— С этих самых, — он коснулся ее руки, лежащей на руле. — Я чувствую себя лучше, правда. Не стоит переживать.

— Ты изменился.

— Надеюсь, в хорошую сторону?

Не купившись на его напускную веселость, Эбигейл печально вздохнула:

— Не уверена, что имею право судить о том, что хорошо и что плохо.

— Как и все разумные люди, для которых мир не поделен на черное и белое.

— Ладно, забудь. Если почувствуешь, что с тебя хватит, сразу говори.

— И что? Ты вынесешь меня на руках? — иронично спросил он.

— Лучше распугаю народ пистолетом.

— Тебе же нельзя стрелять без угрозы для своей жизни или жизни гражданских.

Эбигейл зловеще улыбнулась.

— Но они-то этого не знают. Пошли.

Выйдя из машины, они не спеша направились к рынку. Базар на Сараготской улице был единственным, где строго требовали, чтобы именно сами фермеры или кто-то из их рабочих стояли за прилавком, зная весь процесс выращивания, чем удобряли землю и опрыскивали овощи от паразитов. Предприимчивые фермеры приезжали сюда чуть рассветет, чтобы занять самые популярные места. Возле входа стояли фургоны, где через открытые двери продавались овощи огромными мешками по 60 фунтов; чуть дальше шла рассада: горшки, кадки с землей. Ближе к расписанным граффити колоннам начинались палатки.

Они вошли в толпу, как в муравейник: кто-то спорил о цене, рабочие выкладывали тяжелые деревянные ящики, женщина пыталась утихомирить ребенка в коляске, двое мужчин громко обсуждали игру Балтимор Рэйвенс и Сан-Франциско 49 в финальном матче Супер Боул.

Эбигейл бросала на Уилла встревоженные взгляды каждые пару минут, напрягаясь, когда кто-то из прохожих случайно касался его плечом или протискивался по узкому проходу к прилавку. Скорее для ее спокойствия, он взял ее за руку и крепко сжал. Пальчики совсем маленькие, ладошка как у подростка, слегка липкая от пота.

Они отличались от остальных. Шатались между палаток без пакетов, баулов, сумок и тележек, как посетители музея человеческой природы, больше поглядывая на других покупателей, чем на овощи. Несколько раз Уилл останавливался, спрашивал цену и просто называл адрес, куда доставить заказ. По ящику белых трюфелей, цветной капусты, иерусалимских артишоков, сладкого перца, а еще свежемолотый мускатный орех в банке и Вустерширский соус от семейства с явным английским акцентом.

К концу Сараготской улицы палатки с овощами сменились летними кафе и фургончиками с уличной едой. Там, в городе, может, разница между культурами и имела значение, но не здесь, где американцы, китайцы, мексиканцы собирались на небольшой площади и растекались к заманчивым запахам, будь то буррито, сэндвичи с говядиной, омлеты, только что вынутая из печи пицца с теплым ароматом теста и сыра, поджаристые блины и запеканки, тайские супы, лапша с овощами или пельмени.

Особняком держались веганы с их скромной палаткой и зеленью в тазах, презрительно морщась от стойкого запаха готового мяса: в специях, в зелени, острого и в поджарке, со стекающими по жесткой, хрустящей корочке каплями масла. Очередь у барбекю стояла внушительная, все с тарелками, возбужденно переминались в ожидании, пока получат порцию и смогут утолить урчание в животах. Голод объединял лучше, чем воскресная проповедь.

Уилл провел Эбигейл мимо рядов прямо к старинной теплице, возле которой стоял навес и очень длинный стол. Две индийские женщины разливали всем желающим чай, а чуть поодаль шеф-повара показывали мастер-классы по готовке. Они присели за столик, откуда им открывался вид на суету рынка. Рядом готовил один из поваров. Смотря, как нож танцует в его руках, пока тот шинковал сельдерей и другие овощи, Уилл пододвинул стакан и сделал глоток: его ласси был с мякотью манго, сбивающим с толку набором пряных специй и сливками. Эбигейл села напротив, поправив на шее шарф, чтобы не привлекать синяками взгляды окружающих.

— Я кое-что узнал о Лектере, — сказал он на пробу, и она тут же тяжело вздохнула. — Это связано с Кесси Бойл.

— Кесси Бойл убили еще когда отец был жив. Лектер…

— Как раз начал консультировать ФБР по убийствам Миннесотского Сорокопута. Он узнал про твоего отца и убил Бойл похожим способом.

