«Если она у него, конечно, есть», — раздражённо думал Бернард, наматывая по квартире круг за кругом.

Привлечённые его флиртом девушки слетались на него, как мотыльки на электрический свет, и ему приходилось неловко — быстро — выкручиваться, а иногда даже терпеть бессмысленные — для него, но не для них, девушек — выяснения отношений по поводу того, что он, такой козёл, ни одной юбки мимо не пропускает.

В итоге эта идея оказалась самой провальной — Джон абсолютно точно не ревновал и даже смеялся над тем, как часто возвращался Бернард домой с покрасневшей от пощёчины скулой.

***

Как-то раз Бернарда буквально осенило — может быть, Ватсон не боится конкуренции, потому что он вампир? Если Бернард заведёт себе другого вампира, то тогда-то Джон и зашевелится. Поэтому, однажды дождавшись, когда Джон отлучится в очередной раз по неизвестным ему, Бернарду, делам, Бернард оделся как можно более развязно — порочно — и отправился на запад Ванкувера. Там был известный в своих кругах бар, где заседали разношёрстные по статусам и возрасту вампиры и где неплохо можно было подзаработать при случае своим телом или кровью. Так что подцепить кого-нибудь там было вполне реально. Он не оставил Ватсону ни записочки, ни подсказки. Надо будет — найдёт.

Единственное, что Бернард не учёл, — это то, что, перебрав с выпивкой, он особого соблазнения не совершит. Бернард, напившись разноцветных коктейлей, был пьян в стельку и едва не заснул прямо за столиком с каким-то неизвестным вампиром — тому было лет сорок на вид, — упорно подпирая щёки кулаками и пытаясь не косить взглядом.

Когда этот вампир, заметив состояние собеседника, предложил уже завязывать и убираться отсюда поскорее, Бернард начал что-то протестующе мычать и отбиваться от рук, зовя Джона. Вампир пожал плечами, уже давно оставив мечту раскрутить этого юнца на кровь и секс, пожалел глупого — явно наивного и не испорченного — юношу, так напомнившего ему давно уже погибшего человеческого любовника, и пообещал самому себе не делать в отношении него ничего неприличного, пользуясь невменяемым состоянием. Просто решил помочь добраться ему до дома. Вычленив из пьяного бормотания в ответ на вопрос о месте жительства адрес, он потащил тощего паренька на выход из бара под оценивающими и понимающими — на самом деле, нет — взглядами.

Когда они добрались кое-как до дома, где жил Бернард, на помогавшего вампира налетел буквально с кулаками и клыками другой вампир.

— Какого чёрта тебе от него надо? — рычал Джон, предостерегающе выпуская клыки и сжимая крепко чужую шею. — Что ты с ним сделал, тварь?

Бернард, оставленный без внимания, следил за внезапной потасовкой мутным взглядом, а потом вдруг умильно произнёс, икая:

— О, Джонни, ты всё-таки меня лю-ю-ю-юбишь.

Ватсон вздёрнул бровь, рассматривая пьяного Бернарда, сидящего на брусчатке и привалившегося спиной к бетонному крыльцу. Потом ещё раз с подозрением посмотрел на вампира, которого нещадно мутузил последние несколько минут. Тот хоть и был в сорокалетнем теле, но ловкостью и силой обладал, как молодой. Хотя особого сопротивления всё равно не оказывал, лишь блокировал удары, защищаясь.

— Я просто доставил эту пьянь домой. — Пожал мужчина плечами, примирительно поднимая руки. — Я не знал, что он живёт с вампиром. Просто хотел помочь юнцу, а то его бы разодрали на клочья жадные до тела вампиры в западном баре. Думаю, ты понимаешь, о чём я сейчас.

Глаза Джона опасно сузились. Но уже по отношению не к неожиданному гостю, а к пьяному и слишком самоуверенно идущему к своей цели получить взаимность Бернарду.

— Прости. Был неправ. Спасибо за помощь. — Ватсон пожал вампиру руку, неловко улыбнулся, и тот, кивнув, быстро исчез.

Бернард, всё так же сидящий на холодной земле, смотрел на Джона широко распахнутыми глазищами — зрачок затопил почти всю радужку — и с яркой — счастливой — улыбкой.

