К и р и л л. Почему?
А н т о н Е в л а м п и е в и ч. Видите ли, мы все почти фатально зависим от некоей пропускной способности… А вот этот ящик здесь совершенно не нужен.
К и р и л л. Давайте лучше я.
А н т о н Е в л а м п и е в и ч. Во мне еще есть силенка. (Поднимает ящик, охает и почти роняет его на пол. Смущенно и как-то потерянно смотрит на Кирилла.) Сглазил… Сказал и сглазил. (Медленно опускается в кресло.)
К и р и л л. Что с вами? Вам плохо?
А н т о н Е в л а м п и е в и ч (негромко). Очень. (После паузы.) Что вы наделали, Кирилл… Боже мой… Ведь тогда, шесть лет назад, она ушла из нашего дома…
К и р и л л. Кто она?
А н т о н Е в л а м п и е в и ч. Прекрасная Дама. Вы еще сказали тогда, я запомнил… «Прекрасная Дама — это что-то внутри нас…» Вы посмотрите, как мы живем, Кирилл. Вика несчастлива в замужестве… И кажется, вовсе разуверилась в любви и мире. Федор? Чиновник сорока пяти лет… Только и умеет, что носить одежды. И сознает это. Ужасно… Нина? А что Нина?.. Так, существует от пенсии до пенсии мужа. Наверно, только одна Марина смогла вступить в борьбу с этим проклятым прозябанием. Ну, а Стружкин, к примеру… Из прекрасного фантазера сделался скучнейшим администратором. (После паузы.) Вы знаете, Кирилл, это я открою только вам… Пока вам одному… Мне все чаще приходит в голову страшная мысль. Если все так… если мы стали вот такими, то имеем ли мы вообще право… и нужен ли людям наш музей. Музей, в котором механически, так сказать, по инерции я твержу слова о великой любви и доброте. Уже не веря ни в то, ни в другое… Когда я увидел вас сегодня, я чуть не умер от радости… А вдруг вы вернете нам Прекрасную Даму, Кирилл, сделайте что-нибудь!
Пауза. Кирилл не отвечает.
Молчите? Видимо, и с вами случилось нечто подобное. Так неужто ее вообще не было и не будет… (Не сразу.) Где же ты? Откликнись… Вернись!.. (Плачет.)
Кирилл протягивает было к старику руку, но потом убирает ее.
КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ
Почти Ничего Не Изменилось. Только стол в столовой уже накрыт. Ранний январский вечер. За столом А н т о н Е в л а м п и е в и ч, К и р и л л, С т р у ж к и н, В и к а и В а л е р и й.
Из кухни с тортом в руках появляется З и н а и д а И в а н о в н а.
Все аплодируют ей.
З и н а и д а И в а н о в н а (смущенно). Кушать, пожалуйста.
Входят нарядно одетые М а р и н а и Ф е д о р. Федор ставит на стол две бутылки шампанского.
М а р и н а. Такую дату надо отмечать шампанским.
А н т о н Е в л а м п и е в и ч. Элегант. И правильно, и верно.
С т р у ж к и н. Летят, летят…
Входит Ч е р н о м о р д и к. Он в парадной форме, при орденах.
К и р и л л. Валентин Валентинович, о чем это вы сказали «летят, летят»?
С т р у ж к и н. О традициях кадминского дома. А летят они, кстати, к чертовой бабушке.
З и н а и д а И в а н о в н а. Боже мой… Ты это про кого?
С т р у ж к и н. Меньше всего про вас…
И тут с гитарой входит Н и н а. На ней, мягко говоря, смелое платье. И к тому же парик.
А н т о н Е в л а м п и е в и ч. Боже мой…
Н и н а. Марина, объясни, что это модно.
С т р у ж к и н (тихо). Она сошла с ума.
Н и н а. Мама, я дарю тебе песню. (Перебор струн гитары.)
Ч е р н о м о р д и к (восхищенно). Цыганочка.
С т р у ж к и н (громко). Не надо!
К и р и л л. Это что, тоже входит в обязанности директора музея?
С т р у ж к и н. Что вы ко мне цепляетесь?
Н и н а (села, сняла парик). Ладно, мама, я тебе завтра куплю чашку. С надписью.
