— Я обойдусь без вашего восхищения, мистер Монтес.

— Мне кажется, я должен сперва получить свой ключ. А потом уже поговорим о вашей судьбе.

— Ключ — ключ — ключ! — отрывисто произнесла Алиса. — Мне так надоело все время слышать про ваш проклятый ключ, что я готова завизжать! Нет у нас ключа, мистер Монтес. Он пропал. Мы его потеряли.

Монтес улыбнулся.

— Вы очень упорная женщина, миссис Кэмбер.

— Говорю же вам — нет у нас ключа!

— Я вам не верю. Кстати говоря, мне вовсе ни к чему убивать вас всех. Я пристрелю только вашу дочку…

— Вы — поразительно мерзкая личность, мистер Монтес.

— Достаточно, миссис Кэмбер.

— Нет, не достаточно! — Она то и дело посматривала на Ленни. Раз, другой, третий… Алиса поглядывала на Ленни, а Монтес не спускал глаз с Алисы. Он встретил замечательную женщину и упивался этим.

— Совсем не достаточно, — произнесла Алиса.

Я не выдержал и, в свою очередь, метнул взгляд на Ленни. Черная сумочка, едва различимая в темноте, лежала раскрытая на дне лодки, у её ног. Каким-то образом Ленни ухитрилась извлечь из её чрева маленький черный пистолет с перламутровой рукояткой и теперь осторожно держала его чуть ниже ватерлинии.

— Прошу вас, замолчите, миссис Кэмбер, — требовательно сказал Монтес.

— А почему я должна молчать, мистер Монтес? — воскликнула Алиса. Потому что вы боитесь узнать о себе правду? Потому что я могу высказать вам в лицо, что вы — жирный, нелепый, чванливый боров? Да — боров! Жеманный, набитый дерьмом евнух! И вовсе не гурман, нет — а свинья! Да, расплывшаяся от обжорства скотина. Отрыжка природы, лишенная любви, возведшая в культ ненависть. Вы только посмотрите на себя, мистер Монтес! Наберитесь смелости!

Мне показалось, что Монтес сейчас просто лопнет от злости на наших глазах — настолько велика была его ярость. Его жирная круглая физиономия раздулась и побагровела, а все тело затряслось, как гигантская медуза. Выпрямившись во весь рост, он прицелился в Алису, но рука, державшая люгер, дрожала от переполнявшей его злобы. Он поднял вторую руку, чтобы прочнее зажать пистолет, но в этот самый миг Ленни выстрелила.

Она выстрелила трижды, но первая же пуля, угодившая ему точно посередине лба, убила Монтеса наповал. Он выронил люгер, который упал в воду, и на мгновение застыл, как вкопанный, глядя на нас невидящими глазами.

Затем он тяжело рухнул на дно катера и наши лодки тут же начали расходиться в стороны.

Полли тихонько плакала, хлюпая носом и зарывшись в материнское плечо. Алиса позже уверяла меня, что Полли ничего не видела. Да, она слышала все угрозы и резкие слова, но, слава Богу, ничего страшного так и не увидела.

Ленни несколько секунд смотрела на свой пистолет, потом решилась и бросила его в воду. Маленький смертоносный уродец пошел ко дну, оставляя за собой радужный пузырящийся след.

Есть на реке Хакенсак маленькая пристань, совсем рядом с шоссе номер 46. На этой пристани, по просьбе Ленни, я её и высадил. Я сказал ей, что ночью здесь небезопасно, и предложил довезти до лодочной станции, но Ленни отказалась. Что ж, по-своему, она была права.

Что её ждало? Ей предстояло подняться по берегу до шоссе — а потом? На мой вопрос Ленни только загадочно покачала головой и улыбнулась. Я вызвался проводить её хотя бы до шоссе.

— Нет, Джонни, оставайся с женой и ребенком, — сказала Ленни.

Полли уже сладко спала, свернувшись калачиком на коленях у Алисы, сама же Алиса молчала; Ленни не услышала от неё ни слов благодарности, ни даже прощания. Выбравшись из лодки на пристань, она чуть постояла, глядя на нас, а потом повернулась и быстро зашагала по причалу. Минуту спустя её трогательная хрупкая фигурка растворилась в темноте.

Остаток пути я преодолел на невысокой скорости; я не мог заставить себя запустить мотор на полные обороты, да и Алиса уже больше не торопила меня.

Некоторое время спустя, когда затянувшееся между нами молчание стало вконец невыносимым, я напомнил Алисе, что Ленни, вооруженной пистолетом, совершенно ни к чему было просить нас прихватить её с собой — ей ничего не стоило добиться своего, пригрозив пристрелить нас.

