— У меня есть свободное время завтра в семь. Если Вас устроит, то можете приезжать, — Грэм кивнул, забывая, что его не видят. — Как Вас зовут?
— Уилл Грэм. Да, я приеду, завтра в семь, — парень зажмурился, его вмиг осипший голос должно быть испугал мужчину.
— Дорога из Шарлоттсвилля занимает около трех часов, постарайтесь не опоздать, Уилл.
Из памяти стерлось не меньше получаса. Вернулся Джонатан, радостно повествуя о том, что его приняли в юридическую клинику при университете, мистер Роджерс назвал его имя самым первым, и Грэм был невероятно благодарен, что сосед не заметил его побелевшего лица и испуганных глаз. Он чувствовал себя совершенно разбитым, грубо отмахнулся от Марго на следующий день, не желая с ней разговаривать. Уилл знал, что подруга ни в чем не была виновата, но не смог сдержаться. Он расплескал половину стакана воды, запивая ненавистную желтую таблетку, схватил из ящика прикроватной тумбы ключи от машины и отъехал от кампуса за четыре часа до назначенного времени. Верджер посмотрела в окно на его уезжающее авто, неопределенно покачала головой и отправилась коротать время до возвращения друга.
Уилл приехал к нужному дому за полчаса до начала сеанса. Он встал в двадцатиминутную пробку на одном из участков трассы, в пятничный вечер дорога была переполнена уезжающими из суетливых, шумных городов людьми, и оставшееся время, все тридцать минут, провел в машине, с необъяснимой тоской глядя на невысокий забор вокруг каменного особняка. Он все еще не знал, что делает здесь, несколько раз порывался завести машину, один раз даже осуществил задумку, но старенький отцовский вольво, отданный ему в пользование после поступления, глухо скрипнул и с места не тронулся. Возможно, это был знак, парень пальцами огладил руль, пытаясь взять себя в руки, и подпрыгнул на сиденье, когда в стекло водительской двери кто-то постучал. Мужчине на первый взгляд было немного за сорок, у него были светлые волосы и острые черты лица, а тонкие губы не смотрелись уродливо в сочетании с мощным, волевым подбородком. Уилл схватил с пассажирского сиденья сумку и вывалился наружу, запутавшись в собственных ногах. Альфа, рассматривающий его, было ненамного выше, но значительно шире в плечах, и вообще был крупнее него самого, Грэм почувствовал себя загнанным в угол, крошечным, но, на удивление, совершенно спокойным рядом с этим человеком.
— Уилл Грэм, я полагаю? — парень неловко кивнул, стискивая пальцами ремень сумки. — На Вашей машине виргинские номера. Многим сложно впервые зайти в кабинет, в этом нет ничего постыдного. Пройдемте внутрь.
Уилл посеменил за врачом, украдкой рассматривая его широкую спину, затянутую в плотную ткань клетчатого пиджака, словно боялся, что его взгляд обнаружат. Лектер любезно пропустил его внутрь и закрыл дверь, с любопытством наблюдая за таким юным мальчишкой. К нему на прием приходили разные пациенты, но в этом было что-то особенное. Его запах был почти неуловимым, легким, невинным, а еще Ганнибал отчетливо ощущал таблетки, которые парень принимал. Эти лекарства были запрещены в большей части штатов, в Мэриленде в том числе, громили гормональный фон так, как не бомбили Японию во время Второй Мировой. Но все равно мерзкая химия не могла лишить того запаха омеги, который был заложен в этом теле самой природой. Уилл споткнулся еще раз, улыбнулся, извиняясь, и рухнул в низкое, широкое кресло. Поставил сумку на пол, поднял на колени, снова вернул на пол и сложил ладони на коленях, втягивая голову в плечи. Он озирался по сторонам, привыкая к незнакомой обстановке, и тяжело дышал, будто его вот-вот стошнит.
— Я сделаю Вам чай, Уилл, — парень поднял голову, и в его почти до неприличия невинных глазах отразилось удивление на грани испуга. — Не стоит начинать сеанс, когда Вы так напряжены. Успокоитесь, а после поговорим. Вы — мой последний пациент на сегодня, я могу себе позволить несколько задержаться.
