Что же произошло?
Закаленный в боях 56-й танковый корпус генерала Шааля - в начале кампании это ударное соединение находилось под командованием Манштейна действовал левее 5-го корпуса силами 6 и 7-й танковых, а также 14-й моторизованной дивизий. 24 ноября они взяли Клин и вскоре после этого Рогачевo. Нанося удар в слабое место обороны противника между 30 и 16-й советскими армиями, корпус вышел к каналу Москва-Волга и создал береговой плацдарм. Смелым броском полковник Гассо фон Мантойфель усиленным 6-м стрелковым полком и частями 25-го танкового полка завладел мостом в Яхроме и после атаки через канал закрепился на его противоположном берегу. Появившийся в районе боевых действий советский бронепоезд был атакован танковой ротой лейтенанта Орлоффа (офицера, награжденного "Рыцарским крестом") из состава 25-го танкового полка и уничтожен. Русские в полном замешательстве отступили; появились пленные, удалось захватить в целости и сохранности крупную электростанцию, обслуживавшую Москву. Таким образом, Мантойфель овладел самой восточной точкой Московского фронта, вдобавок к этому захватил для 3-й танковой армии плацдарм на восточном берегу канала, а ко всему еще и электрический рубильник Кремля.
Из хорошо охраняемой комнаты в самом сердце Красной столицы Сталин то и дело звонил Жукову, Ворошилову и генерал-лейтенанту Кузнецову, командующему 1-й ударной армией.
С помощью телефонных проводов Сталин влиял на тактические и даже стратегические решения, принимаемые военачальниками, - впоследствии практика эта подверглась критике со стороны Хрущева и его товарищей, усматривавших во вмешательстве Сталина причину многих поражений, понесенных советскими войсками в первый год войны. С другой стороны, нельзя не признать, что Сталин способствовал принятию множества решений, которые без его вмешательства едва ли когда-нибудь были бы приняты.
Так обстояло дело и 27 ноября. Сталин распорядился, отметая в сторону все прочие соображения, немедленно направить против плацдарма Мантойфеля две бригады. Ликвидировать плацдарм надлежало любой ценой.
Ганс Лейбель и сейчас помнит тот день под Яхромой двадцать лет назад. Погода благоприятствовала русским. Во второй половине дня 27 ноября в течение всего каких-нибудь двух часов температура упала до 40 градусов ниже нуля. Для борьбы с арктическим морозом солдаты и офицеры Мантойфеля располагали лишь балаклавами1, легкими и короткими шинелями и узкими сапогами. Даже со слабым противником было бы невозможно сражаться в такой экипировке в сорокаградусный мороз.
Немцам пришлось заплатить дорогой ценой за неподготовленность войск к русской зиме. Дело заключалось не только в отсутствии меховых тулупов, валенок и тому подобного снаряжения, хуже того, германское Главное командование не знало или же не умело применять на практике простые и доступные методы ведения боевых действий в зимнее время. О том, что к продолжительной войне в России не готовились - во всяком случае, немецкий генштаб, - лучше всего говорит полная неподготовленность Вермахта к ведению боев зимой. После первых снегопадов финны, видевшие немецких солдат, обутых в сапоги, подбитые стальными гвоздиками, в удивлении качали головами и говорили: "Ваши сапоги - идеальные проводники холода, вы с таким же успехом могли бы ходить прямо в носках!"
Выступая ближе к концу войны в Доме офицеров в Москве, маршал Жуков сказал, что его уважение к немецкому генштабу впервые пошатнулось, когда он увидел военнопленных, взятых Красной Армией в ходе зимней кампании. "Солдаты и офицеры носили очень тесные сапоги. И конечно, у всех у них были обморожены ноги. Немцы не обратили внимания на тот факт, что с восемнадцатого столетия русские солдаты получали сапоги на один размер больше, чем нужно, что давало им возможность набивать их соломой, а в последнее время газетами и благодаря этому избегать обморожений".
Русские действительно избегали обморожений. У немцев же зимой 1941-1942 гг. на передовой случаи обморожения ног достигали во многих дивизиях сорока процентов.
Но мороз выводил из строя не только конечности солдат. В двигателях замерзало масло. Отказывались стрелять карабины, автоматы и пулеметы. Танковые моторы не заводились. Надо ли удивляться, что при таком раскладе боевой группе Мантойфеля, несмотря на упорное сопротивление, не удалось удержать Яхромский плацдарм, когда на нее обрушились солдаты 28-й и 50-й бригад из состава советской 1-й ударной армии, облаченные в зимние шинели и валенки. Стволы русских автоматов выглядывали из меховых чехлов, а затворы пулеметов были смазаны зимним маслом. Ничто не мешало русским сражаться. Если надо, они могли часами лежать на снегу, скрытно подползать к немецким аванпостам и уничтожать их. Пехоту поддерживали T-34, тогда как в распоряжении 25-го танкового полка 7-й танковой дивизии остались только 48-тонные танки "Шкода Mark III" (Т-38(ч))1 с 37-мм пушками и несколько Т-IV с 75-мм орудиями.
Таким образом, 29 ноября Мантойфелю пришлось оставить плацдарм и занять позиции на западном берегу канала. На юго-западе правый фланг 56-го танкового корпуса прикрывала 6-я танковая дивизия. Его левый фланг обеспечивала 14-я пехотная и 36-я моторизованная дивизии. Шанс молнией ударить по Москве с севера оказался утрачен.
В свою очередь, в тридцати километрах южнее Яхромы ситуация приняла драматический оборот. К югу от Рогачева 41-й танковый корпус, который подтянулся от Калинина, 1 декабря атаковал переправу через канал севернее Лобни на правом фланге 3-й танковой армии. Первым делом предстояло вызволить из беды потсдамцев из 23-й пехотной дивизии, окруженной южнее Федоровки. Еще южнее, к северо-западу от Лобни, 2-я танковая дивизия генерала Вайэля угрожала Москве с северо-запада. Одна из боевых групп под командованием подполковника Декера, невзирая на метель и леденящий холод, несмотря на мины на участке дороги из Рогачева в Москву, прошла до Озерецкого и взяла село.
– А теперь прямым ходом в Кремль, на Красную площадь, - шутили солдаты передовых частей. Они стояли под навесом на автобусной остановке в пригороде Москвы, приплясывая на морозе и обхлопывая себя руками, чтобы хоть как-то согреться. - Где же этот чертов автобус? Как всегда, опаздывает.
Когда лейтенант Штраус из 1-й роты истребительно-противотанкового дивизиона 38-й дивизии проезжал мимо автобусной остановки в своей машине по дороге на Горки, водитель со смешком поинтересовался:
– А почему бы нам не сесть на автобус, господин лейтенант? Всего сорок пять минут, и мы в гостях дома у товарища Сталина.
Унтер-офицер преувеличивал достоинства советских автобусов. Расстояние до Красной площади составляло как-никак 38 километров.
Однако боевая группа усиленной 2-й стрелковой бригады под командованием полковника Родта подошла к цели значительно ближе. 30 ноября стрелковые батальоны бригады и саперы, несмотря на упорное сопротивление спешившихся сибиряков-кавалеристов и московских ополченцев, овладели Красной Поляной. Наступающие взяли Пушки, а на следующий день Катюшки. Так 2-й батальон (304-го стрелкового полка) майора Райхманна выдвинулся к самым Горкам. До Кремля оставалось всего 30 километров, а до окраины Москвы - 20. Штурмовая команда 38-го танкового инженерно-саперного батальона пробралась на станцию Лобня и взорвала ее с целью не допустить подтягивания русскими тактических резервов. До окраины столицы было 15, а до Кремля - 27 километров.
Сердце Москвы вот-вот уже должно было перестать биться. В тот день на первой полосе "Правды" вышли два вполне типичных и захватывающих репортажа: один о расстрелах мародеров, а другой о смертных казнях спекулянтов продовольствием.
Москва оказалась на линии фронта. Через город, скрежеща гусеницами, проползали новенькие T-34, сходившие с конвейера завода, расположенного на восточной окраине, ехали к вокзалам грузовики с рабочими-ополченцами и комсомольцами - тактические резервы срочно требовалось перебросить для отражения немцев под Катюшками и Горками. Сибирские батальоны отправлялись на фронт на такси и на мобилизованных частных автомобилях партийных и государственных чиновников. Боеприпасы доставляли в точки, где создавалась угроза, на реквизированных фургонах и автобусах. Батальон рабочих ополченцев с тракторного завода на восточной окраине столицы можно было перебросить и ввести в действие на западе или северо-западе в течение часа. Таково преимущество ведения боев, как выражаются специалисты, на внутренних операционных линиях. Именно это при наличии значительных тактических резервов и позволило Сталину остановить головные части немецкого наступления под Катюшками и Горками.