— Мой герой! — сказал он, опираясь на дрожащие руки и пытаясь подняться на ноги.

Ватсон не стал ждать, чем закончится эта невероятная — неравная — битва с гравитацией, поэтому просто закинул внезапно взвизгнувшего Бернарда себе на плечо, как мешок, — даром тот был тощий, а вампир — сильным — и под раскатистый довольный смех потащил этого пьянчужку в дом приводить в чувства, захлопывая за собою входную дверь.

***

После того случая Бернард, получивший сильный нагоняй и серьёзный выговор от соседа, понял свою ошибку — просчёт — и вёл себя потише, но с попытками добиться взаимности завязывать явно не думал.

В какой-то момент всё дошло до действительно крайних мер — Бернард, уже пару раз получавший предложение в институте попробовать наркотик, в очередной раз вдруг не отказался. Джона не было, чтобы присмотреть за ним и учуять неладное. И это стало его — их обоих — фатальной ошибкой.

Первое время он курил лёгкую травку, потом перешёл на вещи посерьёзнее. Всё надеялся вызвать хоть какие-то яркие эмоции у вампира, когда тот вернётся, заставить его почувствовать ту же боль, что чувствовал он, получая раз за разом отказ, а после этого легко соскочить со всей этой дури.

Но шло время, и Бернард даже не заметил, как первоначальный план ушёл сначала на задворки сознания, а вскоре и совсем забылся. Он баловался наркотиками уже ради собственного удовольствия, заглушая внутри звенящую пустоту. Джон тогда, как назло, уехал в Англию почти на месяц, чтобы отметиться в Английском вампирском реестре, а потом его что-то там задержало. Точнее, как написал Ватсон в своём письме, не просто что-то, а временная работа от Бюро. И даже наличие действующей Связи не спасло вампира от этого, лишь скосило почти втрое срок пребывания в Англии.

Поэтому, когда Джон вернулся, Бернард уже устроил небольшой притон прямо в своей — их — квартире. Это насколько неприятно поразило Ватсона, впервые столкнувшегося со своим Человеком-наркоманом, несмотря на то, что в прошлых жизнях тот тоже баловался с этим, — что Джон, разогнав всю недовольную шушеру, устроил знатную выволочку находящемуся под кайфом и не осознающего его возвращения Бернарду.

А потом пошли долгие месяцы восстановления. Джон не отходил от Бернарда ни на шаг, везде, словно привязанный, сопровождая его, следя за тем, что тот ест и пьёт, что читает и слушает, с кем общается, как учится в институте и снова пытается играть в хоккей.

Ломки и припадки были не редкостью первое время. Бернард кричал, матерился, умолял, снова матерился, снова умолял. И, что самое интересное, умолял не дать ему новую дозу, а обратить его, избавить от этих жутких мучений, болей. Но Ватсон честно игнорировал эти просьбы и просто был рядом с ним, терпел все невзгоды, сжимал совсем истончавшее тело в руках и баюкал, отвлекая рассказами и разговорами. Когда Бернард успокаивался в его руках, сонно дыша в шею и стирая с покрасневшего лица слёзы, он тихо признавался, как сильно любит Джона, как мечтает получить от него взаимность и прожить с ним рядом отмеренную им вечность. Ватсон же шептал ему на ухо, что взаимность между ними есть, безусловно, но дальше платонических отношений они не пойдут, сколько бы Бернард его ни упрашивал.

***

Эти полгода изменили Бернарда, кажется, окончательно и бесповоротно. Он словно бы повзрослел на пару десятков лет (психологически): успокоился, стал уравновешенным и задумчивым, забросил курсы лингвистики и ударился в органическую химию, но всё также посещал хоккейные матчи, правда, уже не преследуя первоначальную мечту попасть в сборную. Он не требовал от Джона ничего невозможного, только быть рядом и не бросать его. Хотя иногда, в шутку, снова возвращался прежний Бернард, от которого Ватсон натерпелся, кажется, на несколько генераций вперёд, сводящий Джона с ума — в плохом смысле слова — своими соблазнениями и неприличными намёками, но это были всего лишь шутки.