Северус вспомнил, как Лили однажды спросила: “Неужели твоему папе не нравится магия?” - и как он ответил: “Да ему ничего особо не нравится”. Лили даже не подозревала, насколько угодила в точку с этим вопросом. И он тоже не подозревал – в десять-то лет… Ни малейшего проблеска понимания. Озарение пришло лишь потом, много лет спустя, когда на его родительницу нашел один из нечастых приступов материнских чувств; откровенничать у них в семье было не принято, и она спросила, не подумывал ли Северус в последнее время о женитьбе.

- Выбирай кого угодно, - сказала тогда мать, - но только не магглу. - Вряд ли это имеет значение, - отвечал он, проглотив и болезненную досаду, и пришедшую в голову колкость, - с моим-то происхождением, матушка. - Происхождение здесь ни при чем. Только счастье, - сказала мать, устремив на него бесконечно далекий взгляд. - Брак, основанный на неравенстве супругов, обречен с самого начала, Северус. А магглы нам равны никогда не будут. Мы можем так думать, можем этого желать – можем даже поверить в это всем сердцем – но в конце концов всегда окажется, что у нас есть сила, а у них ее нет. Когда вас разделяет эта безжалостная правда – семью построить невозможно.

Встреться отец с Петуньей – они наверняка сплотились бы в дружном порыве тоскливой горечи. Плакала ли она, когда хоронили Лили? Или же взирала на церемонию отрешенно и без слез – точь-в-точь как он сам на похороны отца, оба раза – и прошлый, и нынешний? Да и приглашали ли туда Петунью? А если да, то пошла ли она?

Он сам не пошел. Забавно – где любовь и где отвращение, а результат все равно один.

Но все было кончено; отец мертв, и неважно, что такое на самом деле это их перемещение во времени – его и Лили… то, что в прошлом, все равно не исправить. Если бы отца тоже забросило на двадцать лет назад, он смог бы сделать вазэктомию и не беспокоиться, что у него когда-нибудь появится сын – такая же опасная мерзость, как и его мать.

Северус двадцать лет не видел этого жалкого, ничтожного брюзгу. И не разговаривал с ним. Все кончено. Как бы ему ни хотелось обратного – все кончено.

Он сказал отрывисто:

- У тебя зубы стучат. Жди здесь – сейчас я отведу тебя домой.

- Сев… - Лили потянулась к его руке, но он отступил назад, притворившись, что не заметил. Помона как-то раз сказала, что, когда дело доходит до проявления эмоций, он немногим отличается от контуженого четырнадцатилетнего мальчишки. “Отвали”, - огрызнулся Северус, отдавая себе отчет, что тем самым только подтверждает ее правоту.

Он подошел к матери – та стояла на краю могилы; рабочие засыпали гроб землей. Она обняла себя руками за талию – только голые руки, без перчаток; ее вуаль была откинута с лица, а взгляд казался таким невозмутимым, словно внизу текла река, и она смотрела на бегущую воду.

- Они засыпают цветы землей, - заслышав шаги сына, произнесла она столь же бесстрастно. - Зря. Пустая трата.

Голос ее осекся; в паузу вклинился шелест ветра.

- Его жизнь тоже прошла впустую, - тихо промолвила мать. На могилу она не смотрела – взгляд ее был устремлен куда-то вдаль, на кладбище – на заиндевевшую траву и шеренги разномастных надгробий. Северус не знал, что ей на это ответить.

- Так не должно было быть, - произнесла мать. - И им следовало достать оттуда цветы.

- Тепличные цветы не пахнут, - сказал он, сам не зная, какая тут связь с чем бы то ни было. Возможно, ему стоило промолчать.

- Правда? Как странно. Зачем их тогда выращивают? Если ты наколдовал цветок, и он не пахнет – значит, ты в чем-то ошибся.

А затем мать снова взяла его под руку – уже во второй раз за эту долгую неделю – и, повернувшись, начала спускаться по склону холма.

- Когда я умру, Северус, - ее голос казался таким же отрешенным, как и взор, - не надо хоронить меня в земле. Вечность взаперти в могиле – такая жалкая участь.

