Когда возник вопрос о приискании старшему сыну Павла жены, Екатерина призвала в Петербург двух принцесс Баден-Дурлах, тетка которых была первой женой Павла. В конце 1792 года принцессы эти прибыли к императорскому дворцу и остановились во дворце покойного Потемкина, где они были приняты Екатериной сообща с её тогдашней «пробирдамой». Старшая из них понравилась Александру, и 9-го октября 1798 года была отпразднована свадьба с необычной даже для того времени помпой.

На молодого великого князя и его супругу возлагались самые пышные надежды. Ему тогда исполнилось 16, ей 15 лет. Великая княгиня Елизавета была, прекрасна, благородного и тонкого роста, элегантных и чистых нравов, обладала умом и талантом, а также изысканным вкусом; характер у неё был добродушный, скромный и полный преданности. Таковы были отзывы о молодой супруге будущего императора. Что же касается великого князя Александра, то граф Делагард в своих воспоминаниях о венском конгрессе отзывается о нём следующим образом: «В нём почти осуществляется идеал, восхищавший нас в Телемахе, но хотя мать его и обладает всеми качествами Пенелопы, отец его далеко не был Одиссеем, и не Ментор руководил его воспитанием. Александр имеет благородные убеждения, правильное суждение о вещах, острый ум. Сердце его от природы открытое и без фальши». В 1791 году Потемкин в одном из своих писем к Екатерине пишет об Александре: «Он ангел, он принц моего сердца, рожденный и воспитанный для блага государства.

Великий князь Александр Павлович был любимцем Екатерины II и императрица мечтала даже о том, чтобы престол перешел после её смерти непосредственно к нему, минуя Павла. Тем не менее Александр обрадовался смерти бабки ничуть не меньше Павла. Он был доволен, что «ему впредь не придется слушаться старой бабы». Судьба его в качестве наследника престола была лучше, нежели положение Павла при жизни старой императрицы. От отца своего Александр получал пенсию в размере 500 000 рублей в год; кроме того великой княгине было ассигновано ежегодно отдельно 150 000 рублей. Павел назначил своего сына шефом второго гвардейского полка и генеральным инспектором армии, начальником «канцелярии войны и флота», главным директором полиции империи и президентом сената… Но вся эта роскошь длилась не долго. Подозрительность Павла преследовала сына на каждом шагу. Любимцы императора обращались к наследником свысока. Александр не смел замолвить ни слова для лиц которых он желал протежировать; подобное заступничество послужило бы верной гибелью для них.

Александр Первый, Благословенный, был чрезвычайно слабого характера. Он не обладал достаточной силой воли для того, чтобы отстранить от себя людей сомнительных, которым со временем удалось получить власть над ним.

В конце концов им окончательно овладел пиэтизм; и как это не странно, то была протестантская женщина, которой удалось пленить православного царя в узах религиозного мистицизма. Внезапная смерть Павла на всю жизнь испугала Александра, и воспоминание об этой смерти настолько сильно и в продолжение всей жизни влияла на него и мучила его, что одно время многие были убеждены в том, что эта смерть не обошлась без участия Александра. Спасение от этих ужасных воспоминаний Александр находил в мистериях религиозного мистицизма, все добрые начинания, которые он имел в виду для блага своей родины были забыты, все идеалы его полиняли и земные желания его исчезли.

То была мечтательница, баронесса Крюденер, которая после бурно проведенной молодости бросилась в объятия пиэтизма; в бурные времена начала нашего столетия она приобрела на своих современников, даже на самых высокопоставленных такое сильное влияние, которое в настоящее время кажется нам необъяснимым. Император Александр совершенно отдался и подчинился этой женщины, и влияние её на него было столь сильно, что все свои решения, даже государственного характера, он принимал лишь после молитв.

И в то время, как Александр отдался пиэтизму, управление государством всё цело было предоставлено таким любимцам его, как Аракчеев. И хуже всего было то, что этот самый Аракчеев был совершенно несамостоятельным человеком, а куклой в руках его многочисленных любовниц, перед которыми однако унижались самые высокопоставленные лица империи.

