– Ты чего? – буркнул я вполголоса.

Убийца моргнул.

«Невидимка?»

«Не, Афродита бородой обросла и в черный гиматий оделась. А ты кого ждал?»

Разжал пальцы. Косой взгляд на мать – та сверлит взглядом.

«Никого».

«Совсем никого?»

«Или кого-нибудь. Всякое бывало».

– Сюда кто-нибудь когда-нибудь входил? – спросил я тихо.

Нюкта теперь хлопотала возле Жеребца: твердила, что он озяб, бедняжка, ванну предлагала…

– Входили… многие. Титаны и боги. Последним был Перс, отец Гекаты, он у нас правил потом, хоть и недолго.

– Входили – и…?

– Входили и выходили. Разными, – молчание. – Иногда.

Так и не понял: выходили иногда разными или просто иногда выходили, а иногда… А подробнее объяснять Убийца не захотел: качнул головой: «Не могу, не спрашивай», – всплеснул крыльями и исчез – как не было.

Нюкта опять проводила до Тартара, посетовала на дела, рассыпалась в благодарностях за такой визит. Посматривала недоуменно, но о чем мы там с ее мужем болтали – не спрашивала.

От Мома-насмешника удалось отвязаться на половине обратного пути: Посейдон только обмолвился, что вот, злой он чего-то кости бы кому переломать… а Мома уже как не бывало.

Шли и молчали.

Асфодели – хитрые глазки на бесконечных полях. Косятся-провожают. Дорога под сандалиями мелькает все быстрее.

– Жуть какая-то, – выговорил Посейдон. – Меня как льдом изнутри до костей… да придавило – до сих пор колотит. Ну, я сначала растерялся, а потом зубы сжал, поднапрягся – держался… Зевс, а ты?

Младший хмуро кивнул. Он ступал твердо, но зато на нем лица не было.

– Да, только меня жаром. Пришлось побороться. Аид?

Буркнул что-то невнятное – а что скажешь? «А я не заметил»? «А мне понравилось»?!

– Не впустую ли мы клялись? Эреб с его загадками…

– Это не загадки, – огрызнулся младший. – Тут все ясно.

– И?

– Что – и?! Что – и, я тебя спрашиваю?!

– О чем он говорил? Какое средство предлагал?

– Не все ли равно?

Торчит у дороги кипарис – одинокий и будто недоумевающий, что забыл здесь, когда собратья – по берегам Леты. Проходит мимо еще одна тень – знакомая с лица, может, из моих воинов, а может, встречались в бою.

В глазах у тени – стылое равнодушие.

– Как это – все равно? Да ведь если там – средство для победы, то нам бы в самый раз… Если это выход…

– Не выход, – отрезал Зевс. – Забудьте. Забудь, – это уже только мне. – Забудь и думать не смей, ясно?! Думать не смей!

Яростно подскочил, в прыжке облекся в перья, плеснули крылья, взлетел под своды подземного мира орлиный клекот, и тень огромной птицы растаяла впереди.

Значит, младший и впрямь догадался. Только вот разгадка оказалась не очень-то...

Посейдон посмотрел туда, где таял росчерк орлиных крыльев.

– Во как, – сказал со значением. – Ну так… того… пить будем у меня или с нимфами все-таки?

Да шел бы ты, брат… к нимфам своим. Отмахнулся. Слова Эреба и поведение Зевса – ладно, понятно… Взгляд Убийцы – вот что…

– Я вот все не понимаю – зачем он взял с нас эту клятву? – вдруг спросил Посейдон. – На что им Кронид на троне? Своих, что ли, у них там нет?

Вот что не так. Открытое предупреждение в глазах. И невозможность сказать подробнее – даже глазами.

– Кто знает – может, и нет. Меня больше волнует – почему Зевс так легко дал эту клятву….

Что ты смотришь на меня, брат, будто у меня за спиной белые крылья полощутся?!

Черногривый и правда смотрел. Странно искривил губы – будто хохотать хотел, да потом раздумал.

– Аид, тебе выспаться надо, что ли. Если уж я понял… Он поклялся, потому что клятва не имела никакого смысла. Крон собрал свои рати. Отбиться у нас не выйдет. А это, что Эреб сказал… додумался там Зевс, о чем речь, или нет, а только – тоже не выход. Понимаешь? Не сядет Кронид в мире этом подземном. И нигде не сядет. Вот дойдут они до Олимпа… а потом уже никто нигде не сядет. Ну так того… вино-то будешь?

* * *

– Считаться!