- Так решила Лоррейн? - спросил он и махнул рукой, подзывая Лили. Та храбро приблизилась, прямо-таки излучая решимость – видимо, с матерью они и впрямь не поладили. Ему стало грустно – где-то там, где вдали от безопасности окклюменции таились эмоции, – что мать с ней так поступила.

- Да. Хотя он и сам бы этого хотел. По-моему – лучше стать пеплом, который развеют по ветру.

За весь оставшийся день она не проронила больше ни слова. Северус проводил Лили домой – она поцеловала его в щеку перед тем, как свернуть на ведущую к дому дорожку, – и вернулся на Спиннерс-Энд. Мать обнаружилась в комнате отца – безмолвно и недвижно сидела в старом неудобном кресле и смотрела в маленькое окошко на ленту реки, которая утекала за горизонт и исчезала за склоном холма.

========== Глава 10 ==========

30 декабря 1976 года

На вокзал Кингс-Кросс поезд прибыл уже в темноте.

Перед первым сентября Лили всегда добиралась до Лондона не на поезде, а на машине, вместе с родителями и сестрой. Поскольку путь был неблизкий, Эвансы обычно приезжали в последний день августа и оставались в городе на ночь. Порой Лили стонала, как это неудобно – путешествовать через полстраны (особенно в обществе Петуньи) только для того, чтобы сесть на школьный поезд и проследовать назад, через все родное графство и дальше в Шотландию. Почему нельзя сразу доехать до Хогсмида на машине? Это вдвое сократило бы дорогу. Когда она стала взрослой, то поняла: глупо было даже думать о том, чтобы по улицам Хогсмида разъезжали сотни магглов на автомобилях. Но все равно иногда жалела, что не живет южнее. Особенно потому, что Петунья всегда превращала эти два дня в сущий кошмар.

Словом, Лили ни разу в жизни не ездила в Лондон так, как сегодня, просто с Севом. И на сей раз они не собирались в Хогвартс; им надо было в город, потому что Северус должен был угодить в Мунго. И отправить его туда должна была она.

Поездка заняла около трех часов; Лили хватило этого времени, чтобы в красках живописать, какой редкостный идиотизм весь этот на редкость идиотский план. Северус слушал вполуха – возмутительный негодяй! – и с вежливо-скучающим выражением лица; при этом он читал сначала газету Йоркшир Пост, а затем – старый номер журнала Роллинг Стоун с фотографией Лед Зеппелин на обложке.

Лили не могла не отметить всю иронию этой ситуации: пять лет назад она трепала Севу нервы из-за его планов присоединиться к Пожирателям, а сейчас – из-за планов, как от них отвязаться.

- Похоже, я много о чем позабыл, - сказал Северус, откладывая газету в сторону.

- Ну так и времени прошло немало, - Лили пролистала журнал, но ее ничего не заинтересовало. Она знала, кто такие Лед Зеппелин, поскольку их слушал Сириус; он пытался рассказать ей о том, что именовал “мастерством исполнителей”, но Лили полагала, что обсуждать технические аспекты создания музыки – лишь немногим интереснее, чем говорить о квиддиче. Больше всего ее забавляло то, что маггловский рок магглорожденной же ведьме объясняет отпрыск чистокровного рода, чей девиз гласил “Чисты навек”.

- Что у нас будет с учебой, как думаешь? - спросила Лили. - Интересно, вспомню ли я что-нибудь по гербологии…

Северус старательно складывал газету, проводя по изгибам с такой силой, что Лили показалось – страница сейчас порвется. Было в его действиях что-то такое, отчего у нее в голове словно вспыхнула сигнальная лампочка. Но он лишь произнес:

- Думаю, Флитвик от тебя будет в полном восторге.

- А старина Слагхорн – от тебя. Сев, зачем ты хочешь изничтожить эту страницу?

- Всего лишь пытаюсь быть аккуратным, - он бережно опустил газету на оккупированный ими столик.

Лили бездумно теребила журнал, пытаясь сообразить, что же он недоговаривает; изучала его лицо – точнее, только профиль – в поисках подсказки, но не углядела там ничего, кроме внушительного носа. Северус сидел, положив руки на ламинированную формайкой столешницу, и просто смотрел в окно. Темнело; небо цвета свежего синяка к горизонту постепенно бледнело, а там, где догорали последние лучи заходящего солнца, над затененной землей сияла льдисто-голубая полоска.