Ф е д о р (прерывая паузу). Пора тост!
В а л е р и й. Разрешите, я.
В и к а. Ни в коем случае.
А н т о н Е в л а м п и е в и ч. Говорите, говорите, Валерик.
В а л е р и й. Да нет, я просто шампанское хотел открыть.
В и к а. Он всю посуду перебьет.
В а л е р и й. Думаешь, силенок не хватит? Не ты одна так думаешь. (Неожиданно горячо.) Нет, скажите, почему от и до так считают? И Всеволод Михайлович, и Чебурашка?
А н т о н Е в л а м п и е в и ч. Это что за Чебурашка?
В и к а. Кличка одного из тренеров.
В а л е р и й. Раньше мог, и все нормально. Да? Я еще запросто! У меня бросок что, слабее Буратино? И скорость у меня еще на уровне. Только его включают, а обо мне думают…
С т р у ж к и н. Ну вот, молчал, молчал…
В а л е р и й. Я знаю, неинтересно. А шампанское, я его нормально… От и до…
Ловко откупоривает шампанское и ставит бутылку на стол.
Ф е д о р. Прекрасно справился. А игра — она и есть игра. А все эти Чебурашки и Буратино должны завидовать, что у тебя такая красивая жена…
Валерий как-то уныло посмотрел на Федора и сел, а за это время Черномордик разлил шампанское по чашкам.
З и н а и д а И в а н о в н а. Да у нас же бокалы где-то…
Ч е р н о м о р д и к. А мы из чашек… Газ чтобы не вышел. (Торжественно.) Зинаида Ивановна, разрешите поднять эту чашечку за ваш юбилейный возраст. Короче, живите лет до ста, а силенок хватит и больше. Ну и, как говорится, гип-гип — ура… в вашу честь.
Все нестройно кричат «ура», пьют шампанское.
З и н а и д а И в а н о в н а. Спасибо вам, дорогие мои…
В и к а. За что же, мама, спасибо?
З и н а и д а И в а н о в н а. Люди все занятые, а нашли время, пришли… Ведь как давно не собирались, а тут меня послушались.
К и р и л л (наклоняется к Федору). Федор Антонович, вы сможете включить транзистор в двадцать часов тридцать минут. Первая программа. Только никому, хорошо?
Ф е д о р. Сюрприз для мамы?
К и р и л л. Вот именно.
А н т о н Е в л а м п и е в и ч (заметив удрученный вид Валерия). А знаете, Валерик, вы меня заинтересовали. И я решил пойти взглянуть на ваш хоккей… Все эти ваши Буратино… и остальное…
Ч е р н о м о р д и к (неожиданно возмущенно). Думают о нем! Ветеран, видите ли… А ты им докажи… (Почему-то делает жест в сторону сидящих за столом.) Докажи! Думаешь, мне легко было? Только моя беда, может быть, двойная.
Н и н а. Боже мой, Черномордик, неужели ты тоже играл в хоккей?
Ч е р н о м о р д и к (осел). Не в хоккее дело.
Ф е д о р. Так в чем же? Вы же хотели что-то рассказать.
Ч е р н о м о р д и к (обводит всех тяжелым взглядом, опустил голову). Может быть, вам это тоже не интересно…
М а р и н а. Что-то новое, Георгий Петрович. Вы же не прима-балерина, чтобы вас упрашивать.
Ч е р н о м о р д и к. Я не балерина! Не балерина! И прошу это запомнить. Я в штрафном батальоне был. Бои на Черном море тяжеленькие были, ой тяжеленькие… Обеспечиваем мы с моей ротой отход части, через залив. Прижал нас фриц к морю, да так, что ничего от роты не осталось… человек шесть. Сумели мы, так сказать, ценой собственных жизней… А немец прет и прет… Куда деваться? Морячки в плен не сдаются… Погибать тоже вроде ни к чему. Один выход — вплавь до берега добираться. Бушлаты скинули. Стоим в одних тельниках… Автоматы в руках у каждого… А с ними долго не проплывешь. Врагу оставлять — да ни за что! Отплыли мы метров пятьдесят от берега и утопили их в море. С ними бы нам ни в каком разе не доплыть — октябрь да и залив километра полтора… А без них почти все до своих добрались.
