-- Вы не понимаете государственной необходимости, -- сказал Золотой Слиток, -- есть люди, которым просто до зарезу нужны европейские товары. Если их потребности не удовлетворить, то будем иметь много недовольных внутри страны. Зачем нам делать себе врагов на пустом месте?

-- Ты имеешь в виду собственное семейство, -- усмехнулся Горный Ветер, -- ведь это твои женщины привыкли к европейским духам и тряпкам. И если торговля прикроется, то они тебе такую кухонную войну устроят, что не позавидуешь. Это ты только говоришь, что жён в узде держишь, на самом деле, если они объединятся, то против этой силищи ты бессилен и отступаешь.

-- Слишком много ты всего знаешь! -- проворчал в ответ Золотой Слиток, -- а хотя бы даже и так, всё равно таких как они по стране много. И особенно в Тумбесе.

-- Так работа такая -- всё про всех знать, -- ответил Горный Ветер.

-- Оттого вас, бойцов невидимого фронта, и не любят.

-- Не любят, -- согласился Горный Ветер, -- но если хочешь жить, то нужно, нас хотя бы терпеть. И средства нам давать, а ты любишь поскупиться, Казначей. Но в одном ты прав, таких по стране и в самом деле много. И я боюсь, как бы не стало ещё больше. Мне достаточно скандала с Золотой Кружевницей -- нельзя давать власть тем, у кого кружева на первом месте.

-- Тут ещё вот какой момент, -- сказал Асеро, -- когда наши люди выезжают за границу, мы просто не можем не давать им с собой карманных денег. И не можем запретить им покупать на них разные мелочи в подарок. Это своего рода вознаграждение за риск. Но вот если они будут здесь, то мы никак не можем выделять государственные средства на кружавчики, когда есть куда более насущные вещи. Так что твои жёны по любому будут в накладе, Золотой Слиток. Так стоит ли им так настаивать на торговом соглашении?

-- Да, это так, -- ответил Золотой Слиток, -- ну а если какой-либо тавантисуец захочет обменяться какой-то своей вещью с иностранцем, он ведь не будет преступником? Или будет?

-- Да, это сложный вопрос... -- сказал Асеро. Законы Тавантисуйю не запрещали её жителям меняться между собой вещами. Конечно, так как многое получалось по распределению, то нужда в этом возникала лишь изредка, но никаким законом нельзя запретить дарить людям подарки. В том числе и одновременно. Так что обмен полностью не запретишь. Однако если тавантисуйцы могут меняться между собой, то как им запретишь меняться с иностранцами? Нет, конечно, можно ввести такой закон, но скорее всего его всё равно будут обходить. Стоит ли делать людей преступниками? Но и обмен может быть реально опасен ослаблением контроля и развитием алчности, от него до воровства государственного имущества -- один шаг...

-- Сам-то ты что думаешь? Ведь если под прикрытием обмена начнут воровать, тебе же первому разгребать. Даже до лишения льяуту дело дойти может.... Так что я бы на твоём месте так на торговом соглашении не настаивал. Ты ведь можешь себя под такой удар поставить.... Подумай об этом.

-- Да думал я уже об этом... -- сказал Золотой Слиток, -- но по мне изоляция всё-таки для государства опаснее. И из-за внутреннего недовольства в том числе.

-- Значит, надо думать о том, чтобы наши люди, особенно наши женщины, меньше значения кружавчикам предавали. Вот я как-то воспитал дочерей без этого -- и нормально живём, не ссоримся. Почему так не могут все?

-- С таким вопросом лучше к амаута, -- сказал Горный Ветер. Сколько там ещё до конца перерыва? Полпачки коки ещё есть? Думаю, что надо подкрепиться парой лепёшек. Пошли в столовую, если там ещё что-то осталось.

-- Не думаю, что там много всего осталось, лучше зайти ко мне, надеюсь, что в саду уже закончились прививочные дела.

Горный Ветер ответил:

-- Кстати, может быть опрометчивым делать прививки сразу всем, кто занят охраной и подобными делами. Я вот сейчас чувствую некоторую слабость. Нет, я думаю, что всё обойдётся, но надеюсь, что в ближайшее время мне брать оружия в руки не придётся. Но всё-таки лучше это в несколько порций делать. И с разными лекарями.

Зайдя только на минуточку с целью договориться о прививках в своём доме, Инти уже собирался уходить из внутреннего сада, как вдруг ему дорогу преградила Прекрасная Лилия. Её лёгкое танцевальное платье с открытыми предплечьями резко контрастировало с её решительным насупленным видом. Предав свою голосу максимальную для пятнадцатицатилетней девушки твёрдость, она сказала:

-- Дядя, не отпущу. Я знаю, о чём говорят на собрании Носящих Льяуту сегодня. Отвечай, почему ты против торгового соглашения.

-- Ты-то, Лилия, что лезешь в государственные дела, какая тебе разница, что и как мы там подпишем?

-- Большая. У многих Дев Солнца есть платья с кружавчиками, только мы, твои дочери и племянницы, должны ходить как оборванки, -- девушка показала на своё платье, и Инти невольно улыбнулся. Назвать Лилию "оборванкой" в таком наряде было уж очень неуместно. Инти не знал, что в девичьей среде тавантийсуйские кружева из шерсти считались хуже заграничных шёлковых.

-- Так значит ты из-за красивых платьиц такая злая?

-- Да. Мне обидно. Ты и отец запрещаете нам их, потому что нас не любите.

-- Неужели ты всерьёз думаешь, что мы вас можем не любить? Любим, конечно. Но есть причины, по которым мы опасаемся торгового соглашения. А без платьев вполне можно обойтись. Перестанешь о них думать -- перестанешь хмуриться и злиться, и вновь станешь той милой Лилией, которую я всегда знал. Хочешь, я тебе сейчас всё объясню?

-- Хорошо, -- сказала Лилия, и черты её лица разгладились, -- так почему ты всё-таки против торговли с европейцами.

-- Как ты понимаешь, я отвечаю за безопасность всех нас. А среди иностранцев, сама понимаешь, неизбежно будут враги. И эти враги опаснее испанцев -- потому что по-испански мы все понимаем, а английский язык очень мало кто знает. Они могут строить свои коварные планы, в открытую их обсуждать, а мои люди не сумеют их подслушать. Мне горько осознавать, что их визит может стоить кому-то жизни. А от любви к европейским безделушкам очень просто себя отучить -- смотря на них, представляй себе, что они окрашены чьей-то кровью...

-- Дядя, скажи всё-таки, почему ты так против европейских платьев. Разве тебе было бы трудно подарить их нам с Розой и своим дочерям? Золотой Слиток же своих жён наряжает, и ничего... Разве ты не хочешь, чтобы мы были красивыми?

-- Понимаешь, Лилия, я же вижу, что тебе не платье нужно. Наши платья куда изящнее и практичнее, на них нет лишних деталей, потому их проще содержать в порядке. Но европейское платье -- лишь символ приобщения к далёкому и недоступному христианскому миру.

-- Да, конечно, я читала книжки из Европы. Там всё так красиво, благородно... У нас не бывает таких красивых и благородных чувств... Почему?

-- Потому что в книжках слишком многое приукрашено. Как человек, видевший европейские колонии не по книжкам, могу сказать тебе что это так.

-- Но ведь саму Европу ты не видел. К тому же ты имел дело с худшими людьми, а в книжках пишут про лучших!

-- Ну рассказы агентов, побывавших в Испании, я слышал. Может, частично ты и права, но давай рассмотрим поподробнее это самое европейское рыцарское благородство. Какое оно не в красивых словах, а на деле?

Лилия принялась с охотой перечислять:

-- Ну благородный рыцарь щадит побеждённого врага, никогда не оскорбит женщину, защищает слабых... Он смелый, всегда идёт навстречу опасности... Благородный богач всегда кормит бедных, жалеет вдов и сирот...

-- Ну отважных людей, готовых рисковать жизнью ради того, что им дорого, и у нас немало. А что до благородства в европейском понимании... Знаешь, почему это всё так трогательно и красиво -- щадить пленных, не обижать женщин, кормить голодных? Да потому что европеец НЕ ОБЯЗАН ТАК ПОСТУПАТЬ. Он вполне мог бы и зарубить мечом или подвергнуть пыткам безоружного пленника, мог бы надругаться над беззащитной женщиной, оставить бедняков подыхать с голоду... И ему бы не было за это даже общественного порицания... Поступить благородно или нет -- его дело, его личное право! Именно потому действия благородного человека вызывают такое умиление -- потому что многие другие на его месте поступают иначе. А вот наши воины по закону обязаны обращаться с пленными по-человечески и без крайней необходимости их не убивать, у нас закон запрещает посягать на честь беззащитных женщин, как в мирное так и в военное время, и государство обязано предоставить работу трудоспособным и паёк нетрудоспособным. У нас это не личный выбор человека, а обусловлено законами общества. По этому поводу в христианских странах попы с амвонов проклинают нас за принуждение к добродетели. Но знаешь, богачи, которые добровольно раздают милостыню, придут в ярость не только от предложения отдать свои богатства тем, за счёт кого они наживаются, но даже платить на это небольшой постоянный налог. Потому что тогда это будет уже не право продемонстрировать свою добродетель, а обязанность. А исполнением обязанностей не побахвалишься. Это нельзя записать себе в сверхдолжные заслуги.