Эмма улыбнулась.

– Хорошо хоть, не отобрали гостиничный номер. Карточка-ключ, которую я получила вместе со всеми материалами для конгресса, подошла.

Потом Эмма послала Филиппу поцелуй, повесила трубку и поняла, что ужасно по нему скучает.

Лучше здесь, в отеле, чем одной дома среди ведер с краской и развороченных стен, попыталась она убедить себя.

Эмма пошла в ванную, где сняла костюм, одновременно пытаясь найти регулятор громкости динамиков, встроенных в запотолочное пространство, чтобы уменьшить громкость телевизора.

Безуспешно.

Ей пришлось вернуться в гостиную и выключить телевизор. Она не сразу отыскала пульт управления, который лежал в ящике одной из ночных тумбочек, поэтому была сейчас подробно проинформирована о крушении самолета в Гане и извержении вулкана в Чили.

Эмма услышала, как гнусавый телеведущий перешел к новой теме: «…полиция предупреждает о серийном убийце, женщины…» – и отключила звук одним нажатием кнопки.

В ванной ей потребовалось еще немного времени, чтобы найти регулятор температуры воды.

Будучи мерзлячкой, она обожала горячий душ, даже сейчас, в самый разгар лета, хотя сегодня был довольно свежий – меньше двадцати градусов по Цельсию – и ветреный июньский день.

Эмма установила термостат душа на сорок градусов, ее болевой порог, и приготовилась к покалыванию, которое всегда появлялось, как только горячая струя касалась ее кожи.

Обычно она автоматически испытывала приток энергии, как только, окутанная водяным паром, чувствовала горячую воду на своем теле. Но сегодня эффект оказался слабее, потому что грязь, которую вылили на нее после доклада, не смыть водой и гостиничным мылом.

Реакция на ее разоблачения относительно того, что и в двадцать первом веке в результате ошибочных диагнозов, поставленных по небрежности, людям грозит опасность стать игрушкой в руках злоупотребляющих властью полубогов в белых одеждах, была бурной. Не один раз была поставлена под сомнение валидность результатов ее исследования. Издатель авторитетной специализированной газеты даже заявил о необходимости провести скрупулезную проверку, прежде чем «поднимать вопрос» о публикации статьи о ее работе.

Конечно, после мероприятия некоторые коллеги заверили ее в поддержке, но даже у тех немногих, кто хлопали ее по плечу, в глазах читался невысказанный упрек: «Почему ты пошла на этот глупый эксперимент и подвергала себя опасности? И вообще: зачем ты вредишь своей карьере и связываешься со всемогущими из сферы клинической психологии?»

То, о чем Филипп никогда бы ее не спросил. Он понимал, почему Эмма уже много лет выступает за улучшение правового положения пациентов в психиатрии, к которым из-за их психического заболевания, как правило, относятся с большим недоверием, чем к пациентам, которые, например, жалуются на неправильное лечение зуба.

И Филипп понимал, по какой причине для достижения своей цели она выбирала необычные, иногда даже опасные пути. Без сомнения, в этом они были очень похожи.

На работе Филипп тоже переступал границы, добровольно переходить которые не стал бы ни один здравомыслящий человек. Просто потому, что психопаты и серийные убийцы, за которыми он охотился как главный следователь отдела оперативного анализа, часто не оставляли ему другого выбора.

Некоторые пары роднит чувство юмора, других хобби или схожие политические взгляды. Эмма и Филипп смеялись над абсолютно разными шутками, он обожал футбол, она – мюзиклы, и, пока в юности она ходила на демонстрации против ядерной энергии и меховой индустрии, он был членом Молодежного союза Германии[1]. То, что составляло фундамент их отношений, называлось эмпатией.

Интуиция и опыт позволяли им поставить себя на место другого человека, понять, что он чувствует, и раскрыть тайны его психики. Правда, Эмма делала это, чтобы помочь пациентам, приходившим к ней в частную практику на Савиньи-плац, освободить их от психических проблем, а Филипп использовал свои незаурядные способности для составления психологических профилей преступников. Сценаристы любят называть людей с такой профессией «профайлерами», в реальной же жизни они известны как психологи-криминалисты. Благодаря аналитической работе Филиппа были схвачены уже несколько опаснейших за всю историю ФРГ преступников.

