- Ты зачем, - он говорил отрывисто и с трудом, будто только что пробежал пятисотметровку, - это сделала?

- Я подумала, они тебя убили или еще что, - она так обессилела, точно и сама перезанималась спортом; прижала руку к груди, чтобы успокоиться и унять сердцебиение. Северус тогда сказал, что всегда злится, просто обычно не показывает, насколько именно… Неужели этот напор эмоций его обычное состояние? Как же он не сходит с ума? Лили никогда не испытывала столько всего и сразу.

Его дыхание было шумным и сбивчивым – Северус стоял над ней, согнувшись пополам, и пытался его восстановить; через несколько глотков воздуха заставил себя выпрямиться.

- Уходим, - выдавил он через силу. - Сейчас тут будут стражи правопорядка; столько магии среди магглов не пропустят даже эти олухи. Ты можешь идти?

- Вроде бы да, - она оттолкнулась от земли – сначала поднялась на колени, и только затем на ноги. Северус протянул ей руку, но как-то странно – будто не хотел, чтобы она упала, но в то же время и не давал до себя дотронуться.

- Тогда пошли, - резко проронил он и отвернулся.

Она шла за ним по сырому саду; остановилась у калитки в железной ограде, за которой начинался переулок. Северус перелез на другую сторону, и Лили вслед за ним, и только-только они успели свернуть за мусорный контейнер с закрытой крышкой, как вдруг там, откуда они только что ушли, один за другим стали раздаваться хлопки аппарации, а потом замерцали вспышки заклинаний, заплясали высоко на стенах окрестных домов, отражаясь в мокрых кирпичах.

- Вовремя это мы, - заметила Лили и зябко поежилась – она осталась без куртки, а горячка боя начала спадать.

Сверху обрушилась влажная шерстяная ткань – Северус снял пальто и набросил на нее.

- Но… - начала было она.

- Не глупи, - сказал он. - На мне хотя бы рубашка с длинными рукавами.

Лили больше не стала спорить и настаивать – молча натянула пальто, машинально отметив, что голос Северуса стал другим: больше никакой холодной отстраненности, изменилось даже произношение – прорезался северный акцент.

- Сев… - полушепотом заговорила она.

- Валим отсюда, - коротко бросил он. - За мной и ни звука.

“И разумеется, когда говорить станет можно, ты уже возьмешь себя в руки – удобно, правда?” - мрачно подумала она, хотя в душе и знала, что он совершенно прав, – а потому запахнула пальто и заторопилась за ним, мысленно извинившись за то, что перепачкала его одежду.

Карман оттягивало что-то тяжелое, с каждым шагом задевало о бедро. Лили нашарила эту вещь и вытащила наружу что-то вроде подзорной трубы, черной с золотистым узором и из такой плотной древесины, что казалась выточенной из мрамора. Что это – та штуковина, с помощью которой их нашел Люциус Малфой?

- Убери, - сказал Сев – она вздрогнула. - Он нам еще пригодится.

- Это что, та фокусирующая фигня?

- Да. Не отставай. Не хватало еще отвечать на вопросы властей, особенно если нас уже ищут.

Лили сунула фокусатор в карман и с тяжело колотящимся сердцем поспешила за Северусом.

========== Глава 24 ==========

Мысли рассыпались на сотни блестящих, ослепительно-ярких осколков, в которых отражалось солнце.

Эмоции поднимались волной, грозя его затопить. Северус никак не мог отойти от того поцелуя – пиздец, просто пиздец… Лили стояла совсем рядом, прижималась всем телом – он чувствовал ее теплое дыхание и разрывался от тоски, от облегчения и жажды, а потом их мысли встретились и слились в единый поток, и теперь это воспоминание словно распирало его изнутри – слишком мощное, слишком огромное, чтобы удержаться в голове, оно струилось по жилам вместе с кровью, текло по каждому нерву в его теле.

Так не бывает, так не…

Она не понимает…

Он напрягся, пытаясь вернуть свою окклюменцию, восстановить щиты и заново собрать себя из кусочков. Мать ошибалась – окклюменция не заставляла эмоции атрофироваться, а лишь не давала их чувствовать. Или все, или ничего – никакой середины; когда ты погружался в окклюменцию, тебя заполняла пустота – ни гнева, ни безысходности, ни чувства собственного бессилия. Но стоило ей отступить – и все те эмоции, что ты запер где-то там, не желая пускать их внутрь, врывались с удвоенной силой и отвоевывали себе место с таким же упорством, с каким ты подавлял их до этого.

