— Поможем вам? — спросил огорошенный Джек. — И чем же именно?

— Поможете покинуть Бельчите. Пересечь линию фронта, пройти мимо позиций республиканской армии и добраться до безопасного места.

— Вы сами не знаете, что говорите, — сказал Райли.

— Я видела ваши войска, окружившие город, -ответила монахиня. — Если не случится чуда, — добавила она дрожащим голосом, — Бельчите будет разрушен.

— Нет, если они сдадутся.

— Вы же сами прекрасно знаете, что этого не случится, — возразила доминиканка. — Иначе вы бы не рисковали жизнью, пытаясь вытащить из церкви ваших красных друзей. Или я не права?

— Они нам не друзья, — подчеркнул Джек. — И вовсе не красные, насколько нам известно. По правде сказать, мы и сами не знаем, кто они.

Монахиня в недоумении нахмурилась.

— Но тогда... Тогда почему вы...

В ответ Джек лишь пожал плечами.

— А какая разница?

Монахиня прищурилась, силясь понять, насколько тот искренен.

— Вы понимаете, насколько опасно то, о чем вы просите, сестра Каридад? — спросил Алекс. — Если нас схватят, то расстреляют всех.

— Вас и тех, других, без сомнения, — ответила она. — Что же касается нас, то мы всегда можем заявить, что нас заставили. В конце концов, — добавила она, комично-невинным жестом прикасаясь к маленькому деревянному распятию на шее, — мы всего лишь бедные беспомощные сестры.

Райли покачал головой.

— В любом случае, — обреченно произнес он, глядя на сержанта, — какая разница, восемь человек или восемьдесят? Так или иначе, у нас нет выбора.

— Но как мы все это провернем? — не унимался галисиец. — Незаметно войти в церковь, незаметно забрать оттуда пятнадцать или двадцать человек и так же незаметно вывести их из города — уже само по себе невозможная задача. А если мы еще и потащим с собой целую богадельню старых кляч в белом, — продолжал он, глядя на мать-настоятельницу, — то можно гарантировать — нас совершенно точно расстреляют.

— Знаю, знаю, Джек. Но я что-нибудь придумаю. Сейчас наша задача — проникнуть в церковь, а для этого нам нужны они.

— А что будет с нами? — нахмурился сержант. — Ты серьёзно?

— Кончай вздыхать и давай шевелись! У нас и так осталось, — Алекс взглянул на часы и обеспокоенно поднял голову, — меньше пяти часов, чтобы всё завершить и вернуться в лагерь, прежде чем кто-нибудь заметит наше отсутствие.

Доминиканка вышла из кабинета и обошла один за другим шесть келий, разбудила монахинь и приказала им немедленно одеться и спуститься в часовню.

Затем все трое проследовали в часовню, которая соединялась с монастырем внутренним переходом. Часовня оказалась намного больше, чем они ожидали, ее украшали витражи и картины с изображением страстей Христовых.

В ожидании монахинь Райли сел на скамейку в первом ряду, напротив алтаря, и с мимолетной грустью подумал о том, что эти произведения искусства, как и многое другое в стране, будут уничтожены всего через несколько дней или даже часов. Война уничтожала не только живых людей, но и память о давно умерших.

Спустя несколько минут появились первые монахини — маленькая группа из трех человек. Несмело перешептываясь, они застыли посреди часовни с широко открытыми глазами, увидев рядом с матерью-настоятельницей двух мужчин в черном, глядящих на них с таким же удивлением.

— Но это же... это... — еле выговорил изумленный Джек.

— Послушницы, — пояснила сестра Каридад. — Эта обитель — семинария для послушниц, а вовсе не богадельня для старых кляч в белом, как вы решили.

Несмотря на то, что все они были одеты в мешковатые рясы и укутаны до самых бровей в апостольники и покрывала, которые у послушниц были не черными, а белыми, Джека поразила красота будущих монахинь. Многие девушки невольно зарделись при виде двоих мужчин, что сделало их в глазах сержанта еще привлекательнее.

— Очевидно, я умер и попал на небо, — пробормотал он, не сводя с них глаз. — Теперь я понимаю, почему столько парней хотят стать священниками.

— Не кощунствуйте, — гневно нахмурилась монахиня.