– Не буду считаться, у тебя считалка уродская!

– Сам урод!

– А вот и не урод! Сказал – я за Кронидов!

– Еще чего. Ты на свою рожу посмотри – тебя только в Тартар…

– В зубы сейчас дам!

– Подземный! Подземный! Иди играй за Крона!

– Ну и буду за Крона, значит!

– Ну и предатель!

– Сам предатель! А я за Кронидов. Мой папка за Кронидов и я за…

– А ну, брысь!

Чумазые лица поднялись на голос. Ватага мальчишек разноголосо ойкнула и кинулась по двору подальше.

От черной тени – на солнце. От черной славы – поближе к тетеньке Гестии с подружкой. А оттуда можно и язык показать – этому, как его, про которого все шепчутся, а по имени – непонятно как…

Откуда на Олимпе соплячни успело наплодиться? Главное, непонятно, чьи, все на разные лица, а наглости – будто Хаоса дети.

Деметра жалуется, что у нее в саду на каждом дереве штук по восемь таких висит, сгонять не успевает.

Смоквы, камни, самодельные копья (одно и настоящее – стащили у кого-то, втроем поднимают) – мелькают в воздухе. Кулаки, волосы разных цветов, смуглые спины, гримаски…

Не нужно было вообще выходить. Мне бы к себе уползти – в тишину и темноту, может, мысли перестали бы мельтешить, как крылья Гипноса. Только где ж там уползешь: припрется не просыхающий в последние дни Посейдон, будет петь и предлагать выпить. В коридорах – ошалевшие лавагеты, Эвклей, Прометей, Ирида с новостями сразу отовсюду… В конюшне – и то не скрыться: там Фемида. Что в конюшне делает Фемида, спрашивается, если я считал ее покинувшей Олимп?! Стоит, смотрит с укоризной, из глаз – что-то про Офиотавра…

Взять колесницу, забрать свои отряды… зачем? Страх больше не нужен. Страх нынче бессилен. Страх скоро поползет к Олимпу кроновыми ратями – в войну поиграть.

– Не показывай дяденьке язык, – это озабоченный голос Гестии. Плечистый мальчишка с глазами Посейдона только нос морщит, но тут подает голос подружка сестры:

– А то останешься без языка.

Стикс. Это если по голосу. А по виду – так совсем не подземная титанида. Волосы расплела, сама без черных доспехов (и без близнецов за плечами), лицо задумчивое и пополневшее будто.

Мальчишка вздрогнул. Воробышком нырнул в стаю остальных, с воинственным воплем: «Я – за Кронидов!!»

Дурак. Был бы умнее – не стал бы играть за Кронидов.

Я бы точно, наверное, не стал.

Кронидам скоро придется довольно-таки плохо: Кронидов скоро не будет… Крониды решили поиграть в абсолютную победу не с тем.

И Крон послушно играл. Метался по всему миру. В страстном безумии старался добраться до Офиотавра – от одного конца света до другого.

А что он войско попутно набирает и под шумок покоряет новые народы – так просто случай подвернулся. Эй! Ну и что, что у меня рати разрослись многократно! Я, может, об этом и не знаю, я за Офиотавром гоняюсь…

У Стикс глаза на висках, наверное. Я от них с Гестией шагов за тридцать сижу, устроился под колоннами, опершись спиной на белый мрамор – так все равно нашла взглядом и ухмыляется.

В последнее время только и делает, что ухмыляется.

– Ваш страх невесел, – читаю я по губам. – Ему бы в каком-нибудь селении поразмяться, а он застрял в четырех стенах.

Гестия молчит и не смотрит. Глаза заплаканы – из-за Офиотавра, небось.

Кто там знает – может, и из-за меня.

– Нечестно!

– Честно!

– А так в войну не играют!

– Маме своей такое скажи!

– Да ну вас совсем! Это у вас и не война даже, а… а я даже не знаю!

Стикс ухмыляется. Я сижу в тени белой колонны, закрыв глаза и соединив ладони, – а знаю, что ухмыляется.

Да. Это у нас не война. А даже не знаю, что за дрянь получается.

Влезли мальчишки в дела мироздания. Величия набрались – за щеками не умещается. Положили войско в первом же бою – и сунулись побеждать Крона Криводушного на его поле: обмана и интриги. И опять…

Я бездарно дерусь, Танат, первый учитель. Я зря сказал, что нам нужно воевать как мальчишкам, мы, кажется, увлеклись этим слишком сильно, а Крон совсем не против, чтобы мы никогда не начали играть как взрослые…