– Какого ты лешего здесь забыл? - вспомнил я наконец, чему так удивился, увидев подъезжающую тачку.
– Я вообще-то за тобой! - огорошил меня радостный до жопы Ярослав, который от безграничного счастья разве что радугой не блевал, и приобнял за шею, неведомым мне образом в темпе извлекая из пачки и закуривая сигарету. Всё было проделано им одной рукой, без каких-либо заминок. Выпустив в воздух облачко пара, он снова рассмеялся чему-то своему, одному лишь Яру ведомому. – Я просто подумал, что раз ты пьяный, то почему бы нам сегодня вместе не прокатиться? Но прокатнул меня на своём херу походу ты, потому что выглядишь так же занудно, как и всегда.
Я всё продолжал пялиться на сигарету, не понимая, что вообще происходит. Лишь отрывочными мыслями отголоски информации поступали в мой мозг, но так до конца и не усваивались, поэтому я тупо вперился взглядом в тлеющий конец и пытался осознать, а что, собственно, я вообще здесь делаю?
Где-то на грани слышимости запиликала открывающаяся подъездная дверь, Яр, стоящий полубоком, а не спиной к двери, как я, чуть дернул головой, чтобы убедиться, что из темноты подъезда полуэлитного дома не выходит какой-нибудь гопник с железной открывашкой в руках. А то с него станется - вскроет… Почему-то эта шутка, прозвучавшая в голове убедительным голосом нашего бывшего преподавателя по философии, заставила меня рассмеяться. Донской, внезапно чему-то ухмыльнувшись, сдавил мою шею рукой, повернув лицом к себе, и впился в губы, словно пытаясь откусить от них внушительный кусок. Он выдохнул мне в рот сигаретный дым, а отстранившись через несколько мгновений, пожал плечами.
– Ты та-ак на неё смотрел, - лукаво улыбаясь, пропел Ярик, имея ввиду сигарету. – Я просто не удержался!
Я лишь с мрачным видом выдохнул часть пара обратно в воздух, напоминая себе, что шизофреников не бью, даже если они, обмазанные грецкими орехами в меду, скачут вокруг меня канкан.
– Благодари всех чертей мира, что я этим дымом не подавился, уродец! - прошипел в ответ, чувствуя, как Донской нагло мацает меня за задницу и ехидно улыбается прямо в лицо.
Запоздало вспомнив о том, что человек, вышедший из подъезда, всё ещё стоит у дверей, я обернулся… и замер на месте, чуть не заржав от внезапно нахлынувшего чувства дежавю. Конечно же, человеком, стоящим на бетонных ступенях, оказался Антон. И выглядел он каким-то… злым?
– Ты чего выскочил? - спросил я тем же мрачным тоном, которым разговаривал секунду назад с Яром. Меня переполняла нелепая для сложившейся ситуации злость на себя и на окружающих, которую незамедлительно требовалось выпустить наружу. Конечно, жертвами моего отвратнейшего настроения оказались бы и Глубоковских и Донской, что с видом наивной овечки на выделку прижимался теперь ко мне со спины и явно корчил Антону, которого невзлюбил сразу после отъезда парня в другой город и оставил меня на попечение сверхзанятого пиздостраданиями по мнимому поводу собственной ненужности Яра. Что за детский сад, штаны на лямках?
– Какого хрена ты убежал и, что сейчас важнее, почему этот потаскун к тебе жмётся, как Ной к ковчегу? - сощурив глаза, спросил Тоха, делая несколько шагов в нашу сторону.
– Я… - «Я» как раз собирался придумать адекватное оправдание за те несколько секунд заминки, которые были вызваны моим глубокомысленным «Э», но Яр, в то время с серьёзным видом разминающий мои плечи сквозь куртку, оказался быстрее и сообразительнее, да и стерпеть оскорбления в свой адрес попросту не смог.
– Полоскун? Енот-полоскун? Прости, что? - вытаращился на него рыжий, а я усиленно делал вид, что мне не смешно. Ярослав быстро преодолел расстояние между мной и Антоном и внимательно всмотрелся в потемневшие то ли от ярости, то ли от хренового уличного освещения глаза Глубоковских. – Тебя те таксисты точно по голове не били? Нет? А в детстве?… - бредовая тирада Донского завершилась неплохим ударом в челюсть, который не был полноценным из-за плохого размаха, но больше себе Тоха с почти сломанными рёбрами позволить не смог. Яр тихонечко застонал, согнувшись, а потом даже присев на корточки возле Глубоковских.