Но в последнее время Эмме хотелось, чтобы они оба немного сбавили обороты. Она не могла избавиться от ощущения, что Филиппу все хуже удается абстрагироваться от работы в свободное время, которого у них оставалось совсем немного. И опасалась, что скоро они собственным примером подтвердят слова Ницше о бездне, которая, если долго в нее всматриваться, сама начинает всматриваться в человека.

Перерыв или по крайней мере отпуск. Вот что им нужно.

После последней совместной поездки прошло много времени, и воспоминания о ней почти стерлись из памяти.

Эмма намылилась гостиничным шампунем, надеясь, что наутро не будет похожа на пуделя. Какими бы густыми и сильными ни были ее каштановые волосы, они чувствительно реагировали на любое неподходящее средство. Предприняв бесчисленное количество попыток и пролив море слез, она выяснила, от чего ее шевелюра блестит, а что заставляет голову выглядеть, как рваная диванная подушка.

Эмма прополоскала волосы, отдернула душевую занавеску и еще удивилась, почему такой дорогой отель не установил в душе раздвижные стеклянные двери, как в следующую секунду потеряла способность ясно мыслить.

Страх – вот то чувство, которое она испытывала.

«Бежать», – мелькнуло у нее в голове, когда она увидела буквы.

На зеркале в ванной комнате.

Аккуратным почерком на запотевшем от пара стекле было написано:

УБИРАЙСЯ.

ПОКА НЕ ПОЗДНО!

– Да?

– Простите беспокойство. Все порядок?

Высокая, стройная русская в дверях выглядела по-настоящему обеспокоенной. При этом женщина, говорящая на ломаном немецком, не производила на Эмму впечатления человека, который без повода станет волноваться об окружающих. Она скорее походила на модель, осознающую свою красоту и считающую себя центром вселенной. Одетая в облегающий дизайнерский костюм, щедро политая духами «Шанель», в преступно дорогих туфлях на высоченных каблуках, на которых даже Эмме пришлось бы смотреть на собеседника сверху вниз.

– Кто вы? – спросила Эмма, сердясь на себя за то, что открыла дверь. Теперь она стояла перед славянской красавицей, босая, с мокрыми волосами, в наскоро наброшенном гостиничном халате-кимоно. Из такой тонкой ткани, что сквозь него наверняка проступали все выпуклости и округлости ее обнаженного тела, которое было намного несовершеннее, чем у русской.

– Простите. Стены очень тонкий.

Женщина убрала со лба прядь светлых нарощенных волос.

– Прошла мимо. Слышала крик.

– Вы слышали крик? – почти беззвучно спросила Эмма.

Она лишь помнила, как у нее закружилась голова, что было связано не только с жутким сообщением на зеркале, но и наверняка со слишким горячим душем.

Оба обстоятельства выбили почву у нее из-под ног.

В первый момент Эмме еще удалось опереться на умывальник, но затем она сползла на кафельный пол и уже снизу уставилась на буквы:

УБИРАЙСЯ.

ПОКА НЕ ПОЗДНО!

– Слышала еще плач, – сказала русская.

– Это какое-то недоразумение, – ответила Эмма, хотя вполне возможно, что ее нервный срыв сопровождался слезами. По крайней мере, глаза еще щипало. Сообщение на зеркале пробудило самые темные воспоминания из ее детства.

Шкаф.

Скрипучие дверцы, за которыми сидел мужчина в мотоциклетном шлеме.

Артур.

Призрак, который сопровождал ее на протяжении бесчисленных ночей. Снова и снова. Сначала как монстр, затем в качестве друга. До тех пор, пока ее, десятилетнюю, наконец-то не «вылечили», хотя в психотерапии такого понятия вообще-то не существует. Детскому психиатру, которого Эмма должна была посещать, после многочисленных сеансов удалось прогнать демона. Из ее шкафа и из ее головы. При этом он помог ей осознать, кто в действительности стоял за этим фантомом.