- Ничего мы от тебя не скрывали, ты здоровый человек, не придумывай! Кто мог рассказать тебе такое?

- Никто! Я же говорю тебе, папа, я это помню! Помню!!

- Но ты не можешь этого помнить, Стёпа, тебе тогда и года ещё не было!.. - поняв, что проболтался, отец прикусил язык, но было уже поздно.

- Знаешь, пап... ты... вы... вы с мамой могли бы и предупредить, что я - в группе риска.

- Зачем?

- Ну... чтобы был внимательней... или... ну, не знаю!

- Мы просто не хотели, Стёпа, чтобы ты думал, что нездоров, вот и всё! Не знаю, что конкретно врачи-искроведы с твоим околистом делали, но операция прошла успешно, ты выздоровел, и мы решили, что ни к чему забивать тебе голову информацией, которая может заставить тебя чувствовать себя неполноценным, понимаешь? Всё же было хорошо, и у тебя больше никогда не возникало... подожди! - вдруг испуганно перебил сам себя отец. - Ты что, хочешь сказать...

- Нет! Нет, папа, успокойся! Ничего такого я сказать не хочу, понял? Всё у меня в порядке!

- Тогда зачем же ты позвонил?

- Просто хотел тебя услышать. Соскучился.

- Правда?

- Конечно! Я люблю тебя, пап, - это всё, что я хотел тебе сказать.

- Я тоже люблю тебя, сынок.

- Я знаю, пап... и, в общем, мне пора. Обещаю звонить тебе чаще!

- Ладно, но ты, кажется, хотел встретиться? Что-то говорил про кафе?

- Да-да, точно. Кафе. Слушай, а давай в воскресенье! После Единения, хорошо? Я в субботу позвоню и скажу где.

- Договорились.

Химера

Они пришли перед рассветом. Словно что-то почувствовав, я проснулся и какое-то время лежал, пока не услышал в коридоре шаги. Тогда я вышел из спальни, чтобы посмотреть, кто это бродит по нашему коридору, но даже не успел открыть дверь - она сама распахнулась: на пороге стояли два Ястреба: Петя Горелик и Пашка Сизов. Отступив, я наткнулся на стоявшую тут же, в прихожей, табуретку и автоматически сел.

- Степан Сумароков, прошу проследовать с нами в лечебницу, - спокойно произнёс Горелик, глядя на меня абсолютно пустым взглядом.

- Зачем, Петь? - поинтересовался я, чтобы посмотреть, а не мелькнёт ли в его глазах живая мысль.

Мысль не мелькнула, но ответ последовал.

- Ты атакован, - пояснил Горелик.

- А откуда тебе это известно? - спросил я уже с интересом: раз Петя счёл своим долгом отозваться на предыдущий вопрос, то, может, и сейчас удовлетворит моё любопытство. Скажет, откуда им поступил сигнал.

"Неужели от отца? - Нет, я не верил, просто не хотел и не мог в это поверить. - Нет! Нет, не он это, не он! А кто?.. Да вот хоть Веселовский! Раскусил мои неуклюжие манипуляции с пропуском и, испугавшись, что подставлю его, поспешил доложить о возможной атаке. Тут, правда, смущал факт, что он специально рассказал Зине о мёртвом околисте Корочкиной, чтобы выманить меня к себе на приём. Для чего ему это было нужно? Если он каким-то образом допёр, что я - "дракон", то почему сразу не доложил об этом в службу безопасности? Хотел дополнительно убедиться? Зачем, если это можно сделать и после ареста, когда меня будут на законных основаниях разбирать на молекулы? К чему тянуть, если всё равно собираешься настучать? Ерунда какая-то, просто излишний риск... может, это не он? Но тогда кто?"

- Просто вставай и пошли! - встрял Пашка и схватил меня за плечо, пытаясь оторвать от табуретки, но это оказалось не так-то просто.

Сизов только зря пыхтел, пока на помощь ему не пришёл Гореликов. Вдвоём им всё же удалось, с грохотом уронив табуретку, поставить меня на ноги.

В спальне послышалась возня, и в прихожую, жмурясь от яркого света, ввалился заспанный Лёшка.

- А что это вы тут делаете? - зевая, спросил он, переводя взгляд с меня на Сизова, потом на Гореликова.

- Сумароков был атакован, - сообщил Петя. - Возможно, он уже бес.

