В общем, сидела я там, на полу, и рыдала, пока что-то вдруг словно бы толкнуло меня изнутри. К избушке кто-то шёл, и я это почувствовала. Человек приближался, рождая во мне внутренний ветер, точнее описать свои ощущения не могу. Я просто знала, что он идёт, а спустя ещё минут пять напор, теплота и "густота" внутреннего ветра сказали мне, что околист идущего подавлен. Значит, вот почему он скрывается здесь, в избушке возле болота, поняла я. Однако как давно он тут живёт и зачем притащил меня в свой дом? Добрый он или злой, чего вообще хочет? На эти вопросы мой внутренний ветер не мог дать ответов, и я так испугалась, что бросилась обратно в комнату, где очнулась, залезла под кровать и затаилась.

Томительно текли минуты, я кусала губы, лёжа на прохладном деревянном полу, и ждала. Наконец хлопнула входная дверь, потом скрипнула та, что вела ко мне, и я услышала быстрые, лёгкие шаги. Сердце забилось чаще - похоже, это женщина, и, хотя некоторые тётки в детдоме были посуровее иных мужчин, всё же они казались мне не такими опасными, особенно в уединённом доме на болоте.

- Вот бес рогатый! - с досадой пробормотал женский голос.

Я подползла к краю кровати и чуть приподняла свисавшую до пола простыню. Прямо перед моим носом возникли ноги в толстых серых шерстяных носках. А потом простыня вырвалась из моих рук и подло улетела вверх.

- А-а, вот ты где! - забросив свисавшую часть простыни на кровать, женщина наклонилась ко мне.

У неё оказалось круглое, доброе лицо, но я всё равно уползла дальше к стене.

- Да ты не бойся, мы тебя не обидим! - улыбнулась женщина. - Но если есть желание ещё посидеть под кроватью, то сиди, сколько нравится, - сказала женщина, вновь опуская простыню. - Главное, что ты, слава богу, не убежала, а то могла бы утонуть в болоте или в лесу заблудиться - места тут глухие и опасные. Ну да ладно, я - на кухню, а ты, когда есть захочешь, приходи.

При словах "есть захочешь" в животе у меня заурчало, но вылезать я не торопилась и, прижавшись спиной к стене, ещё долго сидела, слушая, как женщина гремит за стенкой посудой, и прикидывая, не смотаться ли мне через то окно, что выходит на огород с лужайкой. В болото, ясное дело, соваться не стоило, оставался лес - угрюмый и неприветливый, с огромными елями и густыми тёмными кустами, в которых терялась примеченная мной из окна тропинка. Да и куда мне идти-то? Просто бежать от этой женщины с неработающим околистом? и ещё кого-то, потому что она сказала "мы" - "Мы тебя не обидим". Бежать, чтобы они не успели сдать меня обратно в детдом! Если я снова попаду в детдом, то с такими штуками, что я видела в зеркало... а главное, с мёртвым околистом! - мне точно кранты!.. Но бродить одной по лесу - сколько я продержусь? Охотиться меня не учили, готовить еду тоже. Конечно, я читала книжки и про природу и про многое ещё, но всё это была лишь теория, а на практике...

На практике эйфория от удачного побега из детдома, гнавшая меня через лес, под ливнем, молниям навстречу, давно уже растаяла, лес сейчас казался мрачным, непроходимым и полным злых диких зверей, к тому же босые ноги уже начали мёрзнуть, а из кухни так вкусно запахло мясом с картошкой и свежими овощами...

Сглотнув наполнившую рот слюну, я вылезла из-под кровати. Полотенце размоталось и, упав с головы, так и оставшись валяться на полу. Носки, от которых я так опрометчиво отмахнулась, к счастью, всё так же лежали на стуле. Тёплые, мягкие, шерстяные. Надев их, я потопала в кухню.

* * *

После обеда, когда я уже успел прочесть первую из записей Яны Корочкиной, в дверь постучали. В комнате никого, кроме меня, не было: Жбан работал программистом и с утра до вечера возился с компьютерами в машинном зале, Патоген трудился в одной из лабораторий, а Белов, после того, как я вернулся от Веселовского с ноутбуком, тоже куда-то свалил. Одному мне пока не нашлось никаких драконьих поручений, так что я сидел и читал текст с флешки.

