- А ты как думаешь, Ксюш?
Она сдвинула к переносице брови и сосредоточенно задумалась.
- Нет, Вань, наверное, не возьмет. Очень уж далеко отсюда Москва, вон сколько тысяч верст наберется! Не дойти, наверное.
Стрелки часов приближались к одиннадцати. Позже этого часа строгий Фрол Прокопыч не разрешал Ксюше ходить по неспокойным улицам города, забитым до отказа в любое время суток трезвым и пьяным бесшабашным воинством. Да и самому Москаленко тоже надо было спешить на пароход, стоящий на рейде.
Они расстались со словами, которые всегда и везде говорят влюбленные в подобных случаях:
- До завтра, Вань!
- До завтра, Ксюш...
В темноте он ощутил на себе ее пристальный взгляд.
- Что ты, Ксюш?
- Я? - она вздохнула. - Мне... понимаешь ли, мне почему-то показалось сейчас, что мы с тобой больше не увидимся. Впрочем, не обращай внимания, это просто какой-то бред. Но я все равно боюсь: вдруг что-то случится...
Она смотрела на него, наверное, и не ожидая ответа. А он не находил для ответа слов и только вздыхал - один раз, второй...
- Боже мой! - засмеялась Ксюша. - Тебе бы с твоими вздохами играть бедных любовников в провинциальном театре, а ты почему-то плаваешь по морям. Может быть, господин морской ежик, вам есть смысл сменить профессию?
Хлопнула калитка, и исчезла легкая фигурка девушки, оставив после себя только тонкий запах каких-то не известных Ивану духов. Он жадно вдохнул этот волнующий запах и зашагал скоро и решительно в порт. По дороге на минуту остановился - свернул "козью ножку": ее на ходу курить всего удобнее. С наслаждением затянулся доброй высушенной махоркой - одно удовольствие! Перед самым возвращением на судно пришлось сделать крюк - заглянуть к одному старинному знакомцу на Приморском бульваре - сказать ему об облавах в городе.
- Сегодня Гаврилов еле-еле от беляков ускользнул, - развел руками Москаленко. - Если так пойдет дальше, могут наши им в лапы попасться. Ты предупреди, Васильевич, кого следует...
Бывший кочегар с "Колымы" внимательно посмотрел на запоздалого гостя:
- Спасибо, что предупредил, - с чувством в голосе сказал он. - И хорошо, что зашел: передай Шмидту решение комитета. Белые собираются снять команды с ваших доброфлотовских судов. Надо не допустить этого, ни в коем случае не допустить! Уходите из порта. Ремонтируйтесь, переждите, но здесь оставаться нельзя. Ненадежными вас считают, так что подумайте!
- Ну что ж, подумаем, до встречи!..
Дежурную шлюпку с дремавшим в ней стриженым матросом-штафиркой нашел без труда:
- Давай, братишка, дуй к "Ставрополю"!
- Гуляки проклятые, - беззлобно заворчал штафирка, вставляя весла в уключины. - Спать не дают до самого утра.
- Спать, братишка, вредно, - рассудительно подтрунил над ним боцман. - Особливо, когда вахту несешь. А вообще-то ты давай свою зарядку живее поделывай. А то до утра на судно не попаду с таким шибким ходом.
Матрос, поплевав на ладони, энергично налег на весла, и они понеслись в северную часть бухты - наиболее удобную и совершенно закрытую от ветров часть Золотого Рога. К пароходу подошли с левого борта. Отозвавшись на окрик вахтенного, Москаленко легко взбежал по трапу наверх. И остановился, удивленный. Повсюду - в капитанской каюте, в кубрике, на мостике - горел свет. Не спит никто, что ли? Не поверив своим глазам, глянул на часы: половина первого, давно пора бы уже и угомониться.
Стараясь не шуметь, осторожно приоткрыл дверь кубрика. И увидел: все матросы сидят на своих койках, все одеты, все внимательно слушают. А в центре кубрика перед ними стоит сам капитан Генрих Иванович Грюнфильд. Рядом с ним - его второй помощник Август Оттович Шмидт и председатель судового комитета кочегар Корж. Лица у всех напряженные, сразу видно, что расстроенные. Заметив вошедшего Москаленко, Генрих Иванович обернулся в его сторону.
