— Входи, чего стоишь?

Аренс шагнул в помещение. Обычное, не слишком броское убранство, небольшой стол в центре. За столом сидела пожилая краснокожая женщина и вышивала по черно-белой антилопьей шкуре, тщательно выдубленной и мягкой. Она расшивала ее самоцветами и перьями диковинных птиц, красными, синими, золотыми, беря их из большой кучки по правую руку от нее. Но на самой шкуре Аренс, к удивлению своему, увидел кусочки засохшего помета, обрывки грязной ткани и зловонные куски мертвой плоти. Он смотрел и не мог уловить мгновения, когда драгоценные камни и перья райских птиц превращались в отвратительную грязь.

— Садись, сын мой, — женщина указала на плетеный стул, стоящий рядом. — Не бойся, это всего лишь твоя жизнь.

Она любовно провела ладонью по кошмарной вышивке.

— Тебе нравится то, что ты видишь?

Аренс покачал головой.

— Я не понимаю, — сказал он, переводя взгляд с кучки драгоценностей на чудовищное полотно из мертвечины, дерьма и тряпья. Женщина взяла очередное перышко и приладила его к антилопьей шкуре.

— Это твоя жизнь, сын мой, — сказала она, аккуратно прокалывая кожу костяной иглой, — так ты прожил ее… до того, как попал к моим детям.

Аренс пробудился, задыхаясь. В носу еще стоял запах тухлятины, сердце тяжело билось, казалось, заполнив всю грудную клетку. С неимоверным облегчением он почувствовал под собой сильное тело Андрея, а потом увидел тонкую фигурку, заслонившую свет. Это Хассе, проснувшись, успел выбраться из дупла. Протянув руку, он помог Аренсу встать. Ноги порядком онемели от долгой неподвижности, поясница ныла, но Аренс не обращал внимания на протесты собственного тела. Он здорово продрог, к тому же проклятый сон все еще дрожал на кончиках ресниц, а тошнотворный запах словно вплавился в легкие и сердце. Вдвоем с Хассе они помогли выбраться Андрею, у которого тоже затекли ноги от долгой однообразной позы.

Они двинулись по тропе, увязая почти по щиколотку в топкой мокрой глине. Андрей шел впереди, прощупывая дорогу большой прямой веткой, с которой стесал все сучки. Хассе и Аренс брели следом, и как ни хотелось Аренсу опереться о плечо индейца, он удержался от этого, видя, что Хассе сам едва передвигает ноги. Они шли довольно долго, солнце успело проделать путь к зениту и пойти на закат.

Наконец Андрей остановился, приложив руку ко лбу козырьком и всматриваясь в дрожащее зыбкое марево.

— Там, за болотом я вижу тропу, а в конце ее белые стены, наверное, это какая-то гасиенда из тех, что строили испанцы в старые времена, — сказал он, помогая своим спутникам перебраться через топкое болотце, образовавшееся в ложбине между деревьями. — Передохнем там, а потом постараемся обойти трещины и нагнать племя. Там еще и что-то вроде леса или большой рощи, можно будет поохотиться.

— Надо согреться, — пробормотал Аренс, цепляясь за мокрые ветви сухостоя и корни поваленных деревьев, — как же холодно!

— Это у тебя жар, — сочувственно произнес Андрей, коснувшись его лба широкой ладонью, — тебе передохнуть бы.

— Потерпи, — сказал Хассе, — скоро будет костер. Я сберег кремень и трут.

Выбравшись на более-менее чистый клочок земли, Хассе усадил обессиленного Аренса и принялся искать растопку для костра. Дождь щедро омыл деревья и валежник, но под ними нашлась сухая щепа и немного древесной пыли. В самих же дровах недостатка не было.

Костерок дымил, трещал, но горел. Аренс протянул руки, пытаясь вобрать хоть немного жара в закоченевшее тело. Хассе стащил с себя куртку и принялся растирать его, нимало не смущаясь Андрея, который, впрочем, сохранял полную невозмутимость.

— Что будем делать дальше? — тихо спросил Аренс, наслаждаясь теплом, понемногу проникающим в тело. — Через трещины не перебраться, слишком широкие.

— Пойдем в обход, — пожал плечами Андрей, — жаль, конечно, что лошадей нет. Но, думаю, тебе стоит побольше двигаться. Что скажешь, Хассе?