- Войдите!

- Привет! - Это оказалась Ленка.

Я захлопнул ноутбук и встал ей навстречу.

- Привет, рад, что ты пришла!

- Ну, я же обещала ещё зайти, ну и вот, выдалось свободное время... - улыбнулась Ленка.

- Проходи, располагайся.

- А может, лучше прогуляемся? - предложила она, бросив быстрый взгляд на кровать Жбана, и я понял, что тогда, на похоронах Яны, не ошибся, предположив между Ленкой и этим нулом отношения.

- Ладно, давай.

Мы вышли из комнаты.

- Куда пойдём? - спросил я, захлопывая дверь.

- Знаешь, тут наши новую выставку картин устроили, можно глянуть.

- Наши - это кто? Нулы?

- Ну, я... - Ленка смутилась. - Оно само как-то вырвалось, я не имела в виду, что остальные на базе - не наши, чёрт, не знаю, но, в общем, да - это выставка картин нулов.

- Они и правда художники?

- А что тебя так удивляет? - брови Ленки взметнулись вверх.

- Да я... просто я думал, что оплотовцам совсем не до этого...

- А-а-а, ну да, я и забыла! - усмехнулась Ленка. - Ты ж совсем недавно стал потенциаром-то, поэтому и не понял ещё.

- Не понял! - согласился я и насчёт себя и насчёт художников сразу.

- Ну, в смысле, ты привык, что художники бывают только профессиональные и рисуют всегда то, что им поручают, или когда надо оформить что-то, украсить... ну, ты сам знаешь, в общем.

- И что?

- То, что здесь у нас всё иначе. Таких профессиональных художников, как у окли, на нашей базе, да и вообще во всём "Оплоте", нет, - Ленка скривилась, как будто ей в рот попало что-то кислое. - Картины рисуют в свободное время все, у кого есть желание.

- Зачем?

- Просто потому что хочется! Потребность.

- Если есть потребность, то должны быть и способности, - не сдавался я в своих попытках осмыслить сказанное Ленкой. - А раз есть способности, то почему им не дадут соответствующую работу, и они рисуют что попало в свободное время?

- Что попало? - она рассмеялась.

- А чего, разве не так?

- Что попало! - последовал новый взрыв хохота. - Да нет, можно, конечно, и так сказать, только...

- Что?

- ...это очень смешно, - продолжала веселиться Ленка, - вот что!

Не понимая и не разделяя её веселья, я уставился себе под ноги и дальше всю дорогу прошагал молча, чувствуя себя не в своей тарелке. Выставка размещалась в той части базы, что была выделена под школу, поэтому, когда мы вошли в нужный коридор, Ленка тоже затихла, чтобы не мешать занятиям, так что если и продолжала посмеиваться, то про себя.

- А вот и выставочный зал, - сообщила она, толкнув дверь в торце коридора.

Мы вошли в помещение, разделённое частыми перегородками так, чтобы можно было змейкой следовать вдоль каждой из внутренних стенок, плотно увешанных картинами, при первом же взгляде на которые у меня вдруг возникло странное, непередаваемое чувство, словно я сейчас заплачу. Это было поразительно, ведь в последний раз слёзы я лил в глубоком детстве и думал, что давным-давно забыл, как это делается.

- Что это? - застыв на пороге, шёпотом спросил я.

- Картины, - негромко ответила Ленка. - Произведения искусства. Живописного... - Она прошла вдоль первой перегородки к штриховым карандашным рисункам. - И графического. Вот эти чёрно-белые наброски Патогена мне ужасно нравятся.

Гоня охватившую меня необъяснимую и невыносимую тоску, я прошёл к рисункам. Это были сценки из жизни животных: тонкие летящие линии и толстые, грубые штрихи сплетались в удивительной пляске, слегка искажая звериные пропорции, но рисунки, как ни странно, от этого только выигрывали! Я молча таращился на рычащих и летящих в прыжке леопардов, изящных стремительных газелей на тонких ногах, рослых сильных медведей и прекрасных загадочных птиц, все они были так выразительны, так полны жизни!

- Это нарисовал Патоген? - сглотнув, наконец выдавил я.

- Угу, - кивнула Ленка. - Здорово, правда?

- Да, они...