- Итак, - сказал он негромким усталым голосом, - я подвожу итоги всему мною сказанному. Как вам известно, по возвращении из последнего рейса к устью реки Колымы с товарами для наших факторий мы без дела стоим уже несколько месяцев в порту приписки. Какое здесь, во Владивостоке, положение - вы видите и сами. Не хочу строить каких-либо опрометчивых прогнозов, но положение создается весьма и весьма серьезное... Вчера вновь сформированное правительство господ Меркуловых прислало нам, как и многим другим командам транспортных судов, ультиматум. Нам предлагается с рассветом оставить судно и всем до единого влиться в ряды армии, идти на фронт. Лично я - вне политики. Но я моряк, и мне больно и трудно будет расставаться с нашим пароходом. Поэтому я принял решение посоветоваться с командой, с вами. Я - капитан. Но сегодня спрашиваете не вы меня, а я вас. И вопрос мой очень прост: что делать?
Долго и тяжело молчали моряки. А потом слова попросил Корж, человек преклонных лет, пользующийся у всей команды непререкаемым авторитетом.
- Мое мнение таково, Генрих Иванович, - неторопливо начал он, повернувши свое смуглое, прокопченное в судовой "преисподней" лицо, - не знаю, конечно, понравятся ли вам мои слова. Но не сказать никак нельзя. Не может быть сейчас людей, стоящих вне политики. Нынче вопрос, братишки, ставится оченно даже просто: либо они - нас, либо мы - их. Буржуев я в виду имею. И не к лицу нам за ихнее грязное дело в окопах гнить да кровь свою ведрами проливать. Тем более воевать против большевиков... А кто такие эти самые большевики, я вас спрашиваю? Такие же люди, как мы. Только они еще не только себе, но и нам счастья хотят... Поэтому предлагаю голосовать резолюцию: идти в армию к белякам команда "Ставрополя" отказывается!
- В ультиматуме сказано: в случае отказа команда будет разоружена и арестована, затем предана суду военного трибунала, - вмешался в разговор прямо с порога только что вошедший первый помощник капитана Копкевич. - Думаю, господа, что о подобных вещах забывать нам ни в коей мере не следует. Повиноваться власти - это священный долг моряка.
- Плевать на ихние ультиматумы! - отозвался Корж. - Мало чего той власти захочется! А у нас должна бы иметься соя голова на плечах.
- Потом как бы кровью плевать не пришлось, - иронически сказал Копкевич. - Или изображать вяленую треску меж двух столбов с перекладиной. Сейчас, господа, эти вопросы решаются быстро и очень даже просто.
- Все равно плевать!
Долго спорили матросы. И вдруг из-за стола встал Шмидт. Невысокого роста, плотный, с аристократическими флотскими усиками и чахоточным цветом лица, он повернулся к капитану:
- Генрих Иванович, что у на с углем и продовольствием?
- Как положено, - вскинул брови Грюнфильд, - запас пятидесяти процентов от полной нормы. А в чем, собственно, дело?
Спросил, да так и не договорил до конца вопроса, с ужасом прочитав ответ на него в сухих и холодных зеленых глазах помощника.
Капитан встал со стула:
- Август Оттович!.. Неужели вы - серьезно!? Нет, конечно, скажите, что ваша мысль - не более, чем простая шутка...
- Сейчас, Генрих Иванович, - перебил его тихо, но довольно решительно Шмидт, - сейчас нам с вами, как и всем присутствующим, не до шуток. Сейчас, доложу я вам, впору слезы лить, а не веселиться. Взгляните: до рассвета недалеко, а что будет на рассвете - вы не хуже моего знаете. Вот я и выношу на рассмотрение команды предложение - уйти из Владивостока. В Японии у нас есть невыбранные фонды продовольствия и угля. Остальное - приложится...
- Уйти!? Но, позвольте, господин Шмидт... Куда уйти-то? Не на Колыму же нам возвращаться... Ваше предложение безрассудно.
- Не на Колыму, конечно, Генрих Иванович, - возразил Шмидт, не глядя на него. - Идти нам надо в Китай. Конкретно предлагаю порт Чифу. Он поспокойнее Сингапура или Гонконга. Там и переждем тревожное время. Я лично уверен, что скоро красные будут во Владивостоке: почти вся Россия сейчас принадлежит им. И пароход наш, следовательно, тоже должен принадлежать им. Думаю, что китайские власти даже окажут нам посильную помощь. Я точно знаю, к примеру, что Совет народных комиссаров Красной России обратился к властям Северного и Южного Китая с предложением установить дружественные отношения. Согласитесь: китайцам нужно быть лишенными здравого смысла, чтобы отвергнуть подобное предложение. Вот почему я предлагаю всем присутствующим решиться на этот шаг и незамедлительно следовать в Чифу.
