в барабанные перепонки и проникая прямо в мозг. Она не знала, кто включил эту акустическую дрель, которая пунктиром обозначала центр ее страха. Кто звонил ей в дверь в такую рань и одним лишь этим повергал ее в панику.

Эмма никогда не считала свой дом на Тойфельзе-аллее чем-то особенным, хотя это было единственное отдельно стоящее здание во всей округе.

Поселок Хеерштрассе состоял в основном из очаровательных, примыкающих друг к другу домиков, построенных в двадцатых годах, и на протяжении почти столетия, – пока Филипп за последние недели не превратил их жилище в крепость, – ее маленький особнячок выделялся исключительно тем, что вокруг него можно было обойти, не ступая на чужой земельный участок. К огромной радости соседских ребятишек, которые раньше, в теплые летние дни, любили устраивать бега через их сад: через открытую калитку, против часовой стрелки по узкой гравийной дорожке мимо грядки с овощами, потом резко налево вокруг веранды, снова налево вдоль стены под окном кабинета, а затем через слегка заросший палисадник обратно на улицу, где победитель должен был постучать по старому газовому фонарю и крикнуть: «Первый!»

Раньше.

В прежние времена.

До Парикмахера.

Сегодня деревянный штакетник заменили серо-зеленым металлическим забором, который якобы не смогут подкопать даже дикие кабаны, хотя кабанов Эмма боялась в последнюю очередь.

Ее лучшая подруга Сильвия думала, что она невообразимо боится мужчину, который в ту ночь в отеле совершил с ней ужасное, – но Сильвия ошибалась. Конечно, Эмма боялась, что психопат вернется и продолжит с того места, где остановился.

Но еще больше, чем его, она боялась саму себя.

Будучи психиатром, Эмма представляла себе симптомы сильной паранойи. Как ни странно, она получила ученую степень кандидата наук именно в этой области, помимо псевдологии, то есть патологической лживости, что было одной из ее специальностей. Она уже работала со многими пациентами, которые терялись в своих галлюцинациях. И знала, как они закончили.

Но что еще хуже: она знала, как у них все начиналось.

Как у нее.

С пронзительным, резким звоном в ушах Эмма поплелась к входной двери вместе с Самсоном, которого дверной колокольчик вырвал из полудремы. Ей казалось, что она никогда не доберется до цели.

Сердце Эммы билось так, как будто она пробежала марафон. А ноги топтались на месте.

Визит? В такое время? Именно сейчас, когда Филипп уже ушел?

Самсон тыкался ей под колени, словно пытаясь подбодрить и сказать: «Давай же, это не так сложно».

Он не рычал и не скалил зубы, что обычно делал, если за дверью стоял чужой.

Значит, опасность ей не угрожает.

Или все-таки угрожает?

Больше всего Эмме хотелось расплакаться прямо здесь, в прихожей. Плакать – ее любимое занятие в последнее время. Вот уже 158 дней 12 часов и 14 минут.

С тех пор как у нее новая стрижка.

Она ощупала голову надо лбом, где начинаются волосы. Чтобы определить, насколько они уже отросли. Сегодня она проверяла всего раз двадцать. За этот час.

Эмма подошла к тяжелой дубовой двери и отдернула занавеску на маленьком, размером с тарелку, окошке, которое было встроено в дверное полотно на уровне головы.

Согласно ведомству земельного кадастра, Тойфельзе-аллее находилась в округе Вестенд, но по сравнению с виллами, которыми славился этот элитный район, их крохотный домишко скорее напоминал собачью будку с лестницей.

Он располагался в мощеном переулке-тупике, на уровне высшей точки разворота, который с трудом давался крупным машинам и был почти невыполним для небольших грузовиков. Издали домик со своей светлой крупнофактурной побелкой, старомодными деревянными ставнями, рыжей черепичной крышей и обязательной красно-коричневой клинкерной лестницей, ведущей к двери, через которую она как раз сейчас шпионила, отлично вписывался в пейзаж.

За исключением забора, недавние изменения были не видны снаружи. Датчики взлома окон, радиоуправляемая система замков, датчики движения на потолке или тревожная кнопка для связи со спасателями, на которую Эмма как раз положила руку.

На всякий случай.

Было одиннадцать часов утра, пасмурный день – до низкого, затянутого серыми облаками неба, казалось, можно дотянуться рукой, – но не было ни дождя (для этого вида осадков, видимо, слишком холодно), ни снега, который шел почти беспрестанно в последние дни, и Эмма могла хорошо разглядеть мужчину у забора.

Издалека он напоминал турецкого рокера: темная кожа, гладко выбритая голова, борода в стиле рок-группы «ZZ-Top», серебряные, с монету, металлические кольца, которые заполняли мочки ушей стодвадцатикилограммового великана, как литые диски автопокрышки. Мужчина был в желто-голубых перчатках, но Эмма знала, что на каждом пальце под ними какая-то татуировка.

«Это не он! Слава богу!» – с облегчением подумала она, и камень упал у нее с души. Самсону, в напряжении стоявшему рядом с навостренными ушами, она знаком велела лечь.

Эмма нажала на кнопку открытия ворот и подождала.

Втиснутый между горой Тойфельсберг[2] на севере, несколькими школами и стадионами на западе, бывшей гоночной автотрассой «Авус» на юге и железнодорожными путями на востоке, поселок Хеер-штрассе стал домом приблизительно для ста пятидесяти зажиточных семей. Сельская община в самом центре миллионного города, со всеми плюсами и минусами, которые несет с собой жизнь в деревне, например, то обстоятельство, что все в курсе обо всем и каждом и знают друг друга по имени.

И почтальона тоже.

Глава 7

– Доброе утро, фрау доктор.

Эмма подождала, пока посыльный поднимется по небольшой клинкерной лестнице, и только затем приоткрыла дверь – насколько позволила накинутая изнутри металлическая цепочка.

Самсон, сидящий рядом, начал вилять хвостом – как всегда, когда слышал голос почтальона.

вернуться

2

В переводе с нем. «Чертова гора». Гора находится в берлинском районе Груневальд. Она образовалась из свезенного из окрестностей Берлина битого кирпича, черепицы и прочего материала, который возник в результате бомбежек во Второй мировой войне. На горе также находится заброшенная радиолокационная станция.

8
{"b":"596385","o":1}