Капитан "Кишинева"Гросберг встретил гостя с распростертыми объятьями.
- Рад видеть вас, дорогой друг, - просто сказал Генрих Мартынович. - Давайте обменяемся нашими бедами, да заодно и подумаем о том, что же нам с ними делать дальше. Только - чур! - ваше слово первое.
Август Оттович не стал возражать старшему и довольно связно и подробно изложил все приключения "Ставрополя" вплоть до попытки поджога, которую удалось предотвратить едва ли не по чистой случайности, вплоть до бегства с борта капитана и его первого помощника. Гросберг долго хмурил белесые редкие брови. Потом сказал:
- Сбежали, дорогой мой, и черт с ними, жалеть не о чем. Вы молодцы, что пошли прямо сюда. А вот нам пришлось все это время проводить в Хакодате и Гонконге. Впрочем, там было ничуть не лучше... А ка вы поступили с задержанными китайцами-поджигателями?
- Пока никак, - признался Шмидт. - Я направил уже несколько дней назад с матросом бумагу о случившемся в полицию порта, но за ними никто не приехал. Приходится кормить и их, хотя, признаться, меня это не особенно радует.
Капитан "Кишинева" сочувственно кивнул головой:
- Китайцы себе на уме. Но ничего, держите эту братию, не исключено, что они нам с вами еще пригодятся. А как здоровье Рощина?
- Плохо, - вздохнул Шмидт. - Ударили они его, проломили череп. В себя приходит временами, а то все бредит, говорит что-то непонятное. Жаль старика.
А потом Гросберг начал рассказывать, в свою очередь, о злоключениях "Кишинева". Рассказ его произвел на Шмидта впечатление угнетающее. Как и "Ставрополю", китайские власти запретили "Кишиневу" подходить к пирсу, отказав во всякой помощи и поддержке. Они даже не давали капитану разрешения свезти на берег и похоронить там трупы погибших во время перехода от болезни людей. Брезгливо тыча пальцем в просмоленные брезентовые мешки с трупами, смоченными в растворе карболки, китайский карантинный инспектор твердил по-русски одно и то же:
- Топка на "Кишинев" не погашен! Сожги труп топка!
Пришлось ответить на это "предложение" не только категорическим отказом, но и еще пригрозить, что в случае затяжки погибшие будут похоронены по старому морскому обычаю.
Поняв, что русские и впрямь могут сбросить своих заразных покойников в воды залива и тем самым сделать их опасными для других людей, чиновники все-таки выделили место для братской могилы на берегу. Могилу вырыли пять с половиной метров глубиною, а гробы на целый метр засыпали сначала хлоркой, а уж затем - землей и каменьями.
В воде и провизии "Кишинев" тоже получил полнейший отказ - со вчерашнего вечера пришлось установить норму расхода - литр на человека в сутки.
- Вы богаче нас, - невесело рассмеялся Шмидт. - У нас уже по семьсот граммов всего приходится. И наш любимый господин Лаврентьев что-то носа не кажет, и его доверенное лицо картофель тоже не везет. Но в нашем положении пока, что называется, остается только одно - жить, ждать да надеяться...
Гросберг усмехнулся:
- Что верно, то верно. Но я вот еще каким соображением хочу с вами поделиться. Во время похорон я обратил внимание на небольшой ручей, который протекал неподалеку от матросской братской могилы. Что если мы, пока еще не начались дожди, снарядим ночью за водой некое подобие десанта? Бочки три-четыре по темноте там вполне можно набрать, я думаю. Только дорога туда плоха - все время в гору. Ну да что и говорить, труд окупится утолением жажды.
Шмидт тяжело задумался - риск всегда остается риском. И не хотелось, ой как не хотелось, без самой крайней нужды подставлять под дамоклов меч китайского правосудия ни в чем не повинные буйные матросские головы! Но другого выхода из создавшейся ситуации и точно не было.
Они порешили: этой же ночью "Кишинев" снарядит первую экспедицию за водой. А "Ставрополь", в свой черед, для пополнения рядов поредевшей команды, передаст Гросбергу двух матросов.
- И вот еще что, батенька мой, - Генрих Мартынович крепко сжал губы, - хочу договориться с вами по одному поводу.
