— Расскажи мне об этом, о тех днях, когда ей плохо, — я пытался подготовить себя, мне казалось, что меня сейчас ожидала пытка.

Кэтти тяжело сглотнула, борясь с тем, что я только мог представлять — картинками, когда маме плохо.

— Болезнь медленно прогрессировала. А мама становилась всё слабее и слабее, а потом врачи поставили диагноз — рак, а ей становилось всё хуже. Казалось, что она поселилась в кабинетах врачей. День за днём папа и мама садились в машину и колесили часами ради приёма у высококвалифицированного специалиста. Спустя какое-то время они начали терять надежду и даже отказались от химиотерапии, — Кэтти опять подвинулась, но в этот раз посмотрела не на меня, а в окно со своей стороны. Я видел, как она вытирала слёзы с щёк, прежде, чем продолжила рассказывать про мою маму.

— К тому времени, когда они, наконец-то, выбрали методику лечения, рак уже был достаточно сильным, поэтому методика должна была быть невероятно прогрессивной. Когда она уходила на химию, то выглядела полной надежды и желания жить, но когда выходила из кабинета, то была усталой и побеждённой. Спустя время, мама стала тенью той женщины, которую я когда-то знала. Мне действительно больно даже вспоминать о том, через что она прошла, когда сидела на стуле в кабинете врача, наблюдая за тем, как лекарство проникает в её организм. Были ночи… ночи, — я слышал, как Кэтти глубоко вздохнула. Пытаясь справиться с болью, она продолжила: — Когда твоя мама засыпала, изнеможённая от лечения, я слышала через тонкую стену, как мой папа плакал. Большинство ночей мы просто сидели вместе, давая друг другу надежду. Но в мире даже не существует слов, которые могли бы успокоить моего отца. Он теряет женщину, которую любит. Ничего в мире не может стереть эту боль.

Я протянул руку через сидение и сжал её маленькую, хрупкую ручку. Хотя я до сих пор скучал по Шейну, и не мог простить мать за то, что она сделала со мной и с ним, мне всё равно было тяжело слышать, как она мучается.

Спустя некоторое время молчания, я решил начать более весёлую тему для общения.

— Расскажи мне о чём-то хорошем. Как они встретились?

Кэтти пренебрежительно и с сарказмом рассмеялась. Порывшись в бардачке машины Джека в поисках салфеток, она вытерла слёзы и опять посмотрела на меня.

— Это тоже не очень весёлая тема, Рид.

Неужели я везде буду натыкаться на мины.

— Ну, даже если эта история несчастливая, мне же надо её знать, правильно? — я кивнул Кэтти, подталкивая к ответу. Если она захочет рассказать, тогда я буду слушать.

— Хорошо, но только потому, что ты меня попросил, — Кэтти глубоко вздохнула, чтобы успокоиться, а я уже практически был готов остановить её. Слишком много грусти для меня, но вопреки своему порыву, я дал ей продолжить рассказ.

— Моя мама оставила нас, когда мне было только двенадцать лет. Мои родители ругались годами, и большинство ссор, к сожалению, я помню слишком ярко. Я думала, что все родители ругаются, поэтому и не слишком придавала этому значения. Однажды вечером папа был на работе; он брал дополнительные часы с тех пор, как мама не работала. Я должна была ночевать у подружки, но почему-то передумала, — Кэтти сделала глубокий вдох, чтобы протолкнуть следующие слова, — так, ладно, той ночью мама пришла домой с каким-то мужчиной, которого встретила в баре. Я слышала как они смеялись и веселились. Мне было очень противно, что она делала такое за спиной у папы, поэтому позвонила ему. Он был вне себя, понятное дело. Его голос буквально разрывал динамик телефона от злости, но он смог совладать собой, чтобы поговорить со мной. Папа сказал мне оставаться в своей комнате, пока он не приедет, запереть на замок свою дверь и сидеть тихо, чтобы они не поняли, что я дома. Когда я вставала с кровати, чтобы закрыть замок, то споткнулась об рюкзак, упала, и ударилась головой о дверь. Я разбила свой нос об косяк, поэтому не смогла сдержать крика боли. Моя мама и её друг, должно быть, услышали меня, поэтому их смех тут же прекратился. Я слышала их шаги громче по мере того, как они приближались к моей комнате, и так старалась подняться и запереться от них, но просто не могла. Было слишком больно, — я внимательно посмотрел на Кэтти и только сейчас заметил шрам, который шёл по всей длине её носа. В каком-то непонятном мне рефлексе, я пробежался пальцами по своему шраму на подбородке, который появился там, когда я пытался спасти Шейна.