— Вполне возможно, — согласилась Алиса. Это были первые слова, которые я от неё услышал после смерти Монтеса.

— Но она так не поступила.

— Да, она так не поступила.

— И, по большому счету, она спасла тебе жизнь, — напомнил я.

— Да ну?

— А разве не так?

— Пожалуй, — вздохнула Алиса. — Тише, ты разбудишь Полли. Малышка наконец уснула.

— Ничто теперь не разбудит Полли — ни сейчас, ни в ближайшие десять часов. Сама знаешь. Я хочу знать, что ты имела в виду, говоря: «пожалуй».

— Она спасла мне жизнь. Возможно, и я спасла ей жизнь. Или — ты спас нас всех. Мне это безразлично.

— Потому что ты её ненавидишь.

— Ох, Джонни, ты до сих пор не можешь успокоиться?

— Я пытаюсь.

— Ее больше нет, Джонни. Вот и все. Ее больше нет. Их всех больше нет. А у нас есть Полли — ничего другое меня не волнует.

— Боюсь, что это не совсем так, — тихо сказал я. — Там, в Мидоусе, остались три трупа.

— Мы не убивали этих людей, Джонни. Заруби это себе на носу.

— И это все?

— Ох, Джонни, — устало произнесла Алиса. — Чего ты от меня добиваешься — чтобы я их оплакивала? Я и так уже пролила сегодня достаточно слез. Я хочу теперь только одного — чтобы этот ужасный день наконец закончился. Это — мое единственное желание.

— А что мы скажем в полиции?

Ее голос показался мне резким и отчужденным.

— И давно ты решил, что нужно обратиться в полицию, Джонни?

— Я как раз сейчас об этом думал, — признался я.

— Значит — перестань об этом думать!

— Ты считаешь, что мы не должны идти в полицию?

— Да, Джонни. Знаешь, когда нам и в самом деле следовало так поступить? Вчера — прежде, чем начался этот кошмар. Если бы у тебя хватило ума и храбрости, ты бы пошел в полицию и рассказал про все, что случилось в подземке — вот тогда ничего этого с нами бы не произошло. Теперь же, по твоим словам, в Мидоусе плавают три трупа — и что? Одного из этих людей убила твоя подружка Ленни, которой уже и след простыл. Нам уже никогда не удастся доказать, что все случилось именно так, как мы рассказали, и, если ты думаешь, что я готова всю оставшуюся жизнь провести под ярлыком убийцы, то ты глубоко заблуждаешься, Джонни. Ты так же заблуждаешься, если считаешь, что я позволю арестовать и судить моего мужа, привлекать в качестве свидетеля мою дочь и без конца копошиться в этой грязи — бр-рр! Нет! Ни в какую полицию мы не идем! Мы ведем себя так, как будто ничего не случилось, и пусть все идет своим чередом. Ты меня понял?

— Ленни — не убийца, — упрямо возразил я.

— Ах, вот как? Я её оклеветала — да, Джонни?

— Монтес получил по заслугам.

— Кто ты, по-твоему, такой, Джон Кэмбер, что берешься судить — кто достоин жить, а кто — умереть? Как ты смеешь говорить мне, что Монтес получил по заслугам? Представляешь, каково бы нам жилось, если бы каждый из нас получал по заслугам?

— Бога ради, прекрати! — взревел я. — Не я ведь все это подстроил. Я ведь даже не подозревал, что у неё есть оружие. А ты — знала! Ты увидела, как Ленни достала его из сумочки, и тут же начала поносить Монтеса на чем свет стоит, чтобы он потерял голову от злости, а Ленни могла спокойно пристрелить его.

— К чему ты клонишь, Джонни? — тихо спросила Алиса. — Ты хочешь сказать, что Монтеса убила я?

— Я этого не говорил.

— А почему? Разве это не правда? Он ведь сказал, что убьет мою дочку. Я не умею долго злиться и ненавидеть, Джонни — ты отлично это знаешь, но я, не задумываясь, убила бы любого, кто пригрозил бы убить мою дочь — в том числе и твою паскудную девственницу Ленни, на которой пробы ставить негде.

Я не ответил. Говорить нам больше было не о чем.

Последняя оставшаяся у меня сигарета была выпачкана — то ли грязью, то ли кровью, — и, когда я предложил её Алисе, моя жена с негодованием отказалась. Тогда я закурил сам и, с наслаждением затягиваясь, задумался об Алисе. Она не уступила мне ни единого дюйма. Принято считать, что англичанки — мягкие, уступчивые, любезные и хорошие жены, но правды здесь столько же, как в утверждении, что все француженки сексуальны, а все русские ни дня не проживут без водки. Иными словами: доверяй, но проверяй.