Он пытался отстраниться – чувства мешали думать, пульсировали где-то под кожей, ломали весь ход его рассуждений. Он не мог себе позволить такую глупость – такую слабость – такую…

Такую – что? Надежду?

Нет. Надежда хрупка и непрочна; она вспыхивает и сгорает, оставляя только пепел на знойном ветру. Надежда никогда не могла устоять перед силой его отчаяния.

***

Свернуть за угол – и дальше, дальше, по узеньким улочкам, обходя стороной подмерзшие лужи; Лили следовала за Северусом, как настроенная на него струна, откликаясь на каждое его движение, каждую паузу, каждую напряженную мышцу в его теле. Он не смотрел на нее и полностью сосредоточился на дороге – но от каждого взгляда на него у Лили учащался пульс.

Она его поцеловала. Кинулась на шею и поцеловала. И ей хотелось сделать это снова.

Мысль отзывалась внутри целым клубком эмоций: радость, беспокойство, тревога и даже, пожалуй, отчаяние. И это не говоря уже о полнейшей растерянности. Его реакция… не слишком обнадеживала. Когда ты кого-то целуешь, то как-то не ждешь, что он так от тебя шарахнется, будто у него над ухом из пистолета пальнули. И тем не менее… Лили вспомнила тот поток эмоций, когда его окклюменция разлетелась вдребезги… неясно, что это было такое и отчего ее туда затянуло, но никакого… отвращения она там точно не почувствовала.

А что почувствовала – и сама была бы не прочь выяснить.

А ведь был еще и Джеймс. И прошлое. И все, что случилось до этого. Лили поморщилась – мысли вскипали пузырьками, каждая требовала внимания, но разобраться в этой мешанине никак не получалось. Ясно было только одно: если Северус будет рядом, то она пойдет за ним. Там, в темноте перед кабинетом директора, охваченная недоумением и болью, она сумела взять себя в руки, и эта мысль четко и ясно просияла в голове: найди Северуса.

Хорошо бы повторить это упражнение, и прямо сейчас. Дыши, позволь мыслям течь свободно. Позабудь на мгновение обо всем – о прошлом, о том, что касается других людей – Джеймса, Северуса, Дамблдора и прочих твоих друзей… даже о том, что связывает тебя и Северуса. Выбрось из головы все, чего не понимаешь, все, что только мешает. Не думай о новом знании, так странно изменившем все вокруг.

Просто дыши…

Пальцы Северуса сомкнулись на запястье, и Лили вздрогнула. Ее спокойствие пропало, так толком и не зародившись, кожу опалило – его прикосновение словно разбегалось по всему телу, от макушки до пяток…

- Сделай милость, прекрати наконец отвлекаться, - от его голоса кончики пальцев закололо, навалились сомнения, смущение – слишком много эмоций разом… - Нам туда.

Он потащил ее за собой на боковую улочку, заставленную припаркованными машинами. Впереди горели огни оживленного проспекта – до него оставался еще где-то квартал.

Ее руку он выпустил, но оставшееся от его пальцев ощущение словно приклеилось к коже.

Они свернули на центральную улицу. Отсюда был виден Эдинбургский замок – вздымался на холме, сиял на фоне темного неба. Близилось время ужина, и, несмотря на будний вечер, в пабах и ресторанчиках было светло и оживленно. Людской поток легко поглотил их двоих – хотелось надеяться, что бесследно. Ищет ли их еще кто-нибудь? И найдет ли теперь, когда они забрали у Малфоя фокусатор?

Господи, как же она устала. Все время убегать, прятаться, сражаться, сидеть в убежище, не находя себе места от тревоги… Она бы все, все на свете отдала за маленький домик с садом, и чтобы всех проблем – только грязь под ногтями, всех тревог – только налоги, да куча белья на стирку, да что бы приготовить Гарри на обед…

Веки защипало от внезапных слез, и сердце сжалось от тоски.