— Скажу, что согласен с тобой, — кивнул тот. — Мы будем часто делать привалы, и хорошо, что необходимо будет двигаться. Иначе твоя слабость никогда не пройдет, — сказал он, продолжая растирать своего подопечного. Аренс улыбнулся, поймав его руки и задержав на своих плечах.

— Хорошо, что ты со мной, — сказал он, не оборачиваясь. Хассе мягко отобрал руки и вернулся к костру, сев по другую его сторону, рядом с Андреем. Тот ухмыльнулся, и Аренсу вдруг страстно захотелось врезать ему по физиономии. Удержало его лишь то, что Андрей был куда сильнее, да и терять расположение такого человека в их ситуации было глупостью.

— У меня осталось немного сушеной оленины, — сказал Андрей, роясь в сумке, которая в основном служила патронташем, — поделим пока ее, а там, может, что попадется по дороге.

У Хассе была полная фляжка чистой воды, ее тоже разделили поровну. Костерок подсушил их и собранные дрова, и теперь весело потрескивал. Андрей и Хассе тихонько беседовали на русском языке, потом перешли на понятный Аренсу английский. Любопытный и любознательный индеец выспрашивал у русского великана о его далекой родине, законах и обычаях. Потом Андрей запел на родном языке нежную, грустную песню. Аренс улегся на еще влажную землю и положил голову Хассе на колени, задремав под пение. Последнее, что он почувствовал, провалившись в сон, была ладонь Хассе на его голове.

Аренс проснулся оттого, что его трясла за плечо сильная рука. Он сел, пытаясь понять, где находится, откуда слышны крики и выстрелы. Хассе наклонился, помогая ему подняться.

— Скорее, вставай, — голос его слегка срывался, — надо уходить!

— Что случилось? — Аренс непонимающе озирался. — Откуда это?

— Там чужаки, — сказал Андрей, перезаряжая ружье, — мы пока не знаем, кто именно. Но, похоже, это не индейцы. У них ружья, и Хассе слышал их голоса, они говорили не на маскоги. Ему показалось, что он различил английские слова, но он не уверен, они были слишком далеко.

Аренс кивнул, показывая, что понял.

— Доберемся до гасиенды, там можно обороняться сколько угодно, — сказал Андрей, держа ружье одной рукой, а второй помогая им перебраться через неглубокую трещину, пересекавшую тропу. — Надо было дойти до нее, а там уже расположиться на отдых. Ну да что теперь говорить.

— А в лесу должна водиться дичь, — мечтательно вздохнул Хассе, — и можно поохотиться.

Они довольно долго одолевали размокшую, чавкающую тропу, в которой вязли ноги. Аренс то и дело оглядывался на всадников, что следовали за ними на порядочном расстоянии. Очевидно, преследователи считали добычу делом верным и не торопились, растягивая удовольствие.

— Не стреляй пока, — сказал Аренс, коснувшись локтя Андрея, — похоже, они не считают нас опасными противниками. Побереги свои пули, пока не окажемся в гасиенде.

Андрей кивнул, перекинув ружье через плечо и помогая Хассе выбраться из трясины, куда тот провалился почти по колено. Аренс снова оглянулся, и теперь сердце его заколотилось сильнее, чем обычно. Ему вдруг показалось, что одного из преследователей он когда-то знал. Чувство было таким сильным, что он сам удивился — слишком уж далеко были всадники, лиц их он видеть не мог.

Огромный белый дом был все ближе. Это и правда оказалась старинная испанская усадьба, покинутая хозяевами не в лучшие времена. Аренс положил руку на плечо Хассе. Странное чувство овладело им, он не мог объяснить, почему вдруг заговорил на маскоги, который не слишком любил.

— Иди с Андреем. Нужно осмотреться, не то есть риск наткнуться на ловушку. Я пойду с другой стороны.

Хассе бросил на него удивленный взгляд, затем кивнул и скользнул следом за Андреем, который обходил дом слева. Аренс двинулся направо, крепко сжимая в руке короткий нож с оплетенной рукоятью — единственное оружие, что у него осталось.

Справа дом оплетала лиана, соединявшая его с огромным деревом. Чуть поодаль начинался лес. Аренс с опаской приблизился к дереву и замер, вслушиваясь в душный вязкий полумрак, царивший под пышной кроной. Ему послышался детский плач, доносящийся из зарослей. Озадаченный, Аренс шагнул к деревьям, пытаясь высмотреть хоть что-то в густой мгле, затаившейся в сплетениях ветвей и густых крон. На короткий миг ему показалось, что из чащи на него смотрят зеленые мерцающие глаза, но тут же наваждение исчезло.