Катя фыркнула, – мне еще казенного дома не хватало. – Опять свои карты под коньячок раскидывала? Смотри, ум за разум зайдет! Однажды зеленых чертей и бесов увидишь.

– А ты значит, в бесов не веришь? – усмехнулась Юля.

– Не верю, чушь все это.

– Это хорошо, главное, чтобы они в тебя не уверовали.

– Иди ты…, совсем крыша съехала!

– Ну, пожалуйста, уступи Романова, – жалобно попросила Юля. – Ты ведь красавица, за тобой мужики бегают. Поверь, найдешь свое счастье. А у меня… это последний шанс, понимаешь? – она опустилась на стул, закрыла лицо руками, – ну почему все так?

Еще чего, не дождешься! – Катя, в ярости хлопнув дверью, выскочила из канцелярии. Конечно, она не поверила не единому Юлькиному слову, но в душу закрались сомнения, – «а вдруг?». От этой мысли Кате стало не по себе. Обычно спокойная и уравновешенная, сейчас она плохо соображала, что делает. Катя залетела к себе в кабинет и остановилась перед столом Романова.

– Скажи мне одну вещь Костя. Только честно. Ты встречался с Юлькой?

Романов поднял на нее глаза, и Катя с ужасом почла в них свой приговор.

– Да. Я знал, что это рано или поздно случится…, – обычно уверенный в себе Костя в этот раз говорил тихо, тщательно подбирая слова. – Прости меня, я очень перед тобой виноват, это наваждение кое-то. Не понимаю, что со мной происходит. Я просто разрываюсь между вами.

При этом признании Катя почувствовала, как у нее закололо под сердцем, мир вокруг остановился, стал нереально, отвратительно ярким.

– И ты все время меня обманывал?! – почти выкрикнула она. Сейчас ей хотелось ударить Романова. Гнев застилал глаза.

– Я хотел признаться…, но боялся сделать тебе больно.

– Больно? А так мне еще больней! Все знали, смеялись за моей спиной! Господи…, за что мне это.

– Ну, прости меня, Катя, хочешь – убей. Я поступил с тобой как последний… Я – полное ничтожество, ненавижу себя!

– Ты не ничтожество, ты…, ты хуже, – Катя поняла, что сейчас расплачется, злые слезы душили ее. Она выскочила в коридор и только там, стоя у окна, разревелась.

К ней подошел опер Леша Гальцевич, – Катя, что с тобой, тебя кто-то обидел?

– Пожалуйста, уйди…, – всхлипывая и давясь слезами, произнесла Катя.

Постояв, минут пять, она вернулась в кабинет и, не глядя на Костю, стала приводить себя в порядок: наклонившись над умывальником, смыла потекшую тушь, достала носовой платок и зеркальце. Смотреть на себя было отвратительно: лицо пошло красными пятнами, кое-де виднелись следы от плохо смытого макияжа. Остаток дня она просидела, не замечая ничего вокруг, тупо уставившись в монитор – какая уж тут служба, когда душа с телом расстается.

Уже собираясь уходить, Романов заговорил с ней:

– Катя, я понимаю, что поступил отвратительно, ну дай мне последний шанс. Я должен разобраться в себе.

– Иди ты…! Катись к своей ведьме! Вы с ней два сапога – пара, отлично подходите друг другу. Видеть не могу тебя.

Придя домой, она уткнулась в подушку и дала волю слезам. Стало легче, правда, ненадолго.

«Главное не видеть Романова и тогда все будет хорошо, – думала она, – тогда я смогу его забыть».

На следующее утро, едва закончилось селекторное совещание, Катя зашла к Литвинскому.

– Разрешите, Дмитрий Николаевич? – при отсутствии начальства Литвинский разрешал обращаться по имени отчеству, а не по-уставному – товарищ подполковник.

– Заходи Катерина, – отозвался Литвинский. Сегодня он был в хорошем расположении духа.

– Что у тебя? Бледная сегодня какая. Случилось чего?

– В общем…, я хотела бы сменить кабинет, – собравшись с духом, выпалила она.

– Зачем? С Романовым, что ли поругались, – удивился он. Видимо вчерашняя история до него еще не дошла.

– Вроде того, – грустно призналась Катя.

– Вот урок мне будет, – посетовал подполковник. – Зарекусь женщин в отдел брать. С вами одни проблемы. У мужиков все проще – ну поругались, ну морды друг другу набили. Дело житейское, с кем не бывает. Эмоции выплеснули, потом, глядишь, вместе и пьют. И никто не требует отдельного кабинета.

