Уилл закрыл глаза — то ли от стыда (двадцатитрёхлетний девственник! — был…), то ли от удовольствия.

Мужчина отстранился, снова почувствовав дурманящий аромат персика и мёда, исходящий от Уилла. Сладкий запах затуманивал сознание Ганнибала: он приподнялся и раздвинул колени парня, заставляя Уилла таким образом приподнять согнутые ноги, и вновь поцеловал — чувственно, жадно, по-собственнически.

Сопротивление кудряшки постепенно разрушилось — трудно было строить из себя недотрогу и неженку, когда за тебя и твои желания говорил каменный стояк, и Уилл, сам того не осознавая, открыл рот, позволяя языку мужчины проникнуть внутрь. Руки кудряшки блуждали по широкой спине своего похитителя, в то время как Ганнибал проводил языком по его зубам, дёснам, нёбу…

В голове была полнейшая неразбериха, и, понятное дело, когда Уилл тихо простонал ему прямо в губы, у мужчины сорвало крышу: он быстро расстегнул белоснежную (но, увы, помятую за ночь) рубашку, стащил брюки вместе с нижним бельём, потом проделал то же самое с не особо сопротивляющимся Уиллом, снова поцеловал парня, сглаживая воспоминания о резких движениях…

— Оближи, — коротко приказывал Ганнибал Уиллу, поднося парню два пальца к губам, — иначе будет на сухую, это больно, — добавляет он в ответ на сжимание губ кудряшки и качки кудрявой головой туда-сюда.

Уилл нехотя, но всё же повиновался: он мягко взял оба пальца в рот и начал слегка посасывать, глядя Ганнибалу прямо в глаза. От этого зрелища сердце мужчины пропустило один удар, а в душе взорвался яркий фейерверк, и, боясь кончить только от одного вида Уилла, мужчина мягко вынул влажные пальцы из его рта. Опустил руку вниз, потёр пальцами между ягодиц, и, наконец, ввёл один внутрь. Там сухо и возбуждающе узко (как будто и не было ничего вчера в душе), а Уилл простонал от чувственного проникновения и запрокинул голову назад, развратно приоткрыв рот. Ганнибал любовался белоснежной кромкой ровных зубов, алыми губами, стыдливым румянцем на щеках… и понял, что не может больше ждать.

Пару раз он провёл туда-сюда по возбуждённому члену, потом приставил его к узкому проходу парня, слегка надавливая.

Уилла прошибло дрожью: он закусил губу и сжал в кулаках откинутое одеяло и простынь, боясь открыть глаза. У него стоял до боли, до помутнения рассудка, и всё, что ему хотелось в данный момент — Ганнибала, и желательно в себе. Запах мёда и персика сливался с пряным запахом возбуждения омеги (он точно не мог быть просто человеком, — промелькнуло у мужчины в голове), кружа Ганнибалу голову, но гораздо сильнее возбуждал тот факт, что у Уилла это второй раз в жизни и никто, кроме Лектера, не делал с ним подобные вещи.

«Мой».

«Мой и больше ничей».

Уилл захлебывался воздухом, когда мужчина до самых яиц протолкнулся в его узкое, плохо подготовленное тело и громко простонал, когда Ганнибал начал двигаться, склоняясь над Уиллом и прикусывая тонкую кожу на его плече, дроча ему в такт движениям собственных бёдер. Через некоторое время мужчина заметил, что парень, сам того не понимая, подставлял ему белую и тонкую, как бумага, кожу на шее.

Для укуса? Метки?

Ганнибал знал, что на самом деле Уилл этого не хотел; быть помеченным требует его внутренний омега, не желающий больше быть один, и что кудряшке это, скорее всего, не понравится, но сдерживать себя очень трудно: мужчина потянулся и прокусил солёную от выступившего пота кожу, прокусил до металлического привкуса во рту.

Отстранился, полюбовался собственной работой и выступившими, смазанными капельками крови на шее Уилла так красиво смотрящимися на собственническом укусе, запрокинул голову назад, ускоряя темп, следуя примеру Уилла, и закрыл глаза, полностью отдаваясь ощущениям, позволяя неуправляемым фейерверкам и дальше яркими бутонами взрываться в тёмном сознании… Слушая стоны и всхлипы Уилла, он понимал, что долго так не продержится.

— На живот, — приказал он парню, выходя из него и коротко целуя.

