Мир поэзии Гомера не похож на тот мир, в котором жили древнейшие народы. Мир этот не был никем сотворен из небытия. Его главное содержание —г это земная жизнь. Загробное существование вырисовывается в неясных очертаниях, так как, видимо, мало занимало воображение людей. Боги обитают на Олимпе, в редких случаях вмешиваясь в дела людей, вынужденные ради этого принимать облик человека, поддаваться человеческим страстям и слабостям. Помимо богов-олимпийцев есть в мире еще много тайных сил, которые влекут людей на их пути; каждый человек следует своей судьбе; чуткому сердцу человека, его вещему разуму порою понятен мир предзнаменований.
В самом поэтическом рассказе об этом мире, лишь изредка как бы озаряемом небесным лучом, раскрывающим тайные силы, заключается весь внутренний глубокий смысл и красота гомеровских поэм. Совершенный человек, достойный муж служит главным действующим лицом повествования. Впервые героическое получает в искусстве свое высокое воплощение. Герой — это Ахилл, прекрасный юноша, который, не ведая уготованного ему судьбой удела, через свои доблестные деяния становится славнейшим среди ахейцев. Герой — это многомудрый Одиссей и сын его Телемак, которых не оставляет в несчастий Афина и которые, даже чуя ее близость, полагаются лишь на свои силы.
Невозможно представить себе мир Гомера вне поэтического воплощения его образов, оторванным от пышных сравнений, ото всего языка его поэм. Множество разнообразных жанров как бы сосредоточено в одном произведении: здесь и героическая приподнятость сцен сражения, и комические ситуации в рассказе об обманутом Полифеме, и буколика в сцене Одиссея у свинопаса Эвмея, и первые признаки бурлескного в спорах богов на Олимпе. Каждая сцена отличается богатством и глубиной характеристики. Прощание Гектора и Андромахи обрисовано так, точно высечено из камня, и вместе с тем образы овеяны богатством чувств: здесь и тревожное предчувствие Андромахи, в котором раскрывается вся сила ее супружеской любви, и естественный испуг. маленького сына при виде медного шлема отца, и ответная отцовская нежность героя, и надо всем этим чувство долга и мужество. Жизнь выражена в гомеровских поэмах с большой простотой, с ритмической ясностью; поэмы надолго стали образцом для древнего искусства. Эсхил говорил, что питался «крохами с пиршества Гомера».
Завоеватели, прибывшие в Грецию с севера, доряне, стояли на низкой ступени культуры. Греция, которая уже была приобщена к традиции Востока и Крита, оказалась снова возвращенной к ступени, напоминающей так называемую гальштаттскую культуру Западной Европы. Нашествие дорян вело к культурному оскудению. Но завоеватели внесли струю чистоты и свежести мировосприятия. Это сделало возможным плодотворное развитие наследия микенской культуры.
Древние греческие идолы, которые ставились в мегаронах как предметы поклонения, были первоначально простыми деревянными чурбанами, слегка напоминающими своей формой человеческую фигуру. Дерево подвергалось искусной обработке, как позволяют судить более поздние каменные подражания этим деревянным статуям. Сохранилось множество небольших глиняных идолов начала первого тысячелетия до н. э… В сравнении с египетскими и переднеазиатскими статуэтками (ср. 2) они поражают крайней несложностью, наивностью своего выполнения.
Некоторые черты этих статуэток заслуживают особого внимания. Прежде всего, их разнообразие, отсутствие раз навсегда принятого канона. Фигурам человека придавались самые различные формы, то конуса, то скрипки. Многие из них воспринимаются нами как карикатуры, но для мастеров той поры преувеличения были средством выразительной характеристики. Шея их чрезмерно удлинялась, руки вытягивались, подчеркивалась ширина корпуса. Эти идолы раскрашивались, были нарядны и пестры. В отличие от культовых статуэток древнего Востока они производят скорее веселое, забавное, чем устрашающее впечатление. Рядом с идолами выделывались мелкие глиняные статуэтки бытового характера. В них заметна наивная радость, которую доставляла художнику самая лепка из глины человеческих фигур.
