-- На земле, - рыдал Женька, как обиженный мальчишка. - Всех на земле.... Как щенков! Весь полк!
Оксана с ужасом заметила, что из уголка Женькиного рта свисает длинная, тягучая полоска кровавой слюны. От страха, и детской, почти мальчишеской обиды своей Женька прокусил до крови себе губу и совершенно не заметил этого. Она едва не закричала от ужаса - на мгновение, представив, что все вокруг неё сошли с ума.
-- Женя, - испуганно сказала Оксана. - Ты Сашу не видел?
Малахов не услышал её слова. Он как шёл вперед, не видя ничего, и размахивал пистолетом. Нелепо заведённой механической игрушкой обойдя Оксану, Малахов слепо пошёл в сторону - прямо на изорванные ряды колючей проволоки у края аэродрома.
-- Суки! - орал он в притихшее утреннее небо, плюясь кровью. - Бляди! Всех на земле.... Весь полк!
Оксана, прихрамывая, догнала Женьку и осторожно обняла его за худенькие, вздрагивающие в рыданиях, плечи. Женька тупо вытер со рта кровавую слюну. Блестящий смазкой, новенький тульский Токарев выпал из его ладони.
-- Тш-ш,- прошептала спёкшимися губами Оксана, успокаивая Женьку. - Тш-ш.... Всё кончилось.
Женька положил голову на плечо Оксаны, пачкая закопчённой щекой белую бретельку её ночной рубашки. Чёрный дым, низко клубившийся над землёй, медленно стекал вокруг них по острым листьям зелёной травы взлётного поля. Солнце спряталось за чёрным шлейфом едкого дыма, стелившегося от пылающих ангаров, где догорали цистерны с высокооктановым авиационным бензином. Тень от чёрного, вонючего дыма ползла по аэродрому, цепляясь за тонкие стебли пырея и клевера.
Оксана с тревогой посмотрела в горячее, неподвижное небо.
-- Тш-ш,- продолжала она баюкать всхлипывающего Женьку. - Всё кончилось. Всё уже кончилось....
Женька перестал плакать. Он будто очнулся от страшного, но всё же сна и недоумённо посмотрел в глаза Оксаны. Посмотрел испуганно.
-- Всё ведь хорошо? - с надеждой спросила Оксана и тоже взглянула в грязное Женькино лицо, увидев там стыд. Стыд за собственный страх, стыд за собственную минутную, детскую слабость. Неожиданно Оксане стало смешно. Она улыбнулась, взъерошив грязной ладонью короткие Женькины волосы.
-- Что такое? - обиженно спросил Женька, отводя в сторону свой взгляд. Из глубоко прокушенной губы тонкой струйкой продолжала сочиться кровь.
-- У тебя нос испачкался,- смешливо сказала Оксана.
Они стояли посреди большого взлётного поля, на котором потоки лёгкого июньского ветра раскачивали языки весело трещавшего пламени. Они стояли и улыбались рядом с десятками убитых, уткнувшихся бесстрастными, пустыми лицами в нагретую пожарами землю. Чёрные блестящие мухи, уже нашли на их обнажённых, избавленных от чувств лицах удобные аэродромы.
Они стояли молча, пока Женька обиженно не протянул:
-- Да ладно тебе.
А что ему было ещё сказать?...
-- Нет, правда,- сказала Оксана. - А ты Сашу не видел?
Женька, отрицательно сдвинув брови, мотнул головой.
-- Нет, не видел,- сказал он и поднял с земли свой пистолет. - Он, наверное, там возле самолётов....
Женька махнул рукой в сторону пылающих самолётов, вокруг которых в клубах дыма мелькали растерянные люди. Они неторопливо побрели к изуродованным "чайкам" и "ишачкам", залитым оранжевыми пламенем, которое змеилось по обломкам самолётов.
-- Это война? - спросила Оксана.
-- Война,- утвердительно кивнул головой Женька. - Если б не внезапно.... то мы б ещё посмотрели кто кого. А то ведь на земле, весь полк....
Он тоскливо посмотрел на безоблачное небо.
-- Мы их не ждали,- бессмысленно сказал он, будто оправдываясь. - А они весь полк.... И ведь приказа никакого не было. Приказ ведь был - не поддаваться на провокации...
Женька обернулся - совсем недалеко горела перевёрнутая машина комполка, который ещё вчера призывал не поддаваться на эти самые провокации. Оксана чуть ли не силой потянула к взлётной полосе.
Они нашли Сашку на взлётке, возле уцелевших самолётов.
