Аренс сполз наземь, не чувствуя боли в исцарапанной о камень спине, подтянул к себе Хассе, который никак не мог успокоиться. Он прижал к себе его голову, второй рукой крепко обнял вздрагивающее от беззвучных рыданий тело.

— Они не успели! — выдохнул Хассе, цепляясь за руки Аренса. — Они не успели сделать то, чего ты боялся! Ты пришел вовремя! Я чист… чист перед тобой… и для тебя. И ты по-прежнему единственный, кто был со мной. И кто будет.

Аренс целовал его губы, его лицо, самое прекрасное, самое любимое лицо на свете. Губы Хассе были солоны от слез, он не сдерживался, позволив остаткам боли излиться вместе со слезами. Хассе увлек его на мягкую траву, обнимая обеими руками, заметался, выгибаясь, вытягиваясь в струнку. Аренс покрывал поцелуями его шею, грудь, сжимал в объятиях, все еще не в силах до конца поверить в то, что стена между ними рухнула. Он ничего не говорил, но за него говорило его тело, его руки, его губы, льнущие к приоткрытым губам Хассе. И драгоценные ожерелья всех миров он был готов обменять на пару смуглых тонких рук, обнимавших его шею. Хассе вздохнул, откинув голову, подставляясь под поцелуи. Аренс провел кончиком языка от ямки у основания шеи к подбородку, затем приподнялся и приник к губам.

— Ты мое солнце, — словно в забытьи, говорил он, целуя эти губы, такие желанные, такие сладкие, — ты моя жизнь, Хассе. Если ты покинешь меня, мне останется только умереть… теперь уже навсегда.

— Теперь ты можешь говорить, Слезы Тьмы, а я могу слушать, — тонкие пальцы Хассе вплелись в растрепанные белоснежные кудри Аренса. — Ведь теперь я свободен от боли… и от ненависти. Ты спрашивал, прощаю ли я тебя. Индейцы не умеют прощать, но умеют видеть, когда человек умирает по-настоящему… и рождается кто-то другой. Аренс Ринггольд, подлый и жестокий бледнолицый, который надругался надо мной, мертв. Его больше нет. Есть Слезы Тьмы, новый человек, благородный и добрый, которому я отдал свое сердце.

Аренс стиснул его в объятиях и вжался лицом в тонкую шею, чуть прикусив теплую кожу. Горло перехватила судорога, и слезы выступили на глазах. До сего момента он не отдавал себе отчета в том, как сильно желал услышать эти слова.

Они целовались, сплетали ноги, даря и получая самое большое счастье, какое только могло быть. Мир сузился до размеров ложбины, приютившей двух влюбленных, между которыми наконец-то не было никаких преград.

Прошло немало времени, прежде чем они смогли оторваться друг от друга. Аренс поднялся, оправляя на себе одежду, помог встать порядком помятому, но счастливому Хассе. Они обошли камень и поднялись по тропинке к месту, где их ждал Андрей.

ЭПИЛОГ

Шли дни, превращаясь в месяцы и годы. Преследуемые белыми людьми, семинолы уходили вглубь Флориды, в болота, отвоевывая для себя каждый клочок земли. Часто им удавалось избегать схваток с бледнолицыми захватчиками, особенно когда изможденное невзгодами племя не было готово к ним.

Слезы Тьмы, Говорящий с Ветром, Идущий Во Тьме… Когда-то его звали Аренс Ринггольд, но он давно отринул и позабыл то имя. Много лет прошло с тех пор, он и сам уже не помнил, сколько.

Он сидел на круглом камне у самого типи и курил трубку, любуясь заходящим солнцем.

— Здесь мы надолго познаем покой и мир, — тихо сказал он, чувствуя странную печаль. Но печаль эта была светла и призрачна, как воздух после дождя.

— Ужин готов, — Хассе коснулся его плеча.

За прошедшие годы он почти не изменился, только прибавилось морщинок в уголках темных глаз да в черных волосах появились седые нити. Движения оставались по-юношески стремительными, а улыбка — такой же открытой и детской. У самого входа в типи шаман поймал его и развернул к себе, сжав в объятиях.

— Ты безумный, Слезы Тьмы! — улыбнулся Хассе, обвивая шею возлюбленного обеими руками.

Где-то в пылающем сумраке запела ночная птица.