– Ты за этого дохляка, что ли? - с отвращением проговорил хомячок, не глядя пнув свою жертву куда-то под коленку. Жертва полузадушено застонала, а после всхлипнула - не то от унижения, не то от боли.

Пацан, сидящий на асфальте, выглядел как-то неправильно, не по-мужски.

“Так нельзя!” - думал я, и меня пробирала злость из-за того, что этот мальчик не может защитить себя, дать врагу отпор. Даже стало как-то больно в груди.

Но теперь ничего не попишешь, черти с ним.

Так, толстый, толстый… Как его, Господи, зовут-то?… Саша, Даша, Паша?… О, точно, Паша!

– Пашутка, дурачок, - произнёс ласково и мелодично, улыбнувшись. – Ещё слово выдавишь - ударю.

Пашутка взревел подстреленным медведем, а его шайка-лейка тут же злобно ощерилась и рванула в мою сторону.

Вот вроде бы целых полгода в этой школе учусь, а никто до сих пор не понял, что ко мне лучше не лезть…

Через несколько минут они вдвоём лежали на асфальте в более унизительном положении, нежели их жертва. Даже забавно. Паша всё ещё не решился бежать или нападать, поэтому я тоже не особо торопился - стоял напротив, немного склонив голову, словно уважая его дальнейший выбор.

Но когда парниша наконец решил смыться и дернулся к многоэтажкам, его огрели… портфелем. Сзади, по голове. И он разревелся. Расплакался и убежал уже в слезах. Отвратительное поражение, честно говоря, не завидую ему. Но, чёрт…

Я уже не мог сдерживать свой безумный смех.

Протянул жертве, которая, как оказалось, была не такой уж и беззащитной, ладонь и, улыбнувшись, громко произнёс:

– Привет! Меня Лёха звать, а тебя?

Тоха…

***

…– Ебана-мама! Яр, это кто?! - рев Дини мог бы и мертвого разбудить, так что я исключением не стал - поднял голову с подушки и взглянул на дверной проём, искренне желая другу провалиться в преисподнею. Ранняя пташка, так тебя и по-другому!…

– Кто это? - повторил я его вопрос полусонно, смакуя утренний вкус полыни во рту, как самого дорогого лобстера. Глаза наконец открылись окончательно, и я с трудом, но смог узнать в присутствующих рыжего, как осенняя листва, Дениса и мрачного, как тьма бесов, Кира.

– Ну кто бы сомневался, - протянул заунывно, вытянув вперёд свою конечность для рукопожатия. Дениска - милый ребёнок - ответил на приветствие.

Фролов, спящий до этого рядом со мной, - от неожиданности я даже чуть с кровати не слетел - а теперь уникально бодро для пьянчужки сидящий, удивился больше для приличия.

– У нас удивительно маленький город, - хмыкнул белобрысик, лукаво улыбнувшись. – Здравствуй, Денис.

– Саша, - Филатов неуверенно мялся на одном месте, словно боясь ляпнуть чего лишнего.

– На мой вопрос, конечно, никто не ответит?

Мирка сделал вид, что люто обиделся. Он, как я понял, был уже почти трезв (или почти не пьян, хотя это совершенно разные его состояния) поэтому расчесывал свой полубокс с таким независимым видом, - было бы чего чесать, товарищи! - что я всё же ёбнулся с кровати (благо падать не высоко) и жалобно застонал. Вот что за дурдом у меня случается после праздников последние несколько лет? Ничего не понимаю. Хоть в дурку звони, хоть в КВН, сценаристам!

– Вы знакомы? - поинтересовался уже я, упорно игнорируя вопли Денеева - бля, у меня от него уже голова болит, тащите таблеточку!

Алекс пожал плечами.

– Мы дальние родственники, - а затем уточнил ехидно:

– Очень дальние.

– Парни, парни, - ненавязчиво вмешался в разговор Шрам, стоящий за спиной Дна. – Может куда-нибудь в другое место пойдём? Здесь тесновато.

Я бегло посчитал количество людей на один квадратный метр своей бывшей комнаты и тяжело вздохнул. Тысяча евреев, сколько у меня теперь знакомых! Пора уже новую квартиру покупать - побольше, раза эдак в три.