Особенно хорошо сохранилась вазовая живопись этого периода. Вазовые рисунки по сравнению с рисунками Крита и Микен кажутся неумелыми, неискусными. Ввиду схематического характера этих изображений все направление называют геометрическим стилем. Мастера его выработали своеобразный прием изображения людей, животных, предметов. Одним несложным очерком они передавали их настолько похоже, что даже непосвященный без труда угадывает соответствующий предмет. Пользуясь этими бесхитростными формами, они выполняли огромные и сложные композиции, покрывавшие стенки больших глиняных сосудов. Здесь и многолюдные битвы, и веселые пиры, и хороводы, и танцы, и сцены на лодке с гребцами, и погребальные обряды со многими участниками. Желание охватить как можно больше предметов, видимо, одушевляло этих мастеров.
Рассказ Гомера о щите Ахиллеса, конечно, прекрасный вымысел, скорее мечта о неосуществимом, чем воспоминание о когда-либо осуществленном замысле; но показательно, что греки, как ни один другой народ, испытывали потребность изобразить весь мир: и землю, и море, и солнце, и месяц, и города, и тучные поля, и виноградники, и стада, и хороводы юношей и девушек, и множество других предметов, которых даже в более позднее время не решалось представить изобразительное искусство.
Конечно, рядом с этими мечтами памятники искусства той поры кажутся неумелыми, как младенческий лепет. Но в сравнении с другими проявлениями геометрического стиля на Востоке (ср. стр. 61) или в Западной Европе геометрический стиль Греции удивляет своим повествовательным богатством. Правда, этой повествовательности было недостаточно для того, чтобы геометрический стиль стал большим искусством. Это был всего лишь костяк, который должна была облечь плоть жизненных наблюдений. Но высокое чувство ритма, способность охватить единым взглядом многолюдные сцены и дать их в ясном расположении — все это делает геометрический стиль важной ступенью в развитии греческого искусства.
На почве Греции, где за несколько веков до того прошли воинственные племена дорян, в VIII–VII веках до н. э. закладываются основы первоначального расцвета греческой культуры (так называемой архаики). Племена завоевателей, оказавшиеся более стойкими, чем их предшественники, постепенно расселились по всему полуострову и близлежащим островам. В поисках нетронутых мест и укрепления торговых связей они отправлялись в заморские края, где жили, не порывая связи с отечеством.
В жизни Греции ясно наметился переход от родового строя с его сельскими общинами к городам с их более сложной общественной организацией. Конечно, и в городах долгое время хранились патриархальные устои. Но в древних греческих городских общинах их части находились в постоянном движении. Классовая борьба проявлялась здесь более открыто, чем в застойных деспотиях Востока. Даже старая земельная знать, в отличие от восточной аристократии захваченная новым движением, видела свою главную силу в личных заслугах, в воинской доблести. Греческие тираны тоже не похожи были на обожествляемых древних деспотов. Они опирались на горожан, стремились к славе, к популярности и много внимания уделяли устроению жизни.
Самым новым явлением в жизни греческих общин были горожане, основа греческой демократии, деятельный и наиболее общительный класс греческого общества, его организующая сила, класс, которого не знало восточное общество. Законы Солона и Клисфена рано обеспечили ему возможность быстрого развития. Рабовладение как основа производства дало в руки свободных рабовладельцев огромные преимущества. Правда, оно расчленило общество на две неравные части: на меньшинство полноправных людей и большинство бесправных существ, лишенных возможности участия в гражданской и культурной жизни.
Можно подумать, что люди забыли обо всем религиозном опыте древнего Востока и вернулись к несложным формам древнейших культов. Они почитали память своих предков-героев, наделяя их всеми возвышенными чертами человечности. Почитание героев связывалось с почитанием определенных мест. Места эти окружались оградой, здесь ставились памятники, строились святилища. Культ мест и героев имел огромное государственное значение. Он служил укреплению общин, выражал кровное единство их членов. В нем сказалось своеобразие греческого мировосприятия: высокое представление о человеке, привязанность к родной природе. Первое оплодотворило скульптуру, вторая — архитектуру. Эти места культа, особенно панэллинские центры, собирали к себе греков из различных местностей полуострова, с островов и из далеких колоний. При встрече общность языка и верований еще более сплачивала их. Но греческая религия почти не знала ни храмов, где собиралась община, ни особой касты жрецов, посредников между людьми и богом, ни, наконец, вероисповедной догматики. Греческий храм со статуей божества был местом, где поклонялись святыне. Греческий культ отличался несложностью и простотой.