— Простите его, — вступился Райли. — У бедняги уже несколько месяцев не было... короче, вы понимаете, о чем я.

— Ну и пусть потерпит ещё один день, — отрезала она. — Потому что если он хоть пальцем тронет кого-нибудь из моих девочек... — с этими словами она ткнула пальцем в грудь Джека. — Вы меня поняли?

— Да понял я, понял, — ответил Джек, по-прежнему глядя на девушек, как ребенок смотрит на коробку конфет. — Никого не трогать — даже пальцем.

Шествие послушниц замыкали три монахини — на сей раз самые настоящие. Как объяснила сестра Каридад, они обучали и наставляли послушниц во время их пребывания в семинарии.

Когда все расселись на скамьях часовни и мать-настоятельница удостоверилась, что все в сборе, она поднялась на амвон и, представив Алекса и Джека, наскоро объяснила, не вдаваясь в подробности, как и почему они мужчины оказались этой ночью в обители и какие последствия это может иметь для всех.

Первой реакцией монахинь было недоуменное молчание, затем послышался глухой ропот, нарастающий, словно подземный гул перед землетрясением. Кто-то изумленно охнул, а большинству казалось, что они все ещё спят и видят кошмарный сон.

— Минуточку! — вмешался Райли, он встал и поднял руки, призывая к вниманию. — Я так понимаю, что вы все ещё сомневаетесь, но вопросы следует задавать нам, а не друг другу.

Одна из монахинь, почти такая же старая и безобразная, как сестра Каридад, с грозным видом встала и повернулась к настоятельнице.

— Значит, вы считаете, что мы должны уйти отсюда по приказу этого проклятого красного?

— Нет, сестра Грасиа, — категорически заявила та. — Потому что так говорю я.

— Но почему? Почему вы их слушаете? — кивнула монахиня в сторону интербригадовцев. — Они же враги! Неужели вы не понимаете?

— Сестра Грасиа, я все прекрасно понимаю. И делаю это ради общего блага, в том числе и вашего.

— Здесь был мой дом на протяжении двадцати лет, — не сдавалась та. — Это был наш общий дом, мать-настоятельница. Мы не можем просто так его бросить, потеряв все, что создали.

Тогда заговорил Райли:

— Я все понимаю, сестра. Понимаю, как это для вас тяжело... для вас всех. Но завтра утром прилетят республиканские самолеты и начнут бомбить город, и тогда уже никто не сможет уйти.

— Но это же монастырь! — все ещё не верила она. — С какой стати они собираются бомбить монастырь?

— Они будут бомбить все, — невесело пояснил Алекс. — Дома, церкви, монастыри. — В Бельчите нет безопасного места.

— Здесь прочные стены, — заметила другая монахиня, которую представили как сестру Лусию. — А кроме того, мы можем укрыться в подвале и переждать, пока все кончится. У нас достаточно воды и пищи.

Райли покачал головой.

— Стены вас не спасут. Даже если само здание и выстоит после бомбежки, в чем я сомневаюсь, потом сюда двинутся танки, и двадцать пять тысяч республиканских солдат пойдут на штурм города, и тогда, — он смущенно почесал затылок, — может случиться что угодно.

— Что вы имеете в виду? — спросила одна из послушниц, от силы лет восемнадцати, сидевшая в первом ряду.

Лейтенант бросил на мать-настоятельницу умоляющий взгляд, надеясь, что та придёт ему на помощь, но она, видимо, была рада переложить на Райли тяжкую обязанность объяснить все самому.

— Видите ли, они... — замялся он, подыскивая слова. — Среди них есть очень плохие люди, у которых в руках оказались винтовки, а вы... вы все слишком...

— Слишком — что?

— Слишком молоды и красивы. И они... — Алекс окинул взглядом все эти невинные лица и не смог договорить.

Сестра Каридад нетерпеливо шагнула вперед и громким ясным голосом произнесла:

— Если красные сюда ворвутся, нас всех убьют... Или ещё хуже...

Суровая речь сестры Каридад развеяла последние сомнения послушниц и остальных монахинь, и те со вздохами сожаления отправились в свои кельи, чтобы собрать те немногие вещи, которые могли взять с собой.