Точно таким как его отношение к государству было и отношение Александра к его супруге Елизавете Алексеевне. В начале казалось, что брак этот будет из счастливых. Но непостоянство и потребность в страстной любви дотянули наконец Александра к другим женщинам, так что в конце концов оба супруга жили совершенно отдельной и даже уединенной жизнью. Любовные похождения Александра были чрезвычайно многочисленны, и в чувствах своих он был весьма непостоянен. Но наконец его пленила одна женщина настолько сильно, что он остался ей верен в продолжении всей жизни. То была жена друга молодости Александра, Дмитрия Нарышкина. Некоторое время серьёзную конкуренцию Нарышкиной делала графиня Бобринская, и из этой связи Александра происходит польский род Варпаховских. Но в конце концов победила Нарышкина над всеми остальными соперницами.

Мария Антоновна Нарышкина была от рождения полькой, дочерью князя Четверинского, который в 1794 г. был во время варшавских бунтов повешен народом. Еще очень молодой девицей ее выдали замуж за любимца Александра I, за Дмитрия Нарышкина. Как только государь увидел ее в первый раз, он смертельно влюбился и немедленно добился успеха у Нарышкиной. Говорят, что в один прекрасный день, когда император был в отличном расположении духа, он назначил Нарышкина обер-егермейстером со словами обращенными к супруге обманутого мужа; «Так как я ему поставил рога, то пусть же он теперь заведует оленями».

Результатом этой связи было трое детей, из которых царь безумно любил дочь Софию. Дети все назывались Нарышкиными, несмотря на то, что муж Марии Антоновны отлично знал, что не он их отец.

В своих воспоминаниях о венском конгрессе повествует граф Делагард, что сам Дмитрий Нарышкин ответил императору Александру на вопрос его: «как поживает твоя дочь София?» «Но Ваше величество, ведь она вовсе не моя дочь, а Ваша…» В другой раз дар осведомился у своего любимца о жене его и его детях. Нарышкин цинично ответил: «О каких детях Ваше императорское величество справляются? О моих или о Ваших?»

Софию Нарышкину, которую император впоследствии узаконил и возвел в достоинство графини Романовой, постигла трагическая участь; она была такой же красавицей как и её мать; но она была слабого здоровья и умерла 17 лет от роду накануне дня назначенного для её свадьбы с графом Андреем Шуваловым. Эммануил Нарышкин, также сын Александра I, умер несколько лет тому назад, занимая должность обер-гофмаршала императора Николая II.

Нарышкина, однако не оставалась верной своему царскому любовнику, и обманывала мужа и Александра поочередно с князем Гагариным, который за это был выслан заграницу, и с адъютантом Александра, графом Адамом Ояровским. Однажды Александр пожелал посетить Нарышкину на её даче в Петергофе; приезд его там вызвал целый переполох; царь увидел, как адъютант его искал спасения в платяном шкафу. Царь был поражен и обратился к своему адъютанту со словами: «Ты похитил у меня самое дорогое. Тем не менее с тобой я обращусь и дальше как с другом. Твой стыд будет моей местью». И действительно Александр простил своего адъютанта, который не только остался в занимаемой им должности, но и достиг очень высоких ступеней служебной лестницы. Нарышкина же окончательно проиграла свою партию и не смела больше показываться на глаза императору. После смерти её мужа и императора она выехала в Германию, поселилась в Тегернзее близ Мюнхена, и умерла там в 1854 году.

После разрыва с Нарышкиной Александр снова зажил с супругой своей Елизаветой Алексеевной, и следует лишь удивляться той любви и самоотверженности на которую была способна императрица, с которой она приняла легкомысленного и заставлявшего ее так много перестрадать, супруга. Но уже было поздно, время счастья и супружеской любви было отмерено чрезвычайно скупо. 21 ноября 1825 года уже умер Александр в Таганроге и через несколько недель, на пути следования его останков в Петербург, Елизавета Алексеевна, сопровождая тело своего супруга, скончалась в городке Белове.