А раньше рядом с ним у Донского отказывали сердце и мозг.

***

Яр позвонил около одиннадцати вечера, мы уже собирались ложиться спать, а он всё скандировал радостно, словно ему подарили крайслер, «Мы взяли его, Лёха, взяли!». Признаться честно, поначалу и я улыбался, заразившись его позитивным настроем и совершенно позабыв о том, что совсем недавно хотел придушить собственными руками. Донской сиял. Взахлёб, словно маленький ребёнок, рассказывал, как проходило задержание, какое живое участие он успел в нём принять.

Потом он на пару секунд замолчал, поздоровавшись с каким-то офицером - видимо, слушал, как он что-то рассказывает. Затем уж было начал снова говорить со мной, но из динамика послышался глухой хлопок, громкий мат сразу нескольких человек на фоне, кашель Яра, а после - несколько оглушительных выстрелов.

И трубка замолчала.

…На похороны мы приехали вместе с Антоном - ему это почему-то было очень важно. Он даже подходил потом к могиле и что-то говорил, странно глядя на холмик свежевскопанной земли. Я старался абстрагироваться - никогда раньше не был на похоронах. Все эти рыдания, крики и аура отчаяния - брр.

Меня даже передернуло пару раз - не от холода. Потом я нашёл позади толпы Резцова, и мы с ним поговорили ни о чём, пытаясь отвлечь друг друга от неприятных мыслей. Даже странно, что люди умирают вот так - не от старости, а от пули.

Два пулевых: в сердце и в лёгкое, шанс выжить - нулевой. Умер прямо там, на руках у молодого опера - вот стрессу-то парню в самом начале карьеры.

После похорон захотелось жить ещё сильнее, чем прежде. Не тратить времени зря, а жить каждую секунду. Искать себя в каждом вдохе - своём, да и чужом тоже. Радоваться всему, невзирая на мнение окружающих. Странная атмосфера на этих кладбищах, я вам скажу. Или просто я себя до такой степени накрутил?…

– Ну надо же, - тихо проговорил Антон, шагая рядом со мной в сторону машины. Она стояла на парковке рядом с главными воротами. – Из-за меня умер человек.

– Нашёл за что себя винить, - тут же разозлился я. Состояние у меня было взвинченное, я почти не соображал, что происходит. Странная атмосфера, очень странная.

– Вот именно, - согласился Кирилл, идущий по другую сторону от меня. – Очень дурная привычка - искать себе повод для философствования.

– Ты не останешься? - спросил я уже у Шрама, решив, что с Глубоковских на сегодня и без меня хватит - и так на нём лица нет. Похороны - они всегда так на людей действуют. У меня будто вакуум в голове образовался. Я думал только о том, что делал, и то - при этом совершенно не соображая, что происходит вокруг и почему я это делаю.

– Нет, на сегодня с меня хватит, - покачал головой Резцов, поджав губы. – В морге спокойнее. Совсем не думаешь о том, сколько человек будут “этот синий труп” провожать в последний путь. Надо было на терапевта идти, вот я идиот.

– Про идиота это точно подмечено, - вмешался в наш разговор ещё один человек. Я обернулся, встретился взглядом с глазами цвета холодной стали и кивнул зачем-то.

У Яра была перебинтована рука - туда попала пуля - и расцарапано лицо - он неудачно приземлился на асфальт после выстрела обиженного жизнью и энтузиастами-оперативниками Андрея Широкова. Конечно, у Донского был с собой пистолет, (он его после армии из рук ни на секунду не выпускал) и конечно же он применил его по назначению. Впервые. Сделал всего два выстрела - довольно метких, надо сказать. И убил человека. Конечно, это была самооборона - задержанный выстрелил первым, это подтвердили все люди, находящиеся рядом с Яром в то время. Но вот для самого парня убийство, невольным исполнителем которого он стал, было тяжкой ношей. Хорошо, что он наконец заговорил с нами, все-таки три дня молчания - это довольно серьёзно для Донского.

Хорошо, что он жив.

– Едем куда? - спросил я, оказавшись в салоне автомобиля. Щелчок ключа в замке зажигания - и двигатель довольно заурчал.

– Куда-нибудь, где мне будет не так хреново, - жалобно подал голос Ярик с заднего сиденья.

– Давай к нему домой, - доступно перевёл фразу лучшего друга Резцов, тяжело вздохнув.

– А хотите историю? - улыбнулся я в зеркало заднего вида и для Антона - персонально.

– Какую? - спросили они нестройным хором довольно бодро. Рассказывал я всегда увлеченно и интересно, так что отказывались слушать мои истории немногие.

– Историю о том, как я попал в тело другого человека, - шкодливо усмехнулся я, вспомнив несколько действительно забавных моментов из того периода. – Историю, которой никогда не было.

Машина тронулась с места, а я начал говорить - тихо, как сам понимал происходящее тогда.

И начал со звонка будильника однажды утром.