С е м е н я к а. Так кто же чьи прихоти исполняет: Друянов — Березовского или Березовский — Друянова?

Т е м е р и н. Это неважно. Главное, что завод лихорадит. Многие серьезные специалисты называют Березовского и его проект «хунвейбинством». Интересно, во что обойдется подобная авантюра заводу и стране? Государственный план под угрозой.

С е м е н я к а. Да, государственный план под угрозой. Здесь вы правы.

Т е м е р и н. В то время, когда завод остро нуждается в квалифицированных кадрах, Друянов буквально заставляет уйти с завода главного конструктора Сергея Герасимовича Лобанова. А ведь это крупный специалист, профессор, лауреат Государственной премии… Уж одно то, что сейчас он находится на посту ректора Технологического института, говорит само за себя.

На столе Олечки раздается телефонный звонок. Она поднимает трубку, слушает.

С е м е н я к а. Этот абзац есть в вашем заявлении.

О л е ч к а (по селектору). Дмитрий Остапович, Лобанов просит соединить с вами. Возьмите светлую трубочку.

С е м е н я к а (берет трубку). Сергей Герасимович? Добрый день. С вами говорит Семеняка, Дмитрий Остапович. У меня к вам просьба: если возможно, мне бы хотелось с вами встретиться. (Делает знак Темерину, чтобы тот не уходил.)

Освещается кабинет Друянова. За столом кроме  Д р у я н о в а  сидят главный инженер завода  Г е о р г и й  Я н о в и ч  Б у т у р л а к и н, главный конструктор завода  А н д р е й  П а в л о в и ч  Б е р е з о в с к и й, секретарь парткома завода  Г р и г о р и й  Т а р а с о в и ч  Г р и н ь к о.

Д р у я н о в (продолжая). Я думаю, вы уже поняли, что этого Семеняку прочат, так сказать, на освобождающееся место. Мне бы хотелось, чтобы вы говорили с ним откровенно, прямо, объективно. Без всяких скидок на ваше личное отношение ко мне.

Б у т у р л а к и н. А причина освобождения?

Д р у я н о в. Полагаю, отказ завода от выполнения планового задания. А точнее — наша просьба перенести выпуск котла Березовского — котла нового типа — для Камышевской ГРЭС на следующий год.

Г р и н ь к о. А где сейчас этот человек?

Д р у я н о в. Семеняка Дмитрий Остапович пока расположился в кабинете Казачкина.

Б е р е з о в с к и й. Я отказываюсь что-либо понимать. Когда мы затеяли такое гигантское, такое прогрессивное дело… Это же бессмысленно — становиться поперек технического прогресса.

Г р и н ь к о. Прогресс прогрессом, а план планом. Одно без другого не бывает.

Б е р е з о в с к и й. Но вы тоже подписали телеграмму в министерство. Где ваша партийная совесть? На чьей стороне?

Б у т у р л а к и н. Зря вы нам рассказали. Меня теперь черт знает в чем обвинят. В подхалимстве к новому начальству, например.

Б е р е з о в с к и й. Я этого ожидал.

Б у т у р л а к и н. Закономерный результат. Все так и должно было быть. Вы, Игорь Петрович, свои интересы, а главным образом, интересы товарища Березовского поставили выше государственных.

Б е р е з о в с к и й (неожиданно). Что? Да как вы смеете?

Д р у я н о в. Андрей Павлович… Не кричите, а то я не расслышал. (Бутурлакину.) Выше чего?

Б у т у р л а к и н. Выше государственных интересов.

Б е р е з о в с к и й (Гринько). А вы почему молчите? Вы секретарь парткома завода. Я бы желал слышать ваше мнение, Григорий Тарасович.

Г р и н ь к о. Но ведь это мое мнение…

Б е р е з о в с к и й. И все-таки — на чьей вы стороне?

Г р и н ь к о. Я на нашей стороне. (Уходит.)

Б е р е з о в с к и й. Гениально.

Б у т у р л а к и н. Я тоже могу идти, Игорь Петрович?

Д р у я н о в. Идите.

Б у т у р л а к и н (встал). Предупреждал. Ругались, ругались — не послушались. (Пошел к выходу, остановился.) Я ведь мечтал до пенсии с вами доработать.

Д р у я н о в. В чем, в чем, а в подхалимстве тебя, Георгий Янович, никто не может обвинить. Ни я, никто другой.

Бутурлакин уходит.

