Понимание культуры в известном смысле восходит к немецкому романтизму Й. Г. Гердера (1744-1803), отождествлявшего культуру с «народным духом», данным этносу от рождения и неизменным. Впоследствии эта идея разрабатывалась немецкими антропологами во многом на африканском материале. Ф. Ратцель (1844-1904), яростный противник эволюционизма, в работе об африканских луках сформулировал теорию «культурных кругов» (Ratzel). Однако наибольший вклад в разработку понятия «культура» внес африканист Л. Фробениус (1873-1938) (Frobenius). Он воспринимал культуры как «живые организмы», которые рождаются и умирают. Пищей для «организмов» является хозяйственная деятельность: охота, рыболовство, скотоводство, земледелие. Культура рождается «от культуры, как клетка от клетки». Какова она будет – зависит от природных условий. Существование культур является вечно неизменным, начиная от ледникового периода. В них он различал не только «анатомию» и «физиологию», но и пол. В Африке Фробениус находил мужские и женские культуры, впоследствии распространил тендерную оппозицию на весь мир, разделяя Восток и Запад. Восток – женская культура, с «пещерным чувством», неподвижностью, идеей судьбы. Запад – мужская, динамичная, с идеей личности и свободы. Каждая культура имеет свою душу «пайдеума» (от греч. – воспитание).
Впоследствии тема «африканской души» зазвучала у африканской интеллигенции, прежде всего для обоснования отличного от Запада пути развития. Главным теоретиком стал Л. Сенгор (1906-2001), разработавший концепцию «негритюда». По Сенгору, африканец связан с внешним миром «жизненными силами», в то время как европеец не имеет уже первородной связи с природой. Соответственно, европеец и африканец обладают различными способами познания: первый – дискурсивно-логическим, второй – эмоционально-партиципным. Черный африканец выражает себя через ритм. Он преобразует в свою ритмику все ритмические движения внешнего мира: сезонные циклы, смены дня и ночи и т. д. (Корнеев: 262). Сенгор отмечает «возвышенную духовность негро-африканской цивилизации», Запад же антигуманен и бездуховен – продукт ума и дел белого человека. Африканец обладает «способностью видеть сверхъестественное в естественном, умением чувствовать трансцендентное…» (Летнев: 227-228). Африка, по Сенгору, должна взять у Запада только ценности и технику. Африканцы не должны быть ассимилированными и в то же время обязаны заявить об оригинальности своей личности (Senghor: 39, Корнеев: 259). Л. Сенгор первым ввел термин «африканский социализм» в конце 40-х гг., на котором строится концепция особого, «третьего пути» развития (в отличие от социализма и капитализма), отвечающего потребностям негро-африканской души. Многие африканские государства, освободившись от колониализма, взяли курс на построение «африканского социализма». Суть данных идеологий – ориентация на сохранение традиционных ценностей, присущих африканцам: природного единства и природного гуманизма, наследия предков, духа сотрудничества. В качестве базового традиционного института была выбрана африканская большая семья (уджамаа), которую предполагалось «распространить до масштабов государства и наций» при построении «справедливого, бесклассового общества» (Бочаров 1992: 254-256).
Близкие по духу идеи получили широкое распространение в России, начиная с середины XIX в. Например, славянофилы (И. В. Киреевский, 1806-1856; А. С. Хомяков, 1804-1860; К. С. Аксаков, 1817-1860) также отвергали западный умственный рационализм, в котором видели причину политического радикализма, сопряженного с насилием. Они считали государство чуждым стране (общине), которая живет не государственными законами, а естественным (обычным) правом и властью авторитета. Русскую культуру характеризует сочетание разума и веры, которое определяет естественное отношение русского человека к природе, обществу и миру (Киреевский: 315). Западному социальному индивидуализму противопоставлялась идея «соборности». Соборность для русского человека является «дисциплинарной матрицей» его жизнедеятельности. Холодному расчетливому европейскому рассудку противопоставлялись естественность и цельность русской культуры, замешанные на любви сердца, вере и надежде (Хомяков: 312).
Развитие России также виделось в опоре на общину с ее естественными демократическими институтами: сходами и традиционной справедливостью в соответствии с обычаями, совестью и внутренней истиной. Опираясь на соборность, Россия следует своей дорогой, которая приведет ее на Олимп человечества (Хомяков). Жесткой критике подвергался Петр I, который своими реформами превратил «подданного в раба», а Россию – «в свой домашний Запад». Славянофилы выступали за сохранение монархии, против революций (Аксаков).
Тема «русской души» была романтизирована литературой того периода, отчего в ней появилась мистическая «загадочность». У Пушкина Татьяна Ларина «(русская душою, сама не зная почему)… любила русскую зиму». Наконец, знаменитые строки из стихотворения Ф. И. Тютчева: «Умом Россию не понять, аршином общим не измерить…».
Библией славянофильства стала книга Н. Я. Данилевского «Россия и Европа» (1869). Он отметился тем, что предрек упадок Запада, пережившего «апогей своего цивилизационного величия», отдавал место мирового лидера в будущем России, которой следует избавиться от губительного «европейничанья» (Данилевский: 87). Более чем через полвека мысли о скором конце Запада, Культуры которого гибнут от Цивилизации, разовьет немецкий философ О. Шпенглер (1880-1936) в знаменитой книге «Закат Европы» (1922).
Впоследствии идею уникальности русской культуры развивали народники, либо также планировавшие на пути переустройства государства опираться на общину, соединив ее с интеллектуальными достижениями Запада (А. И. Герцен), либо ратовавшие за насильственное свержение монархии (Н. Г. Чернышевский), но опять же за некапиталистический путь развития, с сохранением, использованием и преобразованием коллективистских начал сельской общины в будущем социалистическом обществе. Во многом их идеи были реализованы большевиками.
Традицию продолжили евразийцы. Евразийство – идейное и общественно-политическое течение первой волны русской послереволюционной эмиграции, объединенное концепцией русской культуры как неевропейского феномена (Н. С. Трубецкой, П. Н. Савицкий, Г. В. Флоровский, Г. В. Вернадский, В. Н. Ильин). Считая, что русская культура обладает в ряду мировых культур уникальным соединением западных и восточных черт, они также отрицали единую линию мирового развития, последовательно борясь с европеизмом. Идеи уникальности русской культуры и ее особого пути актуальны и для современной России (Дугин).
Именно в Африке и России идеи мыслителей о культуре, с присущей ей «душой», легли в основу общественно-политической практики, которую можно идентифицировать как научный эксперимент. Впервые теория и практика сошлись в Африке в колониальный период в процессе проведения политики косвенного управления, которая осуществлялась англичанами в 20-30-е гг. XX в. Она базировалась на функционализме, разработанном Б. Малиновским, а антропологи принимали непосредственное участие в ее проведении. Теория использовалась в прагматических целях, связанных с адаптацией традиционных институтов в системе колониального администрирования (Ольдерогге, Потехин).
В основании лежал концепт «культура», под которой понимали сбалансированную устойчивую систему, все элементы (институты) которой выполняют присущие им функции. Антиэволюционистский характер проявлялся в отношении к понятию «пережиток», который у эволюционистов имеет негативную коннотацию. Здесь же утверждалось, что любое архаичное явление (идея или обряд) всегда позитивно, так как выполняет в культуре определенную функцию, благодаря чему культура всегда сохраняет свою интегральность, надо лишь определить, что это за функция. Допускалось развитие культуры, которое мыслилось как обретение традиционными институтами новых функций. Поэтому английские колонизаторы придавали им эти (колониальные) функции, стараясь таким образом вложить в старую форму новое содержание.