- По какому именно? - полюбопытствовал Шмидт. - Нет ничего на свете проще советов.
- Я не шучу, Август Оттович. Из вашего рассказа я прекрасно понял, что оба мы, вне всякого сомнения, пропадем, если будем каждый дудеть в свою собственную дудку, действовать раздельно. Вот почему считаю, что один из нас должен быть здесь старшим, адмиралом, так сказать. И этим старшим я предлагаю назначить вас. Обещаю неукоснительно и беспрекословно выполнять ваши указания и распоряжения. Гарантирую, что для команды "Кишинева" они всегда, при любых обстоятельствах, будут обозначать то же самое, что и мои собственные.
- Неудобно как-то, - пожал плечами Шмидт. - И по возрасту, и по опыту - право за вами. Да и потом... что-то слишком уж стремительная карьера - за несколько дней из вторых помощников прямиком в адмиралы.
- Я ведь здесь совсем недавно, мой дорогой новоиспеченный адмирал, - с мягкой улыбкой возразил Гросберг. - А за вашими плечами - довольно значительный и существенный опыт пережитого. Он и поможет нам выпутаться из данного незавидного положения. Кроме того, кризис у нас может возникнуть незамедлительно.
По возвращении на "Ставрополь", Август Оттович узнал неприятную новость: умер Михаил Иванович.
- Перед тем как преставиться, - хмуро сообщил Москаленко, - в себя пришел. "Хорошо, - говорит, - что я пошел тогда на шум посмотреть, а не Август Оттович. - Не приведи господь, его бы разбойнички прибили, на кого тогда пароход остался бы? Так потеря невелика, кроме меня еще два механика есть". Попрощался и отошел. Нам долго жить приказал...
Шмидт тяжело вздохнул и, испросив разрешение властей, дал указание похоронить Рощина на берегу, невдалеке от могилы матросов "Кишинева". У скромного земляного холмика поставили обыкновенный деревянный крест, на котором написали просто: "Здесь похоронен российский моряк Михаил Рощин".
Люди русские
Утро наступившего дня принесло капитанам и командам обоих судов, стоявших на рейде под флагами Российского доброфлота, до чрезвычайности неприятный сюрприз. Всего в полутора-двух милях от них обоих на равном расстоянии стоял русский эскадренный миноносец под меркуловским флагом. Шмидт без труда разглядел в бинокль его название - "Магнит", снующих на палубе русских и англичан, старшего офицера на мостике.
- Ой, чует моя душа, что гонец сей прибежал за нами, - невесело пошутил он, обернувшись к боцману. - Вот что, Ванюша, давайте-ка мы, не теряя ни минуты времени, начнем поднимать пары.
Москаленко удивленно пошевелил бровями, но ничего не спросил и отправился в машинное отделение - надо было выполнять приказание.
Тем временем от борта "Магнита" отвалила шестивесельная шлюпка, которая, зарываясь глубоко носом в теплые волны, быстро понеслась в сторону "Ставрополя". Через полчаса по штормтрапу взбежал молоденький мичман, оказавшийся англичанином:
- Где капитан?
Гость и хозяин без всяких признаков радости и взаимного расположения обменялись рукопожатиями. Затем зашли в каюту и, по старой морской традиции, не приступа пока к делу, пропустили по стаканчику "Мадеры".
- Мне очень бы не хотелось огорчать вас, господин капитан, - несколько витиевато, но зато слишком даже уверенно начал мичман, - но в этом смысле возложенная на меня миссия налагает на ее непосредственного исполнителя некоторое неудобство. Впрочем, как вам, разумеется известно, мое правительство находится в весьма и весьма натянутых отношениях с русским большевистским правительством. Дело дошло до открытого вооруженного конфликта. Вы же своим побегом из Владивостока вольно или невольно, но заняли в этой исторической борьбе сторону большевиков. А посему, - мичман сделал длительную впечатляющую паузу, - а посему мне приказано передать вам в собственные руки ультиматум королевского и русского законного командования, согласно которому оба судна должны следовать за "Магнитом" во Владивосток, где суда ваши будут возвращены их законным хозяевам. Прошу вас обратить особое внимание на тот факт, что всякого рода сопротивление в данном конкретном случае является, как вы сами понимаете, просто смешным.