Нужно признать, в словах Литвинского была доля истины. В Управлении, где служила Катя, ходила легенда о двух подругах. Сотрудники пересказывали ее из поколения в поколение. За давностью лет никто уже не помнил, в каком подразделении произошли описываемые события: то ли в СУ[17], то ли в ИЦ[18], а может где еще. Суть от этого не менялась. Значит, служили в Управлении два боевых товарища, а если конкретнее – две подруги. Десять лет они были «не разлей вода»: не просто сидели в одном кабинете, но дружили крепкою женской дружбой. Запросто ходили, друг к другу в гости, вместе в кино и на дискотеки, вместе знакомились с мужчинами. И вдруг – вдрызг рассорились. О причинах конфликта, опять-таки за давностью времени, сведений не сохранилось. Слухи ходили разные: то ли молодого человека не поделили, то ли одна из них получила повышение по службе, на которое претендовала ее наперсница. Дамы побежали жаловаться друг на друга руководству, потребовали немедленного разъезда. Начальство справедливо указало, что свободных кабинетов на всех не напасешься, так что будьте добры – барышни, как-нибудь уживайтесь. Тогда одна из девушек, решила последовать примеру великого полководца Александра Македонского, фигурально выражаясь, разрубила гордиев узел – вытащила свой стол и сейф в коридор. Так и сидели: одна в кабинете, а другая – в коридоре.

Дмитрий Николаевич тяжело вздохнул, – ну и что прикажешь с вами делать? Отдельный кабинет я тебе не дам.

– А если я к Андрею с Лешей перееду?

– Как хочешь, мне, в общем-то, без разницы. Если бойцы не против. Может и правильно, вы женщины – по природе эмоциональны. Еще из ревности глаза Романову выцарапаешь. Где мне нового опера взять?

Получив одобрение Литвинского, Катя взялась за переезд. С помощью коллег она перетащила мебель в соседний кабинет, причем Романов ей тоже помогал. В крошечном закутке, где сидели Андрей и Леша, ее письменный стол еле уместился. Конечно, было тесновато, но психологически Кате стало гораздо легче. Постоянно лицезреть Константина было превыше ее сил. Расставание с Костей ввело ее в депрессию. Она постоянно думала о Романове. Ненавидела его и одновременно… любила. Без Кости, жизнь казалось ей чередой серых дней, похожих один на другой.

«Ничего, – утешала себя Катя, – Бог – он не фраер, все видит». Как не удивительно, возмездие не заставило себя ждать. Не прошло и трех недель, как на Юльку упал крест. За два дня до этого эпохального события умер бывший оперуполномоченный Артем Седых. Выйдя на пенсию, бедолага так и не нашел себя в новой жизни, перебивался с хлеба на квас, работая охранником в торговом центре. С женой он развелся еще пять лет назад, жил один и все свободное время посвящал борьбе с зеленым змием, но, как известно, этого врага рода человеческого еще никому не удалость победить. Однажды Артема нашли мертвым в собственной квартире, рядом лежали две пустые банки из-под «Балтики №9». Поскольку родственников у Артема не осталось, печальные хлопоты взяли на себя его бывшие коллеги. В тот день Андрей, Леша и примкнувшая к ним Юлька пошли в похоронное бюро с многообещающим названием «Православный рай» выбирать необходимые принадлежности. В похоронной конторе было тесно, пробираясь среди бесчисленных гробов и крестов Юлька, будучи девушкой не худенькой, случайно зацепилась за витрину. Все бы ничего, но стоящий в ней тяжеленный дубовый крест был закреплен чисто символически. Увлеченные беседой с продавцом оперативники услышали громкий треск, звон разбитого стекла, затем последовал глухой удар и звук падающего тела.

Когда Андрей и Леша прибежали на шум они обнаружили Юльку лежащей на полу в груде осколков. Сверзившийся крест ударил ее по макушке, еще повезло, что вскользь. Осколками стекла ей порезало левую руку. Пока бледные больше чем их клиенты продавцы звонили в Скорую, Андрей и Леша оперативно извлекли Юльку из-под обломков и усадили на стул. Перепуганная видом собственной крови Юлька только беззвучно плакала. К счастью машина скорой помощи приехала быстро – минут через пять. Юлю перевязали и отвезли в дежурную больничку. Помимо поврежденной руки у нее было подозрение на сотрясение мозга, хотя в последнем Катя сомневалась – было бы чего там сотрясать. Не то чтобы она радовалась чужому несчастью, но, в общем-то, считала кару, постигшую Юльку справедливой. Сейчас Катя уже была далеко не той наивной романтичной барышней, какой пришла на службу девять лет назад. Служба сделала ее более жесткой и циничной. Она научилась подавлять ненужные эмоции, исходить, прежде всего, из интересов дела. Безусловно, приходилось подстраиваться под начальство, где-то хитрить, идти на компромисс, выполняя бездумно отданные, или не вполне законные приказы. Иначе в Системе просто не выживешь. Но до откровенного скотства Катя никогда не опускалась, порой шла против течения, отстаивая свои взгляды и принципы.