- Да чего мне устраиваться? - пожал я плечами и, с трудом оторвавшись от созерцания Ленкиного лица, окинул взглядом комнату. В ней стояло четыре кровати с тумбочками. - У меня ведь даже вещей нет.
- Тебе принесут, - заверила Ленка и прежде, чем я успел сказать что-нибудь ещё, выскользнула за дверь.
Вещи принёс ещё один нул - Жбан и сказал, что он - мой сосед по новой комнате.
- А почему Жбан? - спросил я.
- Потому что голова, - непонятно ответил парень. - Вот тебе майка, джинсы, полотенце... Вроде должно подойти по размеру.
- Полотенце?
Жбан посмотрел на меня долгим пристальным взглядом, словно обдумывал: а не стоит ли дать мне в морду? Все здесь, на базе, не слишком жаловали бывшую ищейку, из-за которой погибла баба Яна, - оставалось только надеяться, что со временем они ко мне привыкнут и всё утрясётся.
- В общем, разберёшься, - видно, решив, что в тюрьме меня и так уже достаточно разукрасили, сказал Жбан и, ткнув пальцем в мою окровавленную рубашку, добавил: - А это можешь отнести вниз, в прачечную.
Часть вторая. Узкие ходы для кротов
Дышит кровью рассвет, но не сыграна пьеса.
Время крадет каждый мой шаг, безмолвие своё храня.
Быть или нет? До конца не известно,
Но я знаю одно: никому не дано
Дрессированным псом сделать меня!
Пусть пророчит мне ветер северный беду,
Я пройду и через это, но себе не изменю.
Ветер бей сильней, раздувай огонь в крови!
Дух мятежный, непокорный, дай мне знать, что впереди!
Группа "Кипелов". "Жить вопреки"
Кульки
Яну Корочкину хоронили рано утром на маленьком кладбище, устроенном прямо в лесу неподалёку от базы. Народу пришло немало, и, хотя я ещё не со всеми успел пообщаться лично, многие уже казались знакомыми. Заметил я и парня, в которого стрелял, когда, ещё ловчим, пытался арестовать Брухова. Расспросив Ленку, я узнал, моя пуля зацепила ему ногу, но, к счастью, поверхностно, вскользь, так что рана была не опасной - просто царапина. Разговор наш прервал Жбан, пристыдив, что нехорошо болтать во время похорон, но, судя по тому, как он смотрел на Ленку, истинной причиной была ревность: эти двое явно встречались, хоть и не старались выставить свои отношения напоказ. То, что у Ленки есть парень, меня огорчило, причём неожиданно сильно, так что я даже сам удивился, однако долго думать об этом не стал: слишком много новых впечатлений и информации обрушилось на меня за последнее время.
База, на которую привезли нас с Серёжей, называлась Первой и была главной в "Оплоте". Население её делилось на родившихся прямо здесь нулов, никогда не имевших "органа Божьего", и людей с подавленным околистом - в Цодузе их считали бесами, а здесь, на базе, называли "потенциарами", поскольку потенциально они могли вырасти в "драконов", и, возможно, "химер" - этот термин пока оставался для меня не совсем понятным. А ещё существовали "шизы" - те, кто отмежевались от околиста без его подавления, и потому смогли стать кротами, внедрёнными в различные структуры "окли" - так здесь называли обычных людей с нормально функционировавшими околистами.
Нулы, равно как и простые потенциары, не сумевшие стать драконами, не могли работать под прикрытием - отсутствие или нерабочее состояние околиста выдало бы их на первом же Единении - поэтому и те и другие жили на базе, выполняя разнообразные обязанности - от уборщиков и поваров до врачей и учёных. Вроде бы одинаковое положение, однако нулы всегда чувствовали себя приниженными, потому что с момента основания и до настоящего времени командовали базой и всеми имеющимися в ней подразделениями исключительно люди с подавленными околистами.
Что ж, на мой взгляд, это было вполне справедливо и оправданно, ведь именно потенциары, сумев избежать преследования, захотели жить по новым правилам, организовали "Оплот" и создали первые базы, где стали рождаться дети, которых крестили, как в старину, без околистов и звали нулевиками.
Однако за время существования "Оплота" эти дети успели вырасти и образовать своё маленькое общество, заметно отличавшееся от объединения их родоначальников - потенциаров, поэтому далеко не всегда были согласны неизменно оставаться в подчинении. Дело дошло до того, что однажды нулы устроили настоящий бунт, требуя передать всю власть "чистым". В качестве главного аргумента выдвигалось соображение, что "нечистые", то есть заражённые околистом люди, не надёжны, и сейчас, когда "Оплот" наконец-то снова набрал силу, нельзя наступать на старые грабли. Под старыми граблями подразумевался переход одного из потенциаров на сторону врага - той самой Кривошеевой, о которой упомянула Ленка. Мотивы Кривошеевой, возглавлявшей одну из баз, а соответственно, владевшей инфой и о других базах, не были, насколько я понял, ясны до конца, но предательство её стоило объединению очень дорого, и "Оплот" много лет приходил в себя, залечивая раны после массового убийства своих людей и создавая новые базы взамен разгромленных старых. А как только всё устаканилось, среди нулов стали появляться не в меру амбициозные товарищи, явно заскучавшие на вторых ролях. Бунт беспощадно подавили драконы - в борьбе, драках, подпольной деятельности и даже просто физически они, конечно же, оказались сильнее и опытнее варившихся на базах в собственном соку молоденьких, но сильно жаждавших власти нулов.
Командовал этой операцией нынешний глава Первой базы Дмитрий с удивительно подходящей фамилией Сорвирогов - человек жёсткий, если не сказать, жестокий, действительно готовый "пообломать рога" любому, кто рискнёт встать у него лично или у всего движения оплотовцев на пути. Зачинщики бунта были безжалостно расстреляны, нулы теперь жили вперемешку с потенциарами, чтобы в комнатах больше не образовывались ячейки "чистых", и на базе несколько месяцев сохранялось подобие военного положения: действовал запрет на любые собрания нулов и высказывания против командования, а за невыполнение приказов или нарушение дисциплины нещадно карались все подряд.
Всё это рассказал мне нул Патоген - второй из моих соседей по комнате. Патогеном его прозвали за неустанное стремление всем подряд твердить о бунте нулов, конечно, не пытаясь открыто раздуть вражду с потенциарами заново, однако сильно действуя на нервы, заставляя приглядывать за собой, словно за недобитым болезнетворным микробом. Патоген на это смеялся, отвечая, что руководству только того и надо, ибо Сорвирогов не любит расслабляться, а напротив, обожает быть постоянно в тонусе, чему любому умному оплотовцу не грех и поспособствовать.
Однако лично я способствовать тонусу командира не собирался - надо было сперва осмотреться и постараться правильно вписаться в общество базы, тогда и станет ясно, как вести себя с Сорвироговым. Пока я видел его всего два раза: первый - когда он вызвал меня, чтобы лично познакомиться с новым членом объединения, а второй - вот сейчас, на кладбище: он как раз заканчивал свою траурную речь - высокий, жилистый, с ястребиным взглядом светло-серых глаз и коротким ёжиком русых волос.
"Так значит, ты и есть та самая пресловутая ищейка, из-за которой баба Яна, царствие ей небесное, всех тут на уши поставила?" - спросил Сорвирогов, когда я вошёл в его кабинет.
"Если вы о том, что я был ловчим в Цодузе, - ответил я, - то да, ищейка, а насчёт остального мне ничего не известно".
"Разве она ничего тебе не сказала?" - командир Первой встал из-за стола и прошёлся вокруг меня, рассматривая со всех сторон.
