Ж е н я. Ладно, там видно будет. Дома дело всегда найдется. Лучше, чем гроши зарабатывать. Что ты виснешь на мне? Тяжело все-таки…
И р и н а. Ты иди, иди. Я догоню.
Хочет уйти, но ее останавливает вышедший на сцену А л е к с е й У р а л о в.
А л е к с е й. Ирочка… одну секунду…
И р и н а (улыбнувшись). Ну что?
А л е к с е й. Во-первых, здравствуйте…
И р и н а. Здравствуйте, Алексей Иванович…
А л е к с е й. А во-вторых, Ирочка, поехали со мной в Серпухов?.. Я туда как раз собираюсь…
И р и н а. Да нет, мне некогда…
А л е к с е й. Почему же некогда?
И р и н а. Я очень по хозяйству занята.
А л е к с е й. Ах, уж это мне хозяйство. Смотрите, белы руки о крапиву не обожгите.
Ирина смеется.
А то ко мне бы в больницу шли. Работа аккуратная.
И р и н а. Я же говорю — некогда мне.
А л е к с е й. Все-таки неудобно. Курсы медсестер кончили? Кончили. Государство на вас деньги тратило? Тратило. Правда, государство у нас богатое. Верно? Верно.
И р и н а. А я замуж выхожу…
А л е к с е й. Вот тебе и на… А по вас, Ирочка, один мой друг все тоскует. И живет этот друг, кажется, на севере. А может быть, на юге… или на западе… или на востоке. Живет и тоскует…
И р и н а. А я недавно тоже с одним с Севера, с самого крайнего, познакомилась. Только с Севера все ребята стильные приезжают.
А л е к с е й. Где же это вы с ним встречались?
И р и н а. Отца знакомый.
Далекий гудок парохода.
Ну, мне пора… (После паузы.) А вы опять в Серпухов, опять по делам?
Алексей кивнул.
Вот так всю жизнь и проездите. Никакой личной жизни нет, сплошная общественная. Это я вам как другу говорю…
А л е к с е й. Один анекдот знаю…
И р и н а. Опять про армянское радио?
А л е к с е й. Ага… Армянскому радио вопрос задают: что такое любовь?
И р и н а. Ну?
А л е к с е й. А они отвечают: «Не знаем…»
Ирина смеется.
Смешно?
И р и н а. А вы верно чокнутый, Алексей Иванович. До свиданья…
А л е к с е й. Я знаю, кто ваш жених. Физкультурник.
И р и н а. Правильно. Физкультурник… Пока.
А л е к с е й. Будьте здоровы…
Ирина хочет уйти.
Подождите…
И р и н а. Что?
А л е к с е й. Я сейчас мимо вашего дома шел. Хороший сад у вас. Очень хороший… Даже жалко.
И р и н а. А почему жалко?
А л е к с е й. Так просто.
Ирина хочет уйти.
Ирина… А вдруг я сделаю так, что никакой свадьбы у вас не будет?
И р и н а. Опять шутите…
А л е к с е й. Не знаю, не знаю…
И р и н а. А мне отец босоножки привез. Чехословацкие.
А л е к с е й. Поздравляю.
И р и н а. Я к вам зайду, посмотрите?
А л е к с е й. Ко мне?
И р и н а. Вы же меня только что звали.
А л е к с е й (смутился). Да, нам в больнице нужны кадры, то есть… вот скоро детское отделение открываем…
И р и н а (махнула рукой). При чем тут детское отделение? Я вам просто босоножки хотела показать.
А л е к с е й. Пора мне…
Гудок парохода. Алексей уходит.
И р и н а. Я читала книгу «Алые паруса» такого писателя Александра Грина… Кажется, он умер. Я раньше все думала, зачем он написал такую грустную сказку? Ведь капитанов Греев не существует. Нет, нет, нет…
Наступает вечер. Появляется т е т я В е р а. Она расставляет чашки, развязывает банку с вареньем. Залаяла собака.
