Один.

Эбигейл запросила копию договора, и аккуратный почерк доктора Лектера с характерными, будто напечатанными буквами высветился на экране. Она оказалась права. Как много времени ей понадобилось, чтобы понять: она охотилась не за ним.

А за собой. С самого начала.

Лектер еще не уехал, она это тоже знала. Сбежать из страны? Зачем, если здесь только-только стало весело, и доктор, наконец, снова вкусил крови и публичного страха. Новости по телевизору из главного зала Квестуры уже напропалую крутили кадры из внутреннего дворика Палаццо Веккьо. Одной японке удалось запечатлеть на камеру тот самый момент, когда Пацци вылетел с балкона и повис мешком на толстом кабеле.

Стереть историю поиска прямо сейчас, выйти из Квестуры, снять наличные и потеряться. Ее будут искать месяца два, а затем все утихнет. Пять лет, и она будет считаться умершей. Маме достанется хорошая выплата за потерю близкого родственника на службе, ее имя уйдет в списки погибших агентов, и прикрепят ее дело к делу Лектера, как возможной жертвы.

Один шаг — все, что нужно для этого решения. Эбигейл прищурилась, глядя на экран. Больше такого шанса не будет. Даже если она все еще не знает, чего хочет, то хотя бы чего «не хочет» вполне ясно — больше не хочет играть по чужим правилам. Ни ФБР, ни Аланы, которая сыплет деньгами своей жены, подкупая начальство Эбигейл, ни тем более Лектера, чья тень будто до сих пор нависает над ней, над каждым выстрелом, над каждым убийством.

Несколько секунд она держала палец над клавишей удаления, а затем быстро нажала.

Клик.

Ее не поразила молния, несколько полицейских, оставшихся в Квестуре, по-прежнему занимались своими делами: говорили по телефону, заполняли бумаги, печатали на компьютере отчеты. Никто из них не обратил на нее внимания, занятые по делу Лектера — теперь-то о нем уже знали все, кому не лень, и Эбигейл незамеченной вышла из здания, сдав на прощание пропуск в здание Квестуры.

Однако Джек все еще мог отследить ее по спутнику. Удерживая телефон в руке, она прошла два дома к via Spartaco Lavagnini — более загруженной улице с двусторонним движением — и, наконец, нашла, что искала. Бездомная сидела, расставив ноги, на ступенях магазина. В розовых сланцах для пляжа, темной кожей, румынка или цыганка, лет пятидесяти, в длинной цветастой юбке, с копной волос, похожей на черную паклю, она что-то бормотала на одном из итальянских диалектов, когда ей подкидывали монеты в обычный магазинный кулек. Эбигейл подошла и протянула ей телефон. Даже не глядя на нее, цыганка сомкнула пухлые, грязные пальцы на корпусе, но вдруг замерла. Она окинула Эбигейл взглядом, напоминая уличную собаку при виде опасности. Телефон так и застыл у них обеих в руках.

— Синьора?

— Бери, мне он больше не нужен.

Эбигейл отпустила телефон и уже хотела выпрямиться, как женщина шустро перехватила ее за запястье, вывернув ладонь вверх, как для гадания. В последний момент Эбигейл вспомнила, что вокруг люди, и удержалась, чтобы не завернуть цыганку в болевой прием.

— Il marchio del diavolo è su di te, — прошипела она, так и не взглянув на руку.

— Что?

Телефон исчез в безмерных карманах платья, и, собрав свои пожитки и кулек с мелочью, цыганка, злобно зыркнув, устремилась прочь.

Эбигейл поняла лишь слово «diavolo», и, как она догадывалась, ничего хорошего ей не сказали. Вытерев ладонь о брюки, она проверила, не привлекла ли лишнего внимания, и направилась в сторону Санта-Марии-дель-Фьоре, чей купол был изображен почти на каждой туристической открытке Флоренции. Рядом она видела банкомат АТМ и прокат машин, что было как раз кстати.

Его дом — их дом — располагался на севере Италии между Миланом и границей со Швейцарией, всего в получасе езды от аэропорта Лугано. Стратегически расположен просто идеально: у озера, где можно было уйти по воде на юг, а затем каких-то полчаса пешком, и граница пересечена. Или по шоссе. Или вовсе по местным деревенским проселочным дорогам.

