Вскоре прибежал Хассе и с ним несколько молодых женщин. Они принялись помогать разбирать типи и сворачивать шкуры. Андрей ушел на ночь в свое жилище, поскольку беспокоился за Горлинку, которая должна была вот-вот родить. Аренс отошел к сидящему на поваленном дереве старику и присел рядом. Ему было не по себе, но он не мог не признать, что слова Тени Волка отозвались в его душе. Где-то вдали тоненько завыл койот, закричала ночная птица. Аренс молча смотрел, как в свете факелов Хассе ловко связывает шесты для жилища и укладывает их на волокушу. Гибкое тело его блестело от пота, длинные волосы он заплел в косу и связал шнурком, чтобы не мешали. Одна из женщин, помогавших сворачивать шкуры, окликнула его, Хассе что-то ответил, улыбнувшись. От этой улыбки, такой по-детски открытой и нежной, у Аренса защемило душу, сердце забилось быстрее. И вспомнилось, что «Хассе» на языке маскоги означает «Солнце».

— Мое солнце, — словно в забытьи, вслух произнес Аренс, провожая его взглядом. — Ты — мое солнце.

Сборы не заняли много времени, имущество шамана было невелико, и все необходимые вещи он хранил в особой плетенке. Оставалось лишь свернуть одеяла и погрузить вьюки на лошадей, которых привел один из мальчишек, присланных вождем в помощь старику. С этим управились быстро.

— Пойдем, Аренс, — сказал Хассе, приблизившись и протянув руку. — Ты поедешь на чалой кобыле, она смирная.

Кобыла и правда оказалась смирной, шла нетряской плавной рысью. Аренс позволил Хассе держать поводья. Отчего-то было приятно чувствовать его заботу, видеть его рядом верхом на маленькой белой лошадке.

— Тебя не укачало? — встревоженно спросил Хассе спустя некоторое время.

Аренс медленно кивнул. Его в самом деле укачало, каждое движение головы отзывалось жестокой тошнотой.

— Есть немного. Но это ничего.

Хассе повел свою лошадь чуть вбок, так, что колено его теперь касалось колена Аренса. Затем достал из кармашка на поясе какие-то черные ягоды и пересыпал ему в ладонь.

— Вот, пожуй, станет легче. Да и скоро мы уже будем с остальным племенем.

От кисло-сладких ягод действительно полегчало. Аренс благодарно улыбнулся своему опекуну.

— Еще долго ехать? — тихо спросил он.

— Нет, недолго — вон, видишь, там внизу огни. Это костры племени.

Переезд оказался более утомительным, чем думал Аренс. Он с трудом сполз с кобылы и едва не упал, так сильно закружилась голова. Хассе торопливо скользнул под бок, обняв, помог дойти до небольшой волокуши, на которой уже была устроена постель.

— Так тебе будет проще, — сказал он, присев рядом и осторожно убирая со лба Аренса влажные от пота седые пряди. — Все равно сейчас придется ехать дальше. Приляг и постарайся уснуть.

— Мне нехорошо, — пробормотал Аренс, сжав его пальцы, — неприятное чувство, словно кто-то следит за нами. И тошно так…

Хассе помог ему улечься, подозвал пробегавшую мимо девушку и попросил остаться при Аренсе. Сам же скрылся во мраке, расцвеченном оранжевыми искрами.

— Что происходит? — спросил Аренс у девушки, присевшей рядом. — Куда… ехать… все?

Он вслушивался в тихий голос и отрывистые звуки чужой речи, выхватывая знакомые слова и словосочетания. Судя по тому, что знала девчонка, племя снималось с места по каким-то причинам, известным только вождям.

Из темноты появилась могучая фигура, и Аренс обрадовался.

— Что происходит? Может, хоть ты знаешь? — спросил он, глядя на встрепанного, усталого Андрея.

— Только то, что вожди велели сниматься с места, — вздохнул Андрей, присев рядом с волокушей и жестом отпустив девушку, которая тут же унеслась в темноту. — Мы должны тронуться в путь до того, как рассветет, это единственное, что я понял.

Голос его задрожал, на миг он повернул голову, вслушиваясь в глухой женский стон, донесшийся из темноты.