Сашка неудобно скособочась, сидел на "фонаре" чудом уцелевшего "ишачка" и торопливо жевал плитку шоколада из неприкосновенного запаса. Рядом непрерывно матерясь, двое пожилых механиков наполняли обоймы ШВАКовских пушек жёлтыми, блестящими от смазки снарядами. А перед "ишачком", в высокой траве раскинулось тело красноармейца, изрешеченного пулями.
-- Оксана? - Сашка легко спрыгнул с фюзеляжа истребителя. - Зачем ты здесь?
-- Саша,- всхлипнула Оксана, бросаясь мужу на шею. В слезах счастья она не заметила, как её босая ступня скользнула по мокрой от крови - пули перебили парню шею - гимнастёрке убитого.
- Саша, Саша, Сашенька....
Она как слепой щенок тыкалась сухими губами в лицо мужа, ощущая его хриплое дыхание, горько пахнувшее невкусным армейским шоколадом. Воскресное июньское утро обняло их, стоявших возле замершего на взлётной дорожке истребителя. Казалось, что они могли бы стоять так вечно. Но авиамеханики наполнили магазины пушек, торчавших из крыльев истребителя. Малахов стоял за ними не зная куда деть свои руки.
-- Саша, Сашка,- шептала, сбиваясь на плач, Оксана. Она старалась крепче прижаться к Сашкиной груди, царапая голые руки о металлические застёжки парашюта, мешком болтавшегося за спиной мужа. Теперь ничто не заставит её оторваться от широких Сашкиных плеч.
-- Команда три - на взлёт, сухо сказал Сашка. - Связи нет. Взлетаем без сигнала.
-- А где Ерепьян? - тупо спросил Малахов.
-- Нет Ерепьяна. Никого нет. Связи нет. Самые старшие по званию - мы. Понял?
-- Как это мы? - не понял Женька.
-- А так одним попаданием, - Сашка как-то брезгливо поморщился в ответ на слюнявые причитания и поцелуи жены. - Давай, там ещё ишак Митрофанова целый - пойдёшь на нём.
Женька за спиной Оксаны беззвучно кивнул и растворился в клубах дыма, надеясь отыскать уцелевший в этом аду самолёт.
-- Ведь всё кончилось? - оглянувшись, спросила шёпотом Оксана, заглядывая в посуровевшее лицо Сашки. - Они ведь ушли. Ведь ушли - скажи, ушли?
Сашка оторвал от себя руки Оксаны.
-- Они вернутся. Всё только начинается. Это война, Оксана.... Мне лететь надо.
Оксана от испуга села на пропахшую пороховой гарью траву.
--Там,- Сашка махнул в сторону, куда ушли немецкие самолёты. - Там, Оксана, наши. Их нужно прикрывать с воздуха. Связи нет, но лететь надо. Что-то ещё осталось.
Он ещё долго говорил что-то о звеньях и прикрытии, и Оксана молча кивала, будто отыскала в его словах какой-то смысл. Сашка говорил и говорил, пока седой авиамеханик свистящим шёпотом не сказал за спиной Оксаны:
-- Всё лейтенант, полный ажур. Только дозаправить не сможем - топлива у тебя в баке только две трети, - один из авиамехаников махнул рукой в сторону пылающих бензовозов у хранилища горючего.
-- Я обязательно вернусь. Когда-нибудь, - Сашка умолк и будто собираясь с мыслями, потёр грязный лоб. - Может это только провокация.
Оксана посмотрела на запад, прислушалась к бухающей где-то за горизонтом артиллерийской канонаде и заплакала. Ей невыносимо хотелось вцепиться руками в Сашкины плечи и держать его, не отпуская от себя. Кричать, что ей совершенно плевать на какие-то войска, плевать, что они самые старшие по званию и что ей хватит на сегодня смерти и крови. Прокричать о сгорающем заживо, пока Сашка не согласится остаться, и они вместе вернутся в их маленькую хатку-мазанку, убирать осколки стекла и белое крошево мела. Простыни в саду, наверное, можно было заштопать и отстирать. Только бы Сашка остался.
-- Лейтенант, ещё один "ишак" целый, пулями только стекло в фонаре поклевало.
-- Лады,- сказал Сашка авиамеханику. - Ещё, что поднимите из машин?
-- Посмотрим, - пожал плечами авиамеханик.
Оксана поняла, что Сашка всё равно полетит.
-- Ты ведь вернёшься? - хриплым шёпотом спросила она.
-- Конечно,- кивнул Сашка, взбираясь по упорам на кабину истребителя. - Иди домой Оксана.