— Зачем?

— Причинами он предпочел не делиться.

Она нахмурилась, уставившись невидящим взглядом в пустоту.

— Я больше ничего не понимаю. Это что получается? Он планировал нашу с тобой встречу годами?

— Скорее каприз, чем полноценный план.

— Он играет с нами? Ставит эксперименты?

— Ганнибал считает, что помогает нам. По-своему. Так, как не помог бы ни один врач или друг. Или отец.

— Помогает, — повторила Эбигейл. — Тем, что убивает людей. Шикарная помощь, просто заебись. Черт подери, просто невероятно, он все время был у Джека под носом, и никто ничего не замечал!

— Мне надо увидеть его жертв. Скажешь Прайсу и остальным, чтобы показали мне тела, думаю, Джек будет только в восторге.

— Уверен? Раньше ты и вовсе не хотел это обсуждать.

— Я боялся, что из-за меня погибнут люди, а оказалось, что они гибли все это время. Никто не сможет его поймать, кроме меня.

— Уилл, не преувеличивай, это не твоя ответственность. ФБР найдет его рано или поздно.

— Ганнибал сделал это моей ответственностью, — в присутствии доктора Уилл обращался к нему как можно официальнее, но, казалось, они знают друг друга целую вечность, и в разговоре с другими имя Лектера вылетало само собой. — Он выбрал меня, больше никто не знает, на что он способен.

Задумчиво постукивая по столу, Эбигейл нахмурилась.

— Я тут подумала. А если мы его найдем, что будет? Он же знает, что я убила Николаса Бойла, а ты помог мне спрятать труп. Ему будет достаточно намекнуть Джеку, чтобы нас посадили в соседнюю камеру.

— Он этого не сделает.

— Почему ты так уверен?

Уилл покачал головой.

— Ганнибал любит, когда люди у него в долгу. Это его способ привязать к себе: сначала он радушный хозяин, добрый друг, учитель — кто угодно, чтобы втереться в доверие. Затем, после того, как расшатает исподволь твое мировоззрение и мораль, толкает в самую гущу событий и смотрит, как ты выберешься. Ему нравится власть над людьми, а знание их секретов — самая сильная власть. Он ничего не скажет Джеку.

— Тогда остается Зверь.

— А что с ним?

— Если его поймает Кроуфорд, он может заявить, что не был в Миннесоте. Более того, у него может обнаружиться алиби, и нам крышка.

— Значит, нам надо найти его раньше твоих друзей.

Произнеся это, Уилл опасливо взглянул на Эбигейл. Поняла ли она, что он имел в виду? Помолчав несколько секунд, она подняла на него мрачный взгляд и кивнула.

— Согласна.

— Точно? У нас не будет никакой поддержки со стороны властей. Никто нам не поможет, и никто не должен узнать о наших планах.

— Уилл, — она положила руку поверх его, и он сжал ее теплые пальцы в ответ, — мы справимся. Мы найдем Зверя, убийства прекратятся, и он просто исчезнет. Спасем людей, только по-своему.

Уилл сомневался, что Эбигейл собиралась убить Зверя для безопасности остальных, в первую очередь ее волновало собственное благополучие и Уилла, но в этом он нашел успокоение. Значит, она не передумает.

— Зря что ли папа учил меня охотиться?

— Но ведь не на людей.

— Кто знает, — она печально улыбнулась и, откинувшись обратно на спинку стула, отпила холодный коктейль. На ее лице отразилась напряженная работа мысли. — Уилл, скажи честно, что ты думаешь о Лектере? Мы можем… спросить его о Звере?

— Обратимся мы к нему за помощью или нет, не имеет значения. Ганнибал хороший стратег и предпочитает гамбиты, где любой исход его полностью устроит. Он верит в своего рода теорию хаоса.

— Что это?

— Представь одну и ту же точку отсчета в безмерном пространстве. Без воздействий извне от нее вскоре выстроится система с определенным рисунком, состоящим из точно таких же точек. Круг, к примеру. Если точку сдвинуть, все последующие точки будут выстраиваться в совершенно другом направлении, однако, в конце концов, все равно выстроят тот же самый круг, просто точка отсчета окажется в нем на другой позиции. От изменений начального пункта схема построения системы не меняется, как и не меняется будущее от одной отнятой жизни.