Грэм, оставшись в одиночестве, откинулся на спинку, зажмурившись до белых кругов. Это все казалось странным. То, как он чувствовал себя сейчас, было странным. Он словно оказался там, где должен был, в соответствующем ему царстве звуков и запахов, и это пугало настолько сильно, что он почувствовал удушье. Расстегнул две верхние пуговицы на рубашке, взъерошил и без того лежащие в беспорядке волосы, внезапно попытался привести себя в порядок. Уилл понятия не имел, почему это казалось важным, руки действовали против рассудка, твердившего, что нет ничего странного в посещении подобного врача. Ганнибал вернулся с белой фарфоровой чашкой, почти до краев наполненной пахнущим травами чаем, и не смог отвести взгляд. Многие омеги, приходившие к нему, пытались казаться лучше, чем они есть, старались понравиться, но Грэму даже не приходилось прикладывать усилий. Он выглядел так естественно в этом кабинете и, безусловно, так же бы правильно смотрелся в доме. Когда молчание неприлично затянулось, а искусственный свет с трудом справлялся с проникающей сквозь окна темнотой, Ганнибал заговорил сам, пытаясь дать начало разговору.
— По телефону Вы сказали, что Вам нужна помощь, — Уилл кивнул, снова утыкаясь в чашку. Чай действительно успокоил его, мышцы расслабились, а голова перестала кружиться. Наверное, ему стоит купить что-то подобное себе, а не выпивать две большие банки кофе в месяц. — Можете уточнить, что Вас беспокоит? Или Вы сами не можете разобраться, что вызвало тревогу? Такое бывает, что человек чувствует волнение, но не может найти его источник.
Грэм одним глотком допил чай, тот обжег его глотку, но это было приятно. Под взглядом психиатра он чувствовал себя защищенным настолько, чтобы открыть постороннему человеку свои постыдные тайны.
— Я больше не знаю, кто я.
И больше не смог замолчать. Он рассказал все — о детстве, о матери-фанатичке, о строгом воспитании, о проблемах в общении с другими людьми, о своих поисках информации в интернете. Не умолчал даже о таблетках, которые был вынужден принимать с самых ранних лет по настоянию матери. Он говорил и говорил, а Ганнибал ни разу не перебил, только смотрел безотрывно, как двигался под тонкой светлой кожей кадык, как шевелились губы. Когда Уилл замолчал, Лектер смог найти в своей голове только два желания — запереть этого несозревшего омегу в своем доме и навестить его родителей, чтобы преподать им хороший урок обращения с детьми. Мужчина сцепил пальцы в замок, борясь с неконтролируемым порывом защищать мальчишку, который, по-хорошему, годился ему в сыновья. Ганнибал поймал испуганный взгляд светлых глаз, направленный на него, и все же взял себя в руки.
— Я правильно Вас понимаю, Уилл, Вы ищете моего одобрения, чтобы перестать принимать лекарства? — парень неопределенно покачал головой. — Я здесь не для того, чтобы говорить, правильно или неправильно Вы поступаете. Вы можете принять любое решение, если считаете его осмысленным и верным, но должны быть готовы нести ответственность за свой выбор. Отказ от лекарств, которые Вы принимали всю жизнь, может негативно сказаться на Вашем здоровье, не буду этого отрицать. Но если Вы действительно хотите сделать это, то стоит предупредить кого-то из близких Вам людей, чтобы они смогли проследить за Вашим состоянием. И решите для себя, с какой проблемой Вы хотите начать работать. И сможете ли Вы принять то, что, возможно, окажетесь омегой.
— А если я действительно окажусь омегой? — Уилл сипло вздохнул, и Ганнибалу потребовалась вся его выдержка, чтобы концентрироваться на словах, а не на рваных вдохах парня напротив. Он знал, что окажется, поклялся бы на Библии, если бы верил в Бога. — Я не знаю, как быть омегой. Двадцать один год я жил как бета, и теперь не знаю, что мне делать.
— Наш гендер заложен природой. Если Вы чувствуете себя неуютно, как бета, это о многом говорит. Ваше тело будет знать, как вести себя, останется только воспринять это разумом, — Лектер бросил взгляд на часы. — Знаете, Уилл, Вам нужно обдумать. Отказ от лекарств — серьезный шаг. И если все же решитесь, то все будет зависеть от результата. Я не приму плату за сегодняшний сеанс, но оставлю это время за Вами. Решите сами, нужно ли Вам будет приехать еще на одну встречу, когда осознаете все, о чем мы с Вами сегодня поговорили. Если надумаете, предупредите, что прибудете в следующую пятницу.