Выполнять это Уиллу самому не пришлось: не желая ждать, Ганнибал сам мягко перевернул его, попутно вдыхая полной грудью пьянящий аромат. Довольно жёстко раздвинув ягодицы, оставляя на них красные отпечатки пальцев, вошёл снова. Сначала двигался дразняще-медленно, но потом, скорее почувствовав, нежели заметив, обнаружил, что парень подаётся навстречу, желая принимать глубже, чувствительнее. Усмехнувшись Уиллу в загривок, мужчина ускорил темп, накрыв снова вцепившиеся в простыню руки парня своими ладонями.

— Я… скор…о-ааааах! — Уилл выгнулся под Ганнибалом и кончил. Он сделал это без рук, не в силах больше выносить эту сладостную пытку.

Через несколько толчков в глазах Ганнибала потемнело, мужчина глухо застонал и его швырнуло в оргазм: яркий и чувствительный, словно тысяча фейерверков в ночи. Мышцы сжались и расслабились, и Уилл, сжимаясь на его члене, почувствовал, как внутрь растекается сперма.

Блаженствующе обмякнув под мужчиной, Уилл осознал, что ему давно не было так хорошо. Дыхание сбито, перенапрягшиеся мышцы болят. Он вспомнил о пальцах, нервно вцепившихся в простынь, разжал их. Рядом на подушку откинулся Ганнибал, отбрасывая мокрую чёлку ладонью назад.

Уилл перевернулся на спину, и некоторое время они лежали молча, приводя дыхание в порядок.

Уилл начал постепенно приходить в себя и осознавать, что произошло. Неужели это был он — извивался, стонал и просил, отбросив все приличия? Да ещё и с кем в одной постели — с малознакомым мужчиной, усыпившим и украдшем его?

Парень, прикусив нижнюю губу, медленно повернул голову в сторону Ганнибала и обнаружил, что тот тоже смотрит на него. Его карие глаза были так близко, что можно было детально разглядеть прямые, светлые ресницы. Губы мужчины дрогнули, и он их едва заметно поджал: видимо, хотел сказать что-то, но не решался. Он смотрел на Уилла со смесью покровительства, непонятной парню надежды и спокойного удивления, будто сейчас увидел впервые. Смотрел изучающе, будто хотел запомнить каждую чёрточку его лица.

Ганнибал был расслаблен и безоружен — хоть сейчас бей по голове и беги, — но, хотя Уиллу это и пришло в голову, он не стал так поступать, просто отвернулся и уставился в потолок невидящим взглядом.

— Рас… — голос Ганнибала зазвучал хрипло, поэтому он запнулся, — Расскажи что-нибудь о себе.

Так нестерпимо захотелось узнать про Уилла всё, но для начала хоть что-нибудь, что мужчина готов был просить. Но просить у Уилла в данный момент не казалось чем-то неловким и унижающим; да, Ганнибал чувствовал себя уязвимым, но вдруг… вдруг?

Парень молчал. В душе что-то слабо трепыхалось, побуждая открыть рот и начать говорить, но он упорно молчал.

Молчал, когда Ганнибал, так и не дождавшись от него ответа, вздохнул. Молчал, когда мужчина медленно, будто давая ему шанс всё исправить, поднялся с кровати и, судя по звуку открывающегося шкафа, доставал одежду из шкафа. Молчал, пока Ганнибал надевал свежую, чистую рубашку и вставлял ремень в идеально отглаженные брюки. Наконец, спустя эти мучительно долгие мгновения, мужчина вышел из комнаты.

Робкое стыдливое чувство зародилось у Уилла в душе: он почувствовал, что не сделал того, что было нужно. Почувствовал на себе разочарование Ганнибала.

Парень медленно поднялся на кровати, спустил худые ноги на пол. Обернулся назад, взял одеяло, накинул его на плечи. Встал на пол, запахнул одеяло на плечо, будто гиматий, после чего медленно вышел из комнаты.

Ганнибал находился в Большой комнате. Эбигейл лежала неподалёку под большим дубовым столом аки в кабинете Стивена Кинга и дремала, готовая в любой момент настороженно вздёрнуть морду и оскалить зубы в предупреждающем рычании.

Мужчина стоял спиной к двери, ведущей в коридор, но не было никакой необходимости видеть Уилла, чтобы узнать о его приближении: поступь босых ног была отчётливо слышна в утренней тишине квартиры.

Ганнибал продолжил невозмутимо перелистывать большую книгу с пожелтевшими страницами, когда Уилл зашёл в кабинет и замер на пороге. Наверное, он выглядел весьма умилительно с голыми ногами, сонными движениями и растрёпанными кудряшками, но мужчина не позволил себе обернуться и посмотреть: продолжил изучать страницу невидящим взглядом.