Единственным автомобилем без бортового компьютера, который ей удалось арендовать, оказался БМВ шестой серии, и она добиралась почти час. В прокате ее предупредили, что в городе есть запрещенные для проезда зоны под названием ZTL, из которой она легко выедет, но, если въедет, камера сфотографирует номер машины.

Внутренности скручивало от волнения, будто в желудке поселился чужой. Она сжимала руль холодными потными пальцами, не в силах согреться, и вспоминала давнее утро — холодный май, ветер с Чесапикского залива, и как она так же волновалась, спеша на встречу с Уиллом. Вечность назад.

Отогнав печальные мысли, Эбигейл сосредоточилась на дороге, и самое время: по правому борту открылось озеро Комо, блестя, будто от россыпи золотых монет на поверхности. Она проехала указатель «Menaggio» на въезде в коммуну, расположенную у самого побережья и, слава богу, никаких знаков и тем более видеокамер не заметила.

На западе возвышались Альпы, и оранжевые крыши как грибы рассеивались по склону, чем выше, тем сильнее прячась среди зелени от холодного ветра. По озеру рассекали лодочки, яхты, водные такси, на котором Эбигейл была бы не прочь прокатиться в другой раз. Сейчас же ее путь лежал через шикарные виллы аристократов в окружении каштанов, оливковых деревьев и кипарисов к местечку «Logo», где на возвышении, как из сказки про заблудших детей, стоял каменный, трехэтажный дом.

Они виделись будто в другой жизни.

Нервно сглотнув и припарковав машину, Эбигейл вышла и удивленно осмотрелась. Внутренний двор был усеян алыми цветами гибискуса и бугенвиллии, росли апельсины и лимоны, а каменный фасад дома покрывали ползучие лианы винограда с гроздьями спелых голубых, будто пыльных ягод.

— Прекрасное чувство времени, дорогая.

Эбигейл вздрогнула, пистолет под пиджаком уткнулся в ребра раскаленным железом. Она медленно повернулась и увидела доктора Лектера, стоявшего в проеме двери: в рубашке в тонкую полоску и коричневом жилете с шелковой спинкой он выглядел непривычно по-домашнему, без какой-то излишней остроты и резкости, которая точно чувствовалась в их последнюю встречу. Расстегнутый мягкий ворот, небрежно, будто в спешке закатанные до локтя рукава. Волосы отросли и спадали отдельными прядями на глаза. Он закинул кухонное полотенце на плечо, и на загорелом лице проступила удивительно открытая улыбка. Разве он улыбался в ее присутствии хоть когда-то, оголяя зубы? Если нет, то доктор собирался это исправить, стоя на вежливой дистанции и радуясь, будто встретил долгожданного друга.

— Мое чувство времени? — опешила Эбигейл.

Он улыбнулся шире и посторонился.

— Надеюсь, дорога была не слишком утомительна. Проходи внутрь, обед будет через полчаса. Ты же не торопишься?

Она прошла внутрь, не зная, что ответить, и пытаясь успокоить разволновавшийся пульс. На первом этаже оказался просторный и прохладный после улицы холл. В панорамное окно открывался чудесный вид на внутренний сад, через раздвижные двери проникал свежий ветерок с озера, принося с собой сладкие запахи цветов и стрекот цикад.

— А доктор дю Морье здесь?

— Она присоединится к нам за ужином, я уверен.

Ха, как будто она собиралась оставаться так надолго. Эбигейл с любопытством осматривалась по сторонам, и доктор Лектер не мешал ей, давая время привыкнуть. Перед ней была практически копия с ее родного дома в Миннесоте, только там он был одноэтажный и с мансардой. То же расположение чуть поодаль от дороги и соседей, облицовка фасада камнями и булыжниками — в Миннесоте на них осталась огромная красная надпись «КАННИБАЛЫ». Стены внутри были обшиты деревянными пластинами светлых тонов, над камином висели рога и оленьи головы. Легкие прозрачные занавески в оранжевые квадраты, на картинах — охотничьи сюжеты с утками, природой и изображением леса в разное время суток. Небольшая поленница слева, коричневый диван и два кресла с мягкими, будто велюровыми подушками. Но это был не велюр, Эбигейл знала точно. Это были подушки из оленьих шкур, такие же, как делал ее отец.