— Ты сам не свой, — тихо сказал Аренс, положив руку ему на локоть. И тут же дернулся, словно от удара кнутом. На короткий миг он будто очутился в шкуре Андрея, почувствовал всю тревогу и страх, владевшие его душой. Андрей боялся, но боялся не за себя. В сердце его бушевал, как ураган, отчаянный страх потерять любимую жену и ребенка. Как потерял уже когда-то тех, кто был бесконечно дорог. Аренс чувствовал, как страх этот втекает в его собственное сердце, раскаленной волной сжигая надежду. И прежде чем сам успел опомниться, приподнялся на локте и ободряюще улыбнулся.

— Не бойся, друг, Горлинка родит хорошо. С ней и малышом все будет в порядке. Поверь мне.

Андрей изумленно взглянул на Аренса, лицо его посветлело. Аренс наконец смог вздохнуть, боль и страх утекали из сердца, уступив место надежде и вере в чудо. Андрей сжал его руку в своих лапищах и вымученно улыбнулся.

— Дай-то Бог, друг мой, чтобы ты оказался прав!

Аренс устало откинулся на волокушу. И словно в ответ на его ободряющие слова, из родильного вигвама, поставленного поодаль, донесся жалобный женский вскрик и затем басовитый вопль новорожденного. Андрей вскочил, умчавшись в темноту. Растерянный, ошалевший от произошедшего Аренс плохо понимал, что с ним сейчас произошло. Голову ломило и сердце колотилось в груди как безумное. Но понемногу он успокоился и даже сумел задремать.

Проснулся он от кошмара, которого не запомнил, но сон не пожелал отпускать его. Небо на горизонте стало сереть, когда он пробудился снова от легкого покачивания. Рядом тускло белело брюхо и бок лошадки Хассе. Сам Хассе, видимо, утомленный донельзя бурной ночью, дремал, покачиваясь в седле. Аренс снова закрыл глаза. Он надеялся, что кошмар не вернется. И на сей раз действительно сон его был странным, но не страшным. Он брел по тропе, усыпанной разноцветными прозрачными каменьями, но меньше всего его привлекали самоцветы. Впереди, в конце тропы было что-то, влекущее его, как аромат цветка притягивает пчелу. Он не видел того, что источало аромат — тропа была затянута густым зеленоватым светящимся туманом. Но ошибиться было невозможно.

«Слезы Тьмы, я жду тебя», — неслышимо говорил голос, не мужской, не женский, не детский. Он словно лился отовсюду — и из единого источника впереди, в конце тропы…

Сильное сотрясение выдернуло его из сна. Открыв глаза, он понял, что уже почти рассвело и что они стоят, не двигаясь. Хассе спрыгнул с лошадки и склонился над Аренсом, отерев ладонью капли пота с его лба.

— Что-то происходит, — тихонько произнес он, склонившись так низко, что его губы почти коснулись щеки Аренса. — Возможно, придется ехать быстро. Вставай, держись за меня.

Мощная фигура возникла рядом с волокушей. Это был Андрей, усталый, но счастливый. Молча он помог Хассе переодеть Аренса в сухую одежду и посадить на смирную чалую кобылу.

Они двинулись дальше, когда краешек солнца вынырнул из-за скальной гряды. Хассе и Андрей ехали бок о бок, тихо переговариваясь. Аренс не пытался вслушиваться в их беседу, он и без того откуда-то знал, что с матерью и новорожденным все хорошо. Дремота снова навалилась, точно мешок с песком, унося Аренса в межвременье, на тропу, усыпанную самоцветами.

«Я жду тебя, дитя! Приди!»

Он огляделся, пытаясь понять, откуда исходит голос. Затем двинулся по узкой тропе, ладонями раздвигая в стороны клочья зеленоватого тумана. Закаркал ворон где-то впереди, и почти сразу же ответил ему крик козодоя. Уханье совы сменилось далеким орлиным клекотом. Аренс лишь на миг замедлил шаг, ни один из этих голосов не откликнулся в его сердце.

«Иди ко мне, дитя, я жду!»

В стороне от тропы струилась прозрачно-черная речка. То и дело из воды выпрыгивали рыбешки, разноцветные, алые, желтые, пурпурные и бирюзовые. Но красота их и изящество не трогали сердца.

— Аренс, проснись! Проснись!

Он открыл глаза, не понимая, где находится. Хассе ухватил поводья его чалой кобылы, изо всех сил погоняя ее и свою белую лошадку. Сбоку на мощном черном жеребце гарцевал Андрей с двумя ружьями наперевес. Он тихо ругался, видимо, по-русски, так как Аренс ничего не понял.