Б е р е з о в с к и й. Вот и все. Финита ля комедия. (Пауза.) Нет, а там-то, наверху, неужели не понимают? Объясните мне, Игорь Петрович. Не понимают, да?

Д р у я н о в. Да что там наверху… Я сам себя не понимаю. Железный директор был. О, вы меня еще не знаете, Андрей Павлович. А посмотрели бы вы на меня лет пятнадцать — двадцать назад. Красавец, от одного взгляда люди шарахались. Надо стране сто десять процентов — «будет». Одно слово Друянова, и министр спокоен. Сто двадцать — «будет». Завод по швам трещит, а я бодро рапортую: «Задание выполнено». Счастливые времена были… Молодость.

Б е р е з о в с к и й. Бы так спокойно рассуждаете, как будто перед вами вечность.

Д р у я н о в. А насчет начальства вы должны понять. У них свое дело, у нас — свое. Ведь если нам, директорам, потакать да но головке гладить, мы все министерство растащим. Кто попроворнее, тот больше себе и урвет.

Б е р е з о в с к и й. Я понимаю, вы не хотите говорить со мной откровенно. Но, ради бога, о чем вы сейчас думаете?

Д р у я н о в (другим тоном). Вы Семеняку этого помните? Он лет десять назад работал у нас начальником третьего КБ.

Б е р е з о в с к и й. Смутно. Раза два цеплялись по мелочам. Ничем особенным не выделялся.

Д р у я н о в. Не выделялся, не выделялся, а директором стал. И хозяйство у него отменное, я знаю. А вот из вас, Андрей Павлович, директор никогда не выйдет.

Б е р е з о в с к и й (самолюбиво). Богу — богово, а кесарю — кесарево. Меня уже который раз в Москву, в институт, зовут.

Д р у я н о в. Ну и что же вы?..

Б е р е з о в с к и й. Не знаю, если все здесь завалится, махну в Москву, надо докторскую защищать. И вообще пора, наверное, жить по-человечески…

Д р у я н о в (мрачновато). Вы никогда не задумывались, почему я с вами на «вы», хотя с большинством руководителей завода всегда был на «ты»?

Б е р е з о в с к и й (резко). Потому что вы мне не доверяете.

Д р у я н о в (жестко). Не из-за ваших прекрасных глаз, а из-за вашей идеи, Андрей Павлович, из-за доверия к ней я поставил завод в тяжелейшее положение. Я уже не говорю о себе. Двадцать с лишним тысяч человек берут на себя труд больший, чем им полагается, чтобы ваше детище поставить на ноги. Если вам здесь живется не по-человечески, кладите заявление. Сейчас же. Я подпишу сразу, потому что приказа о моем увольнении еще нет.

Б е р е з о в с к и й (тихо). Извините… Я, конечно, по-прежнему осёл, мальчишка, неудавшийся гений… Всё комплексы, комплексы…

Д р у я н о в. Не забудьте, что кроме этого вы еще главный конструктор завода «Теплоэнергетик».

Б е р е з о в с к и й (мечется по кабинету). Игорь Петрович, ведь не понимают, не поймут нас! И никаких наших доводов не примут в расчет.

Д р у я н о в. Кто вам дал право так судить о людях? Если я понял, почему они не поймут? Это ведь всё бывшие директора заводов, специалисты, что они — враги наши, что ли? Хотя вы должны осознать, что любой руководитель, хороший или плохой, гений или посредственность, — он в первую очередь руководитель, то есть он за руку водит. А значит, защищает свое место с не меньшей страстью, чем вы свое детище. Так что вы напрасно по-барски относитесь к другим людям и другим профессиям.

Б е р е з о в с к и й. Так уж сложилась моя жизнь, что от вас я все стерплю…

Д р у я н о в. Думать надо, думать, а не терпеть. И не только о своей профессии думать.

Б е р е з о в с к и й. Хорошо, хорошо… Допустим, что поймут… через год-другой. А сейчас?.. Я в Москву поеду, а вы куда?

Д р у я н о в. Я — куда? Сюда, в это кресло. Вы думаете, я за так отдам завод? Плохо вы меня знаете, Андрей Павлович. Мой прадед у турецкого паши янычаром служил. Думаете, меня первый раз снимать собираются? Все было. А потом вместо отставки — орден на грудь. Вы знаете, что у меня три ордена Ленина и двенадцать выговоров разного калибра?