Однако диалог на тему любовного треугольника придётся дочитать до конца. Хотя бы в общих чертах. Из воспоминаний Эры Георгиевны: «В 28-м году, в Минске… мама была в положении и очень плохо себя чувствовала. К ней часто приходили чем-то помочь, да и просто навестить подруги, в том числе и эта женщина… Она намеренно появлялась одна, чтобы отец её потом проводил. В результате в 29-м году и родилась Маргарита. Все сразу поняли, от кого — общество-то маленькое, все друг у друга на виду. У отца тогда были большие неприятности по партийной линии. Видимо, она пожаловалась. Состоялся даже какой-то суд по поводу алиментов. Судя по письмам, отец не хотел их платить, а мама его вынудила. Но это увлечение было минутным, и мама папе его простила».
Увы, увлечение Жукова было вовсе не мимолётным. Известно, что переписка Георгия Константиновича и Марии Николаевны возобновилась в 1942 году. По всей вероятности, после гибели под Сталинградом Антона Митрофановича Янина.
Из рассказа Маргариты Георгиевны: «Это персональное дело отца длилось более полугода. В самый разгар событий от тифа умирает Полина. Трёхлетний Володя остаётся без матери. Янин, ставший вдовцом, предлагает увезти Марию Николаевну с грудной дочерью в Минводы, где живут его отец и братья. Она соглашается, и Янин оформляет служебный перевод. Но перед тем как уехать, по-мужски разговаривает с Жуковым: „Ты запутался. Забудь о Марии и дочери, я о них позабочусь сам“ Затем он с Марией благородно забрал детей и уехал — сначала в Минводы, потом — в Курган и Краснодар. А в 1941 году полковник Янин, имея бронь от призыва в армию, добровольцем уходит на фронт. Через год он погибнет под Сталинградом. 17-летний сын Антона Митрофановича Володя, прибавив себе год, тоже идёт воевать. Через несколько месяцев после Керченского десанта он умирает от ран в госпитале».
Сколько раз Антон Митрофанович Янин спасал Жукова! Спас он своего друга и тогда. И не нам их судить.
А теперь — в полк!
В конце 1929 года Жукова направили на Курсы усовершенствования высшего начальствующего состава. Курсы находились в Москве. Занятия с курсантами проводились непосредственно в Наркомате по военным и морским делам. В Москве Жуков три месяца слушал лекции по оперативному искусству и тактике.
Поездке на курсы предшествовала одна очень важная встреча.
В 39-й кавалерийский Терский полк должна была прибыть высокая инспекция: два Семёна, как их иногда называли в войсках, — главный инспектор кавалерии РККА Семён Михайлович Будённый в сопровождении командира 3-го кавалерийского корпуса, в состав которого входила и 7-я Самарская кавдивизия, Семёна Константиновича Тимошенко.
Из «Воспоминаний и размышлений»: «Собираю своих ближайших помощников: заместителя по политчасти Фролкова, секретаря партбюро полка А. В. Щелаковского, завхоза полка А. Г. Малышева. Выходим вместе к подъезду и ждём. Минут через пять в ворота въезжают две машины. Из первой выходят Будённый и Тимошенко. Как положено по уставу, я рапортую и представляю своих помощников.
Будённый сухо здоровается со всеми, а затем, повернувшись к Тимошенко, говорит: „Это что-то не то“. Тимошенко ответил: „Не то, не то, Семён Михайлович. Нет культуры“.
Я несколько был обескуражен и не знал, как понимать этот диалог между Будённым и Тимошенко, и чувствовал, что допустил какой-то промах, что-то недоучёл при организации встречи. Обращаюсь к Будённому:
— Какие будут указания?
— А что вы предлагаете? — спрашивает в свою очередь Семён Михайлович.
— Желательно, чтобы вы посмотрели, как живут и работают наши бойцы и командиры.
— Хорошо, но прежде хочу посмотреть, как кормите солдат.
В столовой и кухне Семён Михайлович подробно интересовался качеством продуктов, их обработкой и приготовлением, сделал запись в книге столовой, объявив благодарность поварам и начальнику продовольственной службы полка. Затем, проверив ход боевой подготовки, Семён Михайлович сказал:
— Ну, а теперь покажите нам лошадей полка.
Даю сигнал полку „на выводку“. Через десять минут эскадроны построились, и началась выводка лошадей. Конский состав полка был в хорошем состоянии, ковка отличная.
Просмотрев конский состав, Семён Михайлович поблагодарил красноармейцев за отличное содержание лошадей, сел в машину и сказал:
— Поедем, Семён Константинович, к своим, в Чонгарскую. — И уехал в 6-ю Чонгарскую дивизию.
Когда машины ушли, мы молча посмотрели друг на друга, а затем секретарь партбюро полка Щелаковский сказал:
— А что же мы — чужие, что ли?
Фролков добавил:
— Выходит, так.
Через полчаса в полк приехал комдив Д. А. Шмидт. Я ему с исчерпывающей полнотой доложил всё, что было при посещении С. М. Будённого. Комдив, улыбнувшись, сказал:
— Надо было построить полк для встречи, сыграть встречный марш и громко кричать „ура“, а вы встретили строго по уставу. Вот вам и реакция.
Замполит полка Фролков сказал:
— Выходит, что не живи по уставу, а живи так, как приятно начальству. Непонятно, для чего и для кого пишутся и издаются наши воинские уставы».
А вот как в своих мемуарах описал ту инспекцию маршал Будённый: «Осенью 1927 года я приехал с инспекцией в Белорусский военный округ, в частности, в 7-ю кавалерийскую дивизию, входившую в состав 3-го кавкорпуса С. К. Тимошенко. Командир дивизии Д. А. Шмидт, который незадолго до моего приезда принял 7-ю дивизию от К. И. Степного-Спижарного, произвёл на меня хорошее впечатление.
— Разрешите узнать, какие полки будете смотреть? — спросил комдив.
— А какой полк у вас лучше других?
Стоявший рядом С. К. Тимошенко сказал:
— У нас все полки на хорошем счету. Но лучше других полк Жукова, о котором я докладывал вам. Он умело обучает бойцов, особенно хорошо проводит занятия по тактике…
Командир 39-го кавполка Г. К. Жуков встретил меня чётким рапортом. Строевая выправка, чёткость — всё это говорил о о том, что командир полка свои обязанности знает хорошо.
— Какие будут указания? — спросил Жуков, отдав рапорт.
В свою очередь я спросил Жукова, что он предлагает сам как командир полка. Георгий Константинович предложил мне обойти казармы, ближе познакомиться с жизнью и работой бойцов и командиров.
— Что ж, согласен, — сказал я. — Однако вначале посмотрим, как кормите солдат.
Побывал в столовой и на кухне, беседовал с солдатами и поварами, интересовался качеством продуктов, обработкой их, снял пробу…
Затем проверил ход боевой подготовки. Надо сказать, что почти по всем показателям 39-й полк был на хорошем счету, и я остался доволен осмотром.
— Ну, а теперь покажите мне лошадей, — сказал я Жукову.
Командир полка дал сигнал „на выводку“.
Пока строились эскадроны, С. К. Тимошенко доложил мне, что 39-й кавалерийский полк преуспевает во всех видах конного спорта. Почти все командиры занимаются спортом, в том числе и сам командир полка…
Эскадроны построились, и началась выводка лошадей. Конский состав полка был в хорошем состоянии, ковка отличная. Я остался доволен и даже похвалил Жукова».
Маршал Будённый, как заметил один из биографов Жукова, писал свои мемуары уже после публикации «Воспоминаний и размышлений» своего бывшего подчинённого и «кое-что, возможно, оттуда заимствовал».
Но командира, чтущего службу и устав гораздо выше кавалерийской «культуры» приёмов начальства, он заметил. И посоветовал командованию направить перспективного комполка на курсы в Москву. По всей вероятности, не обошлось и без участия командира корпуса. Два Семёна, два старых кавалериста разглядели-таки в молодом комполка будущего полководца.
Эпизод инспекции Будённого и Тимошенко 39-го кавалерийского Терского полка, с одной стороны, характеризует Жукова как ревностного служаку, для которого требования устава определённо важнее возможного неудовольствия высшего руководства; с другой — некоторую негибкость будущего маршала, не умеющего в нужный момент, как говорят, подать стремя, подставить его под ногу хозяина… Черта характера. Пилихинская порода. Помните, как он со всего маху хватил «кувырком» старшего приказчика во время поездки на Урюпинскую ярмарку? Унижений не терпел. Хотя на подчинённых давить умел. И давил порой основательно — лишь бы добиться нужного результата.