Лёшка перестал зевать и замер с открытым ртом, а потом нормальное, человеческое выражение стало сползать с его лица, сменяясь такой же пустой маской, как и у пришедших за мной конвоиров. Происходило это в течение нескольких секунд, давая возможность проследить за метаморфозой. Зрелище было пугающим и одновременно поучительным: теперь я мог посмотреть, как сам выглядел, когда вёл арестованных.

- Одеться дайте! - потребовал я.

Гореликов с Сизовым отпустили меня и отошли к двери, перекрывая выход. Лёшка отправился вместе со мной в спальню, где внимательно следил, как я натягиваю рубашку, брюки, носки. Неважно, скольких бесов мы вместе поймали и обезвредили, сколько пива по кабакам выпили, на скольких свадьбах и крестинах погуляли, - как сослуживец и добрый приятель я уже перестал для него существовать. Это произошло мгновенно, стоило только моему околисту дать сбой. Так что теперь он готов, в случае сопротивления, не только избить меня, но даже и убить, если потребуется. Как сделал бы и я, когда ещё был "здоров". Как и те двое в прихожей. Всё провернут спокойно и чисто, даже бровью не поведут.

Нет, я их не боялся... и мог бы попробовать сбежать: сила, быстрота и остальные способности ловчего оставались при мне, Цодуз я знал как свои пять пальцев, да и выброс адреналина, фактор неожиданности и отчаянное желание вырваться на свободу, скорее всего, помогли бы мне скрыться, но!..

Но я молча шёл меж своих конвойных, больше не пытаясь вступить с ними в переговоры и не глядя по сторонам. Мне, конечно, очень хотелось разыскать Брухова, понять, зачем они с Яной Корочкиной хотели заполучить меня и найти ответы на мучавшие меня вопросы. "Тебе нужны новая цель, новый смысл! Тебе нужны мы..." Да, кем бы они себя не считали, у них были все ответы. И сейчас, пока мы шли к зданию лечебницы, у меня имелся неплохой шанс эти ответы получить, но я им не воспользовался. Потому что тогда Сумарокова, как опасного беса, бросились бы искать все отряды ловчих. И пусть даже они не сумели бы меня найти, но и к Цодузу не подпустили. А сегодня была уже пятница - до понедельника оставалось всего два дня.

Я не знал, что со мной сделают искроведы, где конкретно запрут и как я оттуда выберусь, но одно было ясно наверняка: меня, отобравшего бразды правления у околиста, уж точно убьют не сразу - сперва будут изучать, а значит, определят в закрытую часть лечебницы.

Туда, где на минус втором этаже ждал меня маленький мальчик с удивительными способностями.

И теперь я покорно шагал с Сизовым и Гореликовым через площадь, потому что обещал.

Я обещал Серёже вернуться.

* * *

До этого я успел побывать только на минус втором этаже закрытой части лечебницы, а теперь мне представилась возможность спуститься ещё ниже и увидеть минус четвёртый. Контраст был разительным. Вместо чистых белых дверей, тщательно вымытого линолеума, окрашенных в светлые тона стен аудиторий и лабораторий и яркого света второго подземного этажа, взгляду предстал серый бетонный пол, тусклые лампы и железные двери с маленькими зарешёченными окошками, через которые и не разобрать, кто там, за ними, находится...

Здесь, на самом глубоком уровне, располагалась настоящая тюрьма!

Камера, куда меня втолкнули, оказалась двухместной. На второй койке, спиной ко мне, неподвижно лежал человек с забинтованной головой и шеей.

Лязгнул, запираясь, замок, но человек никак не отреагировал. Я замер посреди маленькой серой комнатушки, молча прижимая к себе полотенце и комплект постельного белья, выданные мне после первичного осмотра. Столько лет быть прекрасным ловчим, образцовым членом правильного общества, а теперь вдруг, в одночасье, оказаться по другую сторону - это, признаюсь честно, навевало жуть и депрессию. Особенно после осмотра, где те самые, добрые и улыбчивые раньше, люди, теперь, глядя пустыми глазами, со мной не то что не церемонились, а напротив, как будто специально старались причинить побольше боли.

Когда гулко отдававшиеся в тишине коридора шаги конвоиров и лязг отпираемых и запираемых решёток постепенно стихли вдали, человек на койке повернулся. Это был молодой парень лет восемнадцати, и выглядел он просто ужасно: лицо - сплошной синяк, белки глаз багровые от кровоизлияний.