Т е т я В е р а. Свои, Шарик, свои. Успокойся. Добрый вечер, Мария Петровна. Вы нашего Виктора не видели? Куда-то убежал. С самого утра. А вы что, в гости собрались? Ах, в кино. Да, посмотреть стоит… Да, да, комедия… Смотрится легко и красиво. Любовь? Конечно, есть. В конце фильма выводится мораль. Да, Николай Николаевич уже приехал. Огурцы? Восемьдесят копеек кило. Мария Петровна, мой вам совет: чем выкидывать, лучше покупать меньше. Пока. Ей-богу, даешь людям советы, а они обижаются. Исполнилось сегодня ровно двадцать лет, как умер мой муж. Этого уже никто не помнит. Мы жили тогда в Москве. После его смерти я переехала сюда к брату. Нет, меня совсем не тянет в Москву. Здесь другой воздух и тихо. Кажется, это последняя банка вишневого варенья.
Входит Ж е н я, несет самовар.
Ж е н я. Вон, приезжий с Николаем Николаевичем уже поллитра раздавили. (Садится за стол.) Эх, люблю вишневое варенье…
Входит Н и к о л а й Н и к о л а е в и ч.
Н и к о л а й Н и к о л а е в и ч. Виктор не приходил?
Т е т я В е р а. Нет.
Ж е н я. В волейбол, наверное, играет.
Т е т я В е р а. Кто страдает?
Н и к о л а й Н и к о л а е в и ч (кричит). Играет! Играет в волейбол.
Т е т я В е р а. Что ты кричишь? Я не глухая… Что, с самого утра?
Входит Д м и т р и й.
Н и к о л а й Н и к о л а е в и ч. Присаживайтесь, Дмитрий Алексеевич, угощайтесь… Вареньице собственного производства… Правда, после сорокаградусной чай и не так пойдет.
Д м и т р и й. Ничего. На свежем воздухе все пройдет.
Н и к о л а й Н и к о л а е в и ч. А Владимир явился?
Т е т я В е р а. Уже пришел.
Н и к о л а й Н и к о л а е в и ч. А что же он не обедал с нами?
Т е т я В е р а. Не знаю. Может, аппетита нет.
Н и к о л а й Н и к о л а е в и ч. Надо бы его позвать.
Т е т я В е р а (кричит). Володя!.. Володя!..
Ж е н я. Может быть, сбегать?
Н и к о л а й Н и к о л а е в и ч. Не надо, не надо его трогать… Хочу вас, Дмитрий Алексеевич, со старшим своим познакомить. Архитектор, между прочим… Городского масштаба.
Т е т я В е р а. А вы знаете, что наш Володя главный архитектор-специалист! Женя, помоги, самовар!
Д м и т р и й. Интересно… Ого, какой у вас самовар!
Ж е н я. Вот я и говорю — несовременная это вещь.
Н и к о л а й Н и к о л а е в и ч. Больно ты современный у нас. Только брюки у тебя широковатые. Вон какие у Дмитрия Алексеевича.
Ж е н я. Очень узкие мне не идут. А потом, мне все-таки как педагогу не очень-то удобно в совсем узких ходить.
Н и к о л а й Н и к о л а е в и ч. Что ни говори, а все на свете повторяется. Помнишь, Вера, в двадцатые годы дудочки носили, и сейчас то же самое. Все повторяется. Видно, не выпрыгнешь из этого…
Ж е н я. Обычная вещь — диалектика.
Т е т я В е р а. Только раньше женщины брюки не носили. Уж я брюк никогда не надену.
Входит И р и н а.
И р и н а. О чем вы разговариваете?
Д м и т р и й. О брюках и современности.
Н и к о л а й Н и к о л а е в и ч. Вот что значит отцовский глаз. Самый раз — впору. Дмитрий Алексеевич, Вера, Женя, посмотрите… Хороши босоножечки… Как вы думаете, сколько стоит?
Д м и т р и й. Десять рублей.
Н и к о л а й Н и к о л а е в и ч. Шесть пятьдесят. (Смеется.) А посмотрите, какая работа. Чехословацкие. Ведь умеют же делать! Нет, скажите, а почему мы так не можем? Надеваешь нашу босоножку — через неделю полная разруха. Вот тебе и на.
Д м и т р и й. Река наша очень обмелела. Сколько песчаных кос.