– Тогда давайте тащите стол в зал, - распорядился я, устало поднимаясь с пола и потирая свою многострадальную пятую точку. Как я вообще умудрился заснуть? Ну и хрен с ним, ведь более удивительно на этом фоне выглядит факт того, что меня никто не разбудил. – Динь-Динич, где Тоха? - обратился уже к Радомиру, как к самому оснащенному в плане информации в этой квартире. Уж если Антоша не потрудился, значит он сам в дрова, нужно же найти, в какой угол забился, если не рядом со мной.

Денеев тут же напряженно нахмурился, пытаясь вспомнить, вероятно, о местонахождении друга. Потом почесал репу и поднял палец вверх.

– Он ушёл в магазин.

Пока я с присущей мне после сна заторможенностью соображал, что такое магазин, эмоции на моём лице менялись с катастрофической скоростью. Через несколько секунд я уже был бледен, как призрак.

– Блядь, только не это. Черт!

Сорвавшись с места в то же мгновение, я выбежал в коридор и накинул на себя первую куртку, которая попалась в поле зрения и натянул Тохины зимние кроссы.

Дальше - подъезд, улица, магазин недалеко от дома.

Сердце стучало так, словно у меня мигом взлетело давление. В принципе, так оно и было. Чёрт, если с ним что-то случится… Стоп. Почему я так разволновался на пустом месте?

“Потому что он в опасности!” - рявкнул внутренний голос голосом Донского.

Перед глазами начало темнеть.

“Полегче на поворотах, придурок, не вырубайся, тебе нельзя! Лёха, вернись! Лёха, если вырубишься, то всё!…”

Но было уже поздно. Я почти не дышал, и сознание стремительно покидало мою больную голову.

========== Глава 18: “Между нами.” ==========

Четыре года назад.

Квартира на Новый год была найдена ещё за полгода до самого праздника, поэтому когда утром двадцать восьмого числа Тоха сказал, что не хочет праздновать с одногруппниками, я выпал в осадок и чуть его не пришиб. Что за бабские причуды? Не хочу, не буду. А потом что? На солененькое потянет? Это, по факту, было наше первое совместное с группой мероприятие, и отказываться было как-то слегка… дико.

В общем, в течение дня я уговаривал Глубоковских всеми правдами и неправдами, и к вечеру крепость друга пала под натиском вражеских (моих) аргументов. Убеждение всегда было моей сильной стороной, хотя о причине утреннего отказа я так и не узнал. В то время для меня это было столько же важно, как и вывод формул связей из тригонометрического тождества - по правде говоря, вообще не важно.

Иногда Антон мог быть медленным - мылся почти час, одевался со скоростью бешеной улитки и шёл к остановке так, словно его в задницу ужалили, и теперь там всё болит. Я тащил его прицепом, не взирая на косые взгляды прохожих, Глубоковских ржал, но пытался сопротивляться.

В автобусе он пытался меня удушить за то, что я сидел на его коленях (больше мест не нашлось, и я, конечно, мог бы постоять за землю русскую, но зачем, если мне и так хорошо?) и мешал обзору. Сидящие в салоне люди смотрели на двух бесящихся придурков с улыбками, (бабулек, конечно, не учли, потому что они вообще редко улыбаются, не виноватые мы) а кто-то вообще пытался заснять нас на видео, но я довольно популярно объяснил аудитории про авторские права и прочее, прочее. Мы с Тохой всегда вызывали у окружающих такие позитивные эмоции - во многом благодаря моей природной несдержанности. Я постоянно шутил и разговаривал довольно громко, чтобы слышали все, ибо терпеть не мог в одиночку смеяться над своими же шутками. Другу было стыдно, но кто его спрашивал?

В квартиру мы ввалились тем же макаром - пытаясь отвесить друг другу дружеские подзатыльники. Однокурсники посмеялись, растащили нас по разным углам, (миссия называлась «Разлучи сиамских близнецов») и вечер продолжался вполне размерено и скучновато. Через час я стал украдкой от остальных в моём углу кидать на Глубоковских зовущие жалобные взгляды. Он почему-то оказался в женском углу (уверен, это всё его внешность виновата, он слишком красивый для парня, девчонки по нему сохнут) и тоже иногда поворачивался в мою сторону. Когда наши взгляды встречались, он ехидно скалился, явно пытаясь меня уязвить и сделать виноватым, но я был непробиваем - показывал ему язык, и вся комната тут же взрывалась смехом. Клоун, что с меня взять?