– Это Гарпия, – сказал ангелу узник. Следующие его слова предназначались уже этому существу: – Я ждал тебя.

– Ты знаешь, зачем я здесь? – гортанным голосом спросила Гарпия.

– Ты здесь, потому что этого захотел я.

– Ты? – Гарпия шагнула вперед. Дверной проем остался за ее спиной. Следом за ней вошел Грифон. – Разве ты мог желать смерти?

– Так же, как желала ее ты.

– Что ты знаешь обо мне?

– Мне достаточно того, что я знаю о себе, – дыхание узника окутало тело Гарпии. Огонь, с которым она не могла бороться, проникая в тело, выжигал ее изнутри. – Ты близка к тому, чтобы твое желание сбылось.

– Как?! – Гарпия пыталась освободиться от этого всепроникающего дыхания. – Как ты делаешь это?!

– Ты слишком долго разговаривала с песком.

– Я отомщу ему!

– Он всего лишь слуга. Если ты хочешь мстить, то мсти его хозяину.

– Кто он? – жар поднялся к горлу Гарпии, искажая слова.

– Он тот, кто сделал меня таким.

– Он дал тебе силу.

– Он забрал у меня крылья.

– Я отомщу ему!

– Я знаю. Что может быть слаще мести?

– Ничего.

– Тогда я отпускаю тебя! – Дыхание узника вырвалось изо рта Гарпии, окутав воззрившихся на нее ангелов и демонов. – Иди же! Ты и так слишком долго ждала. Мы оба ждали.

Окружившие ее существа расступились, позволяя покинуть дом. Грифон остался один.

– Ты мне не нужен, – сказал страж узнику. – Мне нужен только он, – его когти протянулись к ангелу Паскаля Донских. – Закон един для всех!

– Здесь нет закона. Это место не принадлежит твоему миру.

– Как же тогда нам быть?

– Ты можешь просто уйти.

– Нет, не могу.

– Тогда ты можешь умереть здесь.

– Да будет так! – Грифон метнулся к ангелу, за которым пришел, но дыхание узника лишило его сил.

– Считай это моим подарком, – слова узника предназначались ангелу Прохора Донских. – Теперь ты можешь сражаться за свою жизнь на равных.

Другие демоны и ангелы расступились, оставляя двух существ наедине. Ворвавшийся с улицы сквозняк захлопнул открытые двери. Пара желтых листьев, которые ветер принес с собой, взметнулась к потолку.

Трое мужчин прошли в гостиную и, не ведая о том, что происходит рядом с ними, начали разговор, ради которого собрались в этом доме.

Зоргулы – пленники своей идеальной демонической природы, превращенные в ящеров за свои заслуги в те времена, когда они были демонами. Великие действа, доведенные до конца, масштабные войны на полях Эдема. Сражение со всеми, кто встанет на пути их планов, будь то ангел или такой же, как они, демон. Теперь они зоргулы – верные слуги Аида, заслужившие право продолжить жизнь, покинув мир Эдема непобежденными. От демонов в них осталось слишком мало, чтобы жалеть о прошлой жизни, – коварство и изощренность. Все остальное ушло в небытие, сгнило в утробе нового тела, поддавшись его соблазнам.

Холодный бесчувственный демон, веками преумножавший достижения, ограниченные его узким кругом интересов и целей, данных ему с рождения, здесь, в мире Аида, получал не только новое тело, но и вместе с ним способность чувствовать, необходимость удовлетворять потребности своей материальности. Здесь он был рабом своего тела. Слуга и хозяин, слившиеся в одном образе и ставшие нераздельными. Многообразие чувств, эмоций, помыслов – это меняло природу демона, затрагивало его корни, превращая в зоргула, огромную человекообразную рептилию, вынужденную справлять нужду, питаться, удовлетворять либидо, обреченную чувствовать боль, испытывать страх, подчиняясь законам материального мира Аида так же, как когда-то слуги демона, марионетки в людском обличии, подчинялись законам Эдэма.

Хмурое небо медленно опускалось на высохшую землю. Его густая масса, проткнутая невысокими скалами, стекала по камням вниз. Даже птицы, летавшие здесь днем, прижались к земле, заполонив ветви сухих деревьев, беспокоя гамом древесных духов. Скоро небо опустится так низко, что птицам придется покинуть облюбованные ими деревья, чьи сухие ветви проткнут эту густую массу, погрузившись в ее туманную непроницаемость. И тогда, когда небо нависнет над самой землей, оставив лишь небольшую прослойку жизни, толщина которой немногим превышает человеческий рост, – тогда мир Аида погрузится во тьму. Наступит ночь.