Антона в детстве били. Да что там - лупашили его и стегли, как сидорову козу. Просто за то, что в начальной школе мой и сейчас симпатичный друг был такой лапочкой, ну просто пушистый котёнок! А так как в то время среди мужчин были модны стрижки на длинные волосы, а Анна Владимировна, святая женщина, никогда не отставала от моды, то Тошенька совсем - ну, вот на ноготок мизинчика - смахивал на девочку. Да-да, немножечко. После того, как мы стали дружить, вместе с Антохой нередко огребал и я, но кого это теперь волнует - подумаешь, не здороваюсь с теми людьми на улице, хоть и провожаю долгими испепеляющими взглядами. Так вот, напомнив Глубоковских про его срамное детство, Яр, мой бедный друг без черепной коробки в голове, вывесил перед глазами быка красную тряпку.
– Я на тебя заяву накатаю! - возмутился рыжий. – У меня чуть глаза из орбит не вылетели! Лёха, будешь свидетелем!
– Я скажу, что это была самооборона, - незатейливо и просто улыбнулся я, помогая Донскому подняться на ноги. – Давно уже пора издать закон, запрещающий тебе общаться с людьми с неподготовленной психикой. Скажи спасибо, что состояние не позволяет ему бить в полную силу - на третьем курсе Антон был в числе лучших на курсах подготовки. К тому же, ты сам виноват - сначала говоришь, потом думаешь. Прёт из тебя, как из банка хуёвого сарказма.
– Вот спасибо, поддержал! - огрызнулся Ярик, скидывая с себя мои руки и направляясь к машине. – Горько, суки! - заорал парень громко, а после захлопнул дверь иномарки, и через несколько секунд машина сорвалась с места и исчезла за поворотом.
Чего приезжал? Я оторвал взгляд от стоящего углом здания, возле которого пару мгновений назад горели задние фары тачки Донского, и повернулся к Тохе. Улыбнувшись, кивнул на подъездную дверь, предлагая вернуться обратно в квартиру.
– Держись от него подальше, - тихо предупредил меня Глубоковских, когда мы поравнялись возле лестницы на первом этаже.
– Тебе напомнить, с кем я провёл последние два года? - усмехнувшись, вопросительно вскинул бровь я, предполагая, что парень этого всё равно не увидит. – Он жутко раздражает меня в пяти случаях из шести, но я не хочу, чтобы он попал в какую-то передрягу или остался один, - Антон остановился и испытующе взглянул на меня сквозь полуопущенные ресницы. – Наверное, то же я чувствовал и к тебе, только это было сильнее… - парень вздрогнул и повёл плечом, словно избавляясь от чьего-то прикосновения. – Да что там, было… И сейчас есть, - признался я значительно тише, поднеся руку к губам и прикусив фалангу указательного пальца.
– Так какого хрена мы пудрим друг другу мозг? - так же тихо отозвался на это заявление Антон, потянув меня за руку. Через полминуты мы оказались у дверей квартиры, следом - в коридоре.
– Когда вернётся Саша? - поинтересовался Тоха, стягивая с себя куртку и вешая на крючок. Я мысленно отметил, что неплохо было бы съездить завтра вечером за новыми вещами, раз уж у парня совсем ничего из одежды не осталось.
– Сегодня не должен, - сглотнул я, подозревая, о чём пытается спросить Глубоковских. «Никто не помешает?». Чёрт. – Тох, если ты это ради нашей дружбы, то лучше не надо, - предупредил, с опаской вглядываясь в затылок светловолосого друга, словно там действительно можно было отыскать что-то дельное.
– Да что ты, блядь, задолбал своей дружбой! - зло прошипел Тоха себе под нос. – Для себя я это делаю, для удовлетворения своего разбушевавшегося ли-би-до! - он резко обернулся и, сверкнув взглядом голубых глаз, напугал меня до дрожи в коленках. – Раздевайся!
– Ты ничего не перепутал, Глубоковских? - меня словно ледяной водой окатило. – Я немного пьян, ты совсем слегка поломан - но какие уж тут преграды, у тебя же либидо! Спать иди, придурок доморощенный, поговорим об этом завтра, когда я буду трезв, а ты немного адекватен. После встречи с Донским и не такое случалось, поверь мне. Кир мне даже пару раз на жизнь жаловался после разговора с ним, так что расслабься, не ты первый, не ты последний, у кого крыша чуть накренилась.