Я хотел, чтобы она закончила свой рассказ. Хотел услышать, чем всё закончилось, но не хотел, чтобы ей было больно. И вдруг я понял, что чувствовала Мэдди, когда слышала мою историю. И если это вообще возможно, то в тот момент я стал любить её ещё больше.

Я посмотрел на Кэтти и только надеялся, что мои глаза выражали печаль, мое сострадание и поддержку. Я легко сжал её дрожащую руку, прежде чем она продолжила рассказывать свою историю, которая, как мне казалось, несла в себе ещё больше ужасных подробностей.

— Они не только пили в том баре, я имею в виду, — Кэтти потрясла головой, будто отгоняла боль, которую порождали воспоминания, — они оба были под воздействием чего-то. Позже я узнала, что это был кокаин. Видимо, у моей мамы была зависимость. И как только этого не замечала, я… не понимаю. Хотя, когда тебе двенадцать, ты живешь в мире цвета радуги, — Кэтти легко засмеялась, но я понимал, что этот смех неискренний. Это был смех сожаления, что у неё не было идеального детства, которое так часто рисуют на картинках. Я сам так достаточно часто смеялся.

— Кокаин уже значительно влиял на мужчину, и он решил расправиться со мной — мужчина был сильным и злым. А моя мама просто стояла там и смотрела. Она смотрела как её маленькая девочка плакала, когда какой-то мудак хватал меня. Славу Богу, папа вломился в дверь прежде, чем тот мужчина успел причинить мне вред, и избил его, а остаток ночи он ругался с мамой. И я слышала большую часть их криков, — я молча давал ей понять, что она могла продолжать. Не может же все стать ещё хуже, хотя я сомневался, что это так.

— Я никогда не знала, но у моей мамы было биполярное расстройство. Оно сопровождало её почти всю жизнь. Она перестала принимать свои препараты, именно из-за этого родители и ругались. У мамы было обострение, когда она пришла с тем мужчиной к нам в дом, но папа уже больше не мог этого терпеть. Он выставил её из дома, и я больше никогда ничего не слышала о ней. Спустя две недели раздался телефонный звонок. Мама повесилась в каком-то номере дешёвого отеля.

Она уставилась в окно, наблюдая за тем, как проносились мимо деревья, превращаясь в одну сплошную линию из непрерывного потока изумрудных сосен.

Я не знал, что сказать. Когда я впервые встретил Кэтти, она показалась мне сдержанной, независимой и цельной, а никак не разбитой. Если девушка хоть капельку похожа на меня, то жалость ей сейчас ни к чему. Все, что я мог сейчас предложить — это сострадание.

— Это всё ужасно, Кэтти. Как бы я хотел, чтобы с тобой этого не произошло, — мне казалось, что я припоминал, как Мэдди мне однажды сказала, что ужасные вещи иногда происходят с добрыми людьми. Точнее сказать было нельзя.

— Да, ты прав, это ужасно, но каким-то странным образом, я понимаю, что не была бы тем человеком, который я сейчас, если бы этого не произошло со мной. Это было непросто, хотя; не пойми меня неправильно. После того, как мама покончила жизнь самоубийством, папе было необходимо начать всё сначала, и поэтому мы переехали в Дэннинг. В то время мне было только четырнадцать. Мне кажется, что он встретился с твоей мамой где-то через год, в какой-то группе поддержки для людей, которые выжили после того, как пытались покончить с собой.

Это шокировало меня.

— Она ходила в группу поддержки? Когда? Я никогда не замечал этого за ней. И мама никогда не упоминала об этом, я бы ходил вместе с ней. Мы бы вместе восстанавливались после утраты.

— Я не знаю всех подробностей, Рид, но думаю, что она начала ходить туда вскоре, после того, как ты уехал, и развелась с твоим отцом.