Остановившись, зоргул запрокинул голову и глядел на небо. Сумерки не страшили его. Ночь была другом. Она заставляла его врагов прижаться к земле, лишая фемитов их силы – крыльев. Ночью они не могли кружить высоко в небе, контролируя все, что происходит внизу. Ночью преимущество переходило к зоргулам. Нависшее над землей небо не мешало им передвигаться в оставшейся прослойке. Их ноги были сильными, тела крепкими и эластичными, что позволяло им покрывать большие расстояния, наверстывая то, что было потеряно днем. Ночь, эта безразличная ночь, сама того не подозревая, становилась их союзником и врагом их врагов.

Еще один зоргул остановился, наблюдая, как по сухим сучьям, проткнувшим серое брюхо неба, стекает слизь. Их было двое: тот, что смотрел на небо, и тот, что смотрел на сухое дерево. И каждый из них знал, что быть здесь сейчас они не должны.

– Дриадам, – прошипел зоргул, продолжая изучать сухое дерево.

– Он будет молчать, – шипение того, другого, что смотрел на небо.

Его длинный язык обвил сморщенную кору, словно шею предполагаемой жертвы. Дерево содрогнулось, издав протяжный стон. Вернее, содрогнулся дух, зависящий от жизни дерева.

– Надеюсь, что так, – сказал другой зоргул.

– Да. Надеюсь.

Тяжелые тела зоргулов осторожно заскользили дальше. Для них посещение этого места грозило жестоким наказанием. Закон был един для всех, так говорил Грифон, но сегодня, в эту ночь, они готовы были рискнуть. И причиной для этого были отнюдь не разум, не интриги и не мудрость. Зоргулов вела их собственная плоть. Они слышали ее зов, слышали божественное пение Семелы, чувствовали манящие запахи, долетевшие до них из этого запретного места, и не могли сопротивляться. Их вело вожделение. То, что не вызывало никаких чувств, когда они были демонами, теперь подчиняло себе разум. Оно пришло к ним вместе с новым телом. Плоть, подарившая столько нового, требовала чего-то взамен. Кто-то пользовал для удовлетворения своих потребностей тела отвергнутых, тех, кто был изгнан или не принят в царство покоя, скрытое от любопытных взглядов молчаливой тишиной Мертвого озера, заглянуть за горизонт которого не удавалось еще никому. Кто-то в попытках удовлетворить вожделение отлавливал существ более слабых, чем они, другие вступали в связь с существами, подобными себе.

Два зоргула, те, которые тайком пробирались между камней, помнили те времена, когда подобные связи порицались и даже наказывались. В них вступали, как правило, самые слабые существа, изгои, упавшие на дно Аида. Но времена те давно прошли. Эталон красоты пал вместе с прежними законотворцами. Ничто не вечно, кроме Аида, Эдема и отведенного им времени. Три неизменных истины, состоящих из многообразия меняющихся форм и обличий.

Пение стало слишком громким, оно окружило двух зоргулов. Свет костров, поджаривавших брюхо нависшего неба, ослепил глаза. Красота, начавшаяся с трех сестер и преумноженная веками, обступила их. Запахи сотен обнаженных существ вскружили голову. Их кожа была идеальна: блестела пропитавшими ее маслами и благоухала множеством пленительных запахов. Их груди были божественны и разнообразны – ни одной повторяющейся пары. Глаза сочетали в себе все: от порока и похоти до скромной невинности. Множество образов, способное удовлетворить вкус любого, кто приходил сюда. Высокие, низкие, полные и худые, строптивые и покорные – их объединяло лишь одно: женское начало, забытый эталон красоты, созданный разбивать сердца и заставлять их биться. Они окружили своих гостей, ослепили их своими улыбками. Их нежные руки ласкали грубую кожу зоргулов. Их рты были открыты, что позволяло безгубым человекообразным рептилиям проникать в их теплую слизистую полость длинными языками, обвивать нежную кожу, наслаждаясь ее тонким вкусом. Сотни дыханий окутали тела гостей теплом. Множество губ потянулось к их огрубевшей коже.