До Москвы оставалось около 30 километров. Это расстояние, на которое могла стрелять фашистская дальнобойная артиллерия.
Привезли фашисты в Красную Поляну дальнобойную пушку. Стали ее устанавливать. Дали приказ подвозить снаряды.
Возятся фашистские солдаты у пушки. Площадку ровняют. Лафет укрепляют. В прицел, как в бинокль, заглядывают.
Не могут скрыть торжества солдаты:
– Мы первыми из всех по Москве ударим!
– Награда от фюрера будет!
Суетится артиллерийский офицер. И этот о том же думает: будет ему награда – рыцарский крест на шею, известность по всей Германии.
Торжествуют фашисты: удача! А в это время навстречу прорвавшимся врагам срочно двигались наши части. Подходили полки и роты, с марша вступали в бой.
Возятся фашистские солдаты у пушки. Привезли им как раз снаряды.
– Шнель, шнель! Быстрей! – покрикивает офицер.
Предвкушает фашист успех. Вот заложат солдаты в пушку сейчас снаряд. Вот вскинет он руку. В три горла рванет команду. Вот она, радость боя!
– Шнель, шнель! – покрикивает офицер.
Возятся солдаты у пушки, слышат шум боя. Только не дальше, не к Москве почему-то отходит бой, а кажется солдатам, что сюда, к Красной Поляне, ближе.
Переглянулись солдаты:
– Ближе!
– Ближе!!
Вот и несется уже «ура!». Вот и ушанки с красной звездой мелькнули.
Выбили советские войска фашистов из Красной Поляны. Досталась пушка советским бойцам. Обступили ее солдаты. Любопытно на пушку глянуть.
– Вот бы сейчас – по Гитлеру!
– Прихватим с собой к Берлину!
Однако пришел приказ пушку отправить в тыл. И все же задержались чуть-чуть солдаты. Подождет пять минут приказ!
Развернули солдаты пушку. Вложили снаряд. Прицелились. Ударила пушка стократным басом. Устремился снаряд на запад, весть о нашей победе врагам понес.
Проходят наши роты мимо фашистской пушки. Видят солдаты гигант трофей:
– Ух ты, мама!
– Неужто взяли?
– Взяли, родные, взяли!
Смотрят солдаты опять на пушку:
– Ну, если такую фашисты бросили, значит, примета добрая. Все больше у наших упорства, силы. Все слабее напор врагов. И снова солдаты:
– Выдыхается, знать, фашист.
Понимают бойцы: быть повороту, быть переменам. Сердцем солдатским чувствуют.
Кашира
Рвутся, рвутся к Москве фашисты. Напрягают последние силы. Ищут, где бы, в месте каком пробиться. Не прорвались на западе, не пробились на севере. Вновь наносят удары с юга. Тут по-прежнему наступает танковый генерал Гудериан. Рвутся танки к Кашире, к реке Оке, к мостам через реку Оку.
Помощь нужна Кашире. Нет в запасе у нашей армии свежих сил. Всюду идут бои. И все же помощь нашлась Кашире – конный корпус генерала Белова.
– Куда же на танки – конницу, – кое-кто говорил тогда.
Да и правда: конница против танков!
– Конница – день вчерашний.
– В отставку пора кавалерии.
– На покой!
– По домам!
– В музей!
– Посмотрим, посмотрим, – сказал генерал Белов.
И вот явились к Кашире конники. И сразу с хода, с дороги – в бой. Смешалось все на полях под Каширой. Танки и лошади, пушки и люди. Лязг гусениц, грохот орудий, храп лошадей, команды, крики, призывы раненых. Вот танки теснят кавалерию. Вот отступают под градом гранат и снарядов танки. Оставили всадники сёдла, сражаются в пешем строю. Но только успех наметится – снова они в стременах, мчатся по снежному полю.
Гуляет отвага на полях под Каширой. Удаль узоры свои плетет.
Дрогнули фашистские танки. Не устояли. Не пробились они к Кашире. Конечно, не только кавалеристы одни сражались. Пехотинцы здесь бились. Танкисты. Советская артиллерия помогла. Вместе и задержали они фашистов.
Через три дня Гудериан начал новое наступление. И снова войска генерала Белова, – а теперь генерал Белов командовал не только кавалерийским корпусом, но и всеми войсками, оборонявшими Каширу, – остановили фашистскую армию. И не только остановили, но и погнали прочь от Москвы.
Шутили над Гудерианом тогда солдаты:
– Наш-то Белов, того, дернул, выходит, его копытом.
Услыхал генерал про копыто:
– А что же, верно. – И сам смеялся: – Только не я, генерал Белов, витязь советский побил фашистов…
Потом повернулся к тем – к «неверующим», кто о кавалерии сказал, как о дне вчерашнем:
– Ну что – по домам? На покой? В музей?!
Смутились «неверующие», однако тут же нашлись.
– В музей, – говорят и добавляют: – В музей нашей доблести русской и русской славы.
Броня
В 112-й танковой дивизии, которой командовал полковник Андрей Лаврентьевич Гетман, служил старшина Илларион Махарадзе.
Патриот он своей дивизии. Считает, что все у них в дивизии самое лучшее. И командир дивизии полковник Гетман лучше всех других командиров, и замполит, то есть заместитель командира по политической части, лучше всех других замполитов; и командир батальона, в котором служил Махарадзе, лучше всех других командиров; и командир танка лейтенант Огнивцев, непосредственный начальник старшины Махарадзе, лучше всех других командиров танков. И лучший повар на весь Западный фронт именно у них, в их 112-й танковой дивизии. И лучший парикмахер тоже у них в дивизии. И лучший начпрод (это начальник по продовольствию), и лучший начхоз (это начальник хозяйственной части). И танки самые лучшие тоже у них в 112-й. А надо сказать, что большинство танков в дивизии было как раз устаревшего типа. Не тягаться им с лучшими советскими танками.
Уступали они и фашистским. И моторы у них слабее, и броня тоньше. Крепче были фашистские танки.
– Нет, наши крепче, – утверждает старшина Махарадзе.
– Да где же крепче, – возражают солдаты, – раз броня у них тоньше, раз силы в моторах меньше.
– Крепче, крепче, – стоит на своем танкист.
К инженеру солдаты его водили, к командиру батальона его водили, в инструкции и наставления носом сунули.
– Нет, наши танки крепче, крепче, – повторяет опять Махарадзе. – Неточность, видать, в инструкциях.
Вот ведь кавказец. Вот ведь упрямец.
Дивизия полковника Гетмана входила в войска, оборонявшие подходы к столице с юга. Дралась она за Тулу, сражалась за Серпухов, под Каширой помогала генералу Белову.
Немало геройских дел на счету у танкистов. И вот выпал дивизии новый подвиг.
30 ноября 1941 года фашисты предприняли еще одну попытку ударить на Москву с юга. Бой разгорелся у селений Манышино и Суходол. 80 первоклассных фашистских танков обрушились на дивизию полковника Гетмана.
Отважно сражались танкисты. Вместе с подоспевшими сюда пехотинцами остановили они фашистов. Как ни пытались фашисты подмять дивизию Гетмана, в какие ни ходили они атаки – и в лоб, и во фланг, и строем клин, и строем таран, – удержались советские танки. Сами танкисты потом поражались: откуда в танках такая крепость, как устояли они в сражении!
Закончился бой.
– Ага, а я что говорил! – торжествует старшина Махарадзе. И снова свое: – Крепче наши танки, крепче. Не чета им фашистские.
– Да как же – крепче, – кто-то снова полез из спорщиков.
– Крепче, – подтвердил Илларион Махарадзе. И поясняет, почему они крепче. – Броня – это раз, – загнул палец старшина Махарадзе. – Упорство в бою – это два. Вера в победу – три. Геройство, считай, – четыре. Так у кого же танки, выходит, крепче?
Смотрят солдаты на старшину Махарадзе.
– Ты смотри, правду, поди, говорит кавказец. От геройства и верно металл крепчает.
«Напишу из Москвы»
Не удается фашистам прорваться к Москве ни с юга, ни с севера.
– Брать ее штурмом, брать ее в лоб! – отдают приказ фашистские генералы.
И вот вечер накануне нового наступления. Обер-лейтенант Альберт Наймган спустился к себе в землянку. Достал бумагу, начал писать письмо. Пишет своему дядюшке, отставному генералу, в Берлин